— Не такой, как у тебя.

— У меня? — Ли посмеялся. — Меня повысили от подстилки до мальчика на побегушках.

— Ты, — Элай подошел ближе, — очень глубоко ошибаешься. У нас немного разные уровни, не находишь? За банку колы перед кем-то стелятся только отбросы, такие как ты. — Он ткнул пальцем Ли в грудь. — Радуйся, мальчик на побегушках, хоть этому. Хороший карьерный рост.

Ли схватил в кулачек палец Элая. От этого он непроизвольно вздрогнул, вспомнив, что можно сделать с пальцами. Сломать, например.

— Я радуюсь. — С улыбкой сказал Ли. — Тому, что сенаторский сынок теперь отсасывает Олиа вместо меня.

— Да пошел ты. — Элай выдернул свой палец из кулака Ли. — Завидуй молча, как и все остальные. Придурок.

***

— Керхман, ты без меня и дня прожить не можешь? — Олиа проигнорировал нового смазливого секретаря Керхмана, который что-то пытался сказать. Если альфа так нагло дергает его каждый день, то и Олиа больше не будет расшаркивать ножкой перед ним. Ему было хорошо и в душе с Эвансом. Они если бы и не потрахались, так точно еще немного потискались. А пришлось стягивать мокрые волосы в хвост и искать сухие вещи, чтобы за несколько минут примчаться сюда.

У Олиа были проблемы не только с запахом. Он очень слабо пах, и так же слабо различал посторонние запахи. Он не заметил даже терпкий родной запах, который расползся по всему кабинету Керхмана. Альфа, наоборот, был чувствителен и часто открывал окно, даже зимой. Но не сегодня. А Олиа даже так не смог учуять запах папы. Отчасти из-за того, что он походил на Эванса.

— Вот и сын пришел. — Сказал Рене тихо, глядя на Олиа.

Керхмана в кабинете не было.

— Ты теперь у нас начальник? — Олиа прошел вперед. Встал по другую сторону узкого стола и постучал пальчиком по столешнице.

— Пока нет, он вернется через пять минут. Сядь.

Олиа не хотел встречаться с папой по простой и жалкой причине: он не знал, как себя с ним вести. Глупо начинать приставать к нему с вопросами о его причастности к убийству Питера, глупо ждать какого-либо признания. Рене, в конце концов, умел выкручиваться и расставлять приоритеты.

Нужно было вести себя как обычно и показывать свою паранойю, и еще что-то сказать про Тая. Потому что так принято. И не надо, чтобы Рене раньше времени думал, что Олиа что-то подозревает.

Олиа отодвинул стул и сел на краешек.

— Ты так хотел меня увидеть, что даже бедного Нила подкупил?

— Он сам решил мне помочь. И тебя так удивляет мое желание увидеть своего ребенка? Ты вообще, заметил, что случилось с твоим братом?

Олиа в последнюю неделю, все пытался угадать, как папа отнесется к самоубийству Тая. И насколько он расстроится. Решил, что по десятибалльной шкале его расстройство может потянуть даже на твердую пятерочку.

— Он умер. — Олиа пожал плечами. — Трудно не заметить.

Папа сегодня был не накрашен, волосы лежали не в идеальной прическе, а были свернуты в страшный кривой пучок. И в руках он крутил затемненные очки. Видимо, пытался скрыть выступившие синяки под глазами. И запах немного состарился, и уж точно сейчас не пытался привлечь собой альф. Было похоже на то, что папа переживал.

Рене слегка покачал головой. Олиа его не торопил с разговором. Он хотел дождаться Керхмана, чтобы тот спровадил Рене домой и объяснил Олиа причины своего такого нехорошего поведения. И, правда, лучше бы с Эвансом остался в душе. А то, как бы он теперь на Ли не набросился. Эти двое были явно заинтересованы друг другом и могли натворить то, что Олиа бы не понравилось.

— Ты не хотел со мой видеться? — прямо спросил Рене. — Я знаю, что этот альфа не мог тебе запретить.

— Мог. — Оборвал Олиа. Он скрестил руки на груди и откинулся на спинку стула. Выглядел не очень дружелюбно, и ничего не мог с собой сделать.

— Что-то не так, Олиа? — папа наклонился вперед, внимательно высматривая что-то в глазах у Олиа. Сейчас он выглядел как родитель, который пытается выведать тайны у подростка. — Ладно, —он натянул усмешку на лицо, но быстро ее спрятал, опять сжав губы в ниточку. Запах усилился, значит, папа нервничал, — закончим с этим цирком. Только объясни мне, что происходит, и я от тебя отстану.

— А что происходит? — Олиа пожал плечами. — Мы же не семья с тобой, ты знаешь это. Зачем нам теплые отношения?

— Не семья? — спросил папа. Он нервно перебирал в пальцах дужку очков и прямо уже не смотрел. — Я не собирался ударяться в чувства, но у меня умер сын. И оказалось, что это больно, Олиа. И я не хочу терять второго.

Олиа смотрел на этого омегу и ничего не понимал. Папу они с Таем не воспринимали как родителя лет с пяти, как раз с того времени, как оказались в детском доме. Да, они иногда скучали, но скучали из-за того, что папа мог дать им лучшую и красивую жизнь. Он мог бы снова покупать им красивые игрушки и баловать сладостями в те моменты, когда появлялся в их доме на несколько дней. Можно сказать, что без папы их уровень жизни падал. Вот за это они его и любили.

В пятнадцать лет папа неожиданно оказался еще и хорошим другом, который в подростковой жизни понимал больше, чем они с Таем, и так же любил погулять и принарядится. Он оказался подходящей компанией и другом.

Но потом заставил Тая рожать, не поддавшись на сопливое «не хочу», очень громко ругался с Питером, когда понял, что тот втягивает Олиа в свой нехороший бизнес и всячески пытался этому помешать.

Папа никогда не был папой. Просто был омегой, который их когда-то родил. Вот и все. В этом контексте версия Олиа о том, что это Рене подставил его, выглядела довольно стройно. Эванс не верил, рассказывал зачем-то про своих родителей, и говорил, что любой родитель в принципе не может так поступить. Как будто забыл из-за кого он тоже здесь оказался. Даже смешно становилось.

Папа чего-то ждал. Возможно, какого-то ответа от Олиа.

— И что ты для этого сделаешь? — спросил Олиа. Он, наконец-то справился с волнением. Стало спокойнее. Он привык к папиному запаху, привык к тому, какую какофонию он создает вокруг, смешиваясь с остатками шлейфа Эванса. В учебниках писали, что запах биологического родителя всегда успокаивает детей. Олиа и от этого стало смешно.

Папа хотел что-то сказать, но Олиа перебил:

— Энди — твой второй и первый ребенок, а не мы с Таем.

— И что ты этим хочешь сказать?

— Я не понимаю, почему ты разводишь здесь сопли. — Олиа наклонился вперед. — Еще раз спрашиваю: что тебе надо?

Рене замолчал. Только крутил свои очки, поглядывал на Олиа своими опухшими глазами, порывался что-то сказать, но останавливал себя и не произносил ни слова. Олиа надоело разглядывать его, он поводил взглядом по кабинету. У Керхмана на столе лежала недоеденная шоколадка, которая прикасалась боком к кружке с чем-то горячим, и уже немного подтаяла. Как будто Керхмана отсюда неожиданно выгнали. Но, зная папу, можно предположить, что так и было.

В дверь требовательно постучали.

— Мне надоело флиртовать с секретарем. — Послышался насмешливый голос Керхмана, а следом непонятное пищание того самого секретаря.

Папа оглянулся на дверь через плечо.

— Я узнал, что твое дело решили пересмотреть. — Сознался он глухим голосом.

Вот они и добрались до сути. Олиа удивился, что так быстро, но, видимо, Керхман ускорил процесс. Олиа утвердительно кивнул, следя за реакцией папы.

— Что-то новое узнали?

— Узнали. — Подтвердил Олиа. — но тебе же уже все рассказали, да? Мне мои люди сказали, что ты узнавал об этом еще месяц назад.

— Ты за мной следишь? — с улыбкой спросил папа и снова повернулся. Керхману окончательно надоело торчать под дверью, и он зашел внутрь. Выразительно поднял одну бровь и постучал по запястью, на котором именно сегодня не оказалось часов. Но намек был понятен.

— Я за тобой не слежу. — Олиа заговорил несколько тише. Вот он уже и не сдержался. Папа не только интересовался, он хотел настоятельно пообщаться с подкупленным патологоанатомом, а потом и с прокурором и даже с судьей. Они бы не отказали, но Олиа все свои силы бросил на то, чтобы обезвредить для себя многочисленные папины связи.