Собрав по местным базарчикам традиционную сувенирную дребедень от местных умельцев – живопись начинающих и опытных художников, керамику с искусными узорами, выполненную в бело-голубых тонах, тканые ковры разных размеров, зеркала в причудливых рамах, добротную кожаную обувь, фигурки верблюжат, резные шкатулки и бусы, плетёные птичьи клетки всех размеров, мини-мозаики и керамику с видами местных дверей, мы вернулись в столицу Туниса.

– Маршрут запомнила? – ворчливо спросил Саша, о, pardon, месье Гастон.

Он как-то сразу после нашей «свадьбы» начал ворчать и хмурить лоб. Я безумно его чем-то раздражала, вот только не знаю, чем. В доме я как образцовая офицерская, то есть, как докторская жена, сразу всё выскребла, обеды готовлю, в постели ублажаю, на людях уважаю, а милому всё никак не угодишь.

– Запомнила, – кивнула я, чтобы он не расстроился.

– В следующий раз съездим на метро или на автобусе, и всё, дальше сама, мне там лишний раз светиться незачем. В городе должны запомнить тебя, а не меня.

– Хорошо! – жизнерадостно ответила я, а Саша вновь нахмурился.

Ну, и пусть! Мне было радостно. Может, я и круглая дура, но я с любимым мужчиной в самой настоящей Африке, в Тунисе, про который не то что мои ученики, а и мои однокурсники только на уроках географии и слышали, а кругом море, солнце, фрукты, памятники древней архитектуры и рестораны изысканной кухни. При этом мы каждую неделю куда-то ездим, встречаемся с интересными людьми, а в наших маленьких путешествиях Саша трогательно обо мне заботится.

Самое трудное было – разлука с семьёй, всё-таки я типичная маменькина дочка и дедушкина внучка, общения с ними мне не хватало, но условие было жёстким – никаких звонков. Я француженка, и никаких связей в России у меня быть не может. Зато я должна интересоваться модой и искусством. Антикварные лавки и базарчики – это одно, но в Тунисе были и национальные галереи, напоминавшие султанские сокровищницы, и арт-студии и мастерские настоящих одарённых художников – хоть в том же Сиди-бу-Саиде, и в Тунисе, в Суссе, Хамаммете и Монастире. Я успешно делала вид, что изучаю арабское декоративно-прикладное искусство какого-то там периода, и под этим прикрытием встречалась с уймой народа. Однако пока никто из этой уймы не годился для вербовки, или же я сама была завербована так быстро, что не успела нажить бесценный шпионский опыт.

С модой было сложнее: всё же Тунис – арабская мусульманская страна, и нравы здесь весьма строгие, особенно в отношении дам. И хотя государство в этой стране светское, моду диктует религия, так что я научилась носить длинные юбки с укороченными жакетами поверх блузок с длинными рукавами и, конечно, платки.

На мой двадцать четвёртый день рождения в феврале 1997 года мы решили устроить романтический уикенд на Джербе. Остров Джерба – центр рыболовецкой жизни Туниса, и мы с Сашей решили воочию увидеть «пятый сезон», существующий только здесь, и попробовать в уютных ресторанчиках Хумт-Сука, главного города острова, самые вкусные блюда из рыбы с финиковым ликером или хорошим вином. Приехав на остров, мы отправились на экскурсию на Медину, старый город, прошлись по узким улочкам с колоритными торговыми лавочками, которые расположились замысловатым лабиринтом. Тут переплелись разные традиции и культуры, и рядом с евреями, основавшими первые поселения, мирно сосуществуют мусульмане. Потом мы заехали в синагогу Эль Гриба в маленькой деревушке Эр Рияд, где иудеи молятся уже более двух тысяч лет. Там-то всё и случилось.

Исламские фундаменталисты и раньше норовили прервать благочестивое чтение Торы и отправить седых раввинов к их предкам. Как раз накануне, в 1995 году, фанатик-полицейский расстрелял трёх человек. Мы попали примерно в такую же заварушку – на выходе из синагоги толпу расстреляли фанатики из реакционно настроенной молодёжи. Акция была рассчитана на устрашение, так что стреляли они больше вверх, и никто не пострадал, но люди были чудовищно напуганы. Мы с Сашей больше боялись встречи с местной полицией.

– Немедленно валим отсюда, пока кавалерия не прискакала, – велел мне Саша, вытащив неимоверными усилиями из толпы на обочину.

– В отель?

– С острова! Живо!

– А вещи?

– Позже позвоним в отель, и нам их отправят. В порт, Полет! Бегом.

Мы переправились на материк на пароме, оттуда самолётом вернулись в Тунис. И только там Саша вдруг чертыхнулся.

– Bon Dieu de merde!

– Что? – задохнулась я от страха.

– В чемодане осталась моя записная книжка.

– Это которая с кодами нашего шифра?

– Она самая. Чёрт! Надеюсь, они её не найдут.

Как показало время, надежда оказалась напрасной. Полиция устроила на райском острове адскую облаву, стремясь перехватить участников и организаторов теракта, а заодно исключить повторение подобного. Всех, кто был на острове, допросили, а тех, кто успел уехать, разыскивали. По всем отелям наряды полиции проверили документы и досмотрели вещи туристов. Пара брошенных сумок не могла не привлечь их внимания, и Сашина книжечка их очень заинтересовала.

Когда за нами пришли, Саша выпрыгнул в окно. Судя по тому, как на меня давили в участке, его не догнали, и ему удалось уйти. Мне так не повезло. Раздражённые моим молчанием, стражи порядка чуть было не применили ко мне физическое воздействие, но вовремя опомнились и швырнули в камеру.

Вот тут я испугалась по-настоящему. За шпионаж мне светило пожизненное или казнь, так что пора выбираться из этой передряги. Я огляделась и вспомнила детскую загадку – ни окон, ни дверей, полна горница людей. Душная камера была полна женщин – то ли воровок, то ли проституток, то ли даже убийц. Впрочем, вскоре меня перевели в одиночку, и дни потянулись бесконечной чередой. Наконец со мной захотел поговорить какой-то супер-следователь, и ранним утром меня повезли на допрос в полицейском автобусе. Я сжалась в комок страха и паники, и прозевала поворот судьбы. На крутом повороте автобус влетел в повозку с какими-то корзинами и перевернулся. Очнувшись на потолке перевернувшегося салона, я выползла через разбитое стекло наружу, сдирая в кровь колени. Обернувшись на мёртвого солдата из конвоя, заметила ключ, вывалившийся из его кармана. Схватив его, встала и на полусогнутых дрожащих ногах ушла с места аварии.

Ушла я тогда не далеко – свалилась в каком-то переулке. Очнулась в небольшом доме на окраине Туниса – меня подобрала пара пожилых стариков, вышедших ранним утром на рынок. Женщина была за то, чтобы сдать меня в полицию, дедок не торопился. Они оставили меня у себя. Треснувшие рёбра срослись, сотрясение мозга тоже как-то прошло, несколько недель, и я уже хожу по чисто выметенной комнате и выметаю её ещё чище. Но однажды со стариком пришёл мужчина. Бегло оглядев меня, он отсчитал старику деньги и забрал меня. Вырваться не получилось, и я оказалась в борделе.

Можно было бы детально описать ужас, который испытывает нормальная женщина, случайно оказавшаяся в подобном месте. Описать оргии, которые там устраивали для вип-клиентов, когда пускали одну женщину по кругу. Описать, как сажали на иглу непокорных бунтарок, и как они отдавались за дозу во время ломки. Описать, как избивали до потери сознания, но так, чтобы не оставлять внешних следов. Описать, как девчонки выторговывали друг у друга тональный крем, чтобы замазывать огромные кровоподтёки от засосов. Описать, как некоторые, как я, сразу, глотая страх и слёзы, соглашались на секс и риск поймать сифилис, чтобы хоть на время отдалить избиения и попробовать избежать наркозависимости. Но я не опишу.

До сих пор содрогаюсь, вспоминая ту чёрную страницу моей биографии. Никогда и никому о ней не расскажу. Слишком гадко на душе становится. Впрочем, там я забыла про душу, слишком гнусно истязали моё тело. Убить себя не давали. Продлился тот ад больше месяца, а потом опять счастливый случай – девушки подняли бунт, началась драка среди клиентов, охрана борделя была сметена разъярёнными бабами и наркоманами, и мне снова удалось сбежать и выбраться на окраину города, бредя, пригибаясь, по какому-то отвратительному вонючему арыку.