Мы тяжело дыша, после таких кровавых поцелуев, несговариваясь, бросились раздевать друг друга, затрещала материя, у меня отлетели пуговицы с рубахи.
– Мексиканские страсти… – покачала головой Ирка.
– Лёха! Подмени нас! Мы задержимся! – крикнул я в закрывающуюся дверь…
До конца нашей работы оставалась три дня, сегодня была зарплата. Заплатили нам вполне приличную сумму, девчонки уже давно потратили в уме все деньги на свои девичьи радости: всякую косметику, бантики и юбочки. Парни прикидывали – купить магнитофон, или всё же не тратить деньги? Я купил два винила – Битлов и АББА. Работать уже не хотелось, и на смене мы только дрыхли и играли в карты. Мы с Людой решили походить по магазинам и пожрать каких- нибудь сладостей с получки. Накупив конфет, мы решили прокатиться на такси.
– Куда? –небрежно спросил водитель.
– Прямо, – так же невежливо ответили мы.
Мы сидели на заднем сиденье и целовались с шоколадной конфетой во рту, как вдруг машина резко остановилась. Впереди стоял постовой с жезлом, водитель вышел, начал показывать какие-то документы, поглядывая на нас. И тут я, положив на сиденье горсть конфет, сказал Люде:
– Выходи медленно, не торопись…
Она большими глазами посмотрела на меня, зажала рот себе рукой и вышла из машины.
– Я там… это… на заднее сиденье положил… мы приехали… – сказал я водителю, тот посмотрел на нас не добро, номилиционер что-то долго смотрел у него в документах. Мы не торопясь прошли мимо них и свернули в первую боковую тропинку с тротуара. Пройдя немного, мы побежали, смеясь и оглядываясь. Оказавшись перед кинотеатром «Луч» мы быстро побежали к кассе.
– Два! На ближайший! Последний ряд! – запыхавшись сказал я
– Десять минут как идёт, – меланхолично сказала кассир.
Я кивнул.
Шла французская комедия с Ришаром и Депардье по поиску своего сына. Мы пробрались на середину последнего ряда и огляделись – народу было мало.
– Ну…ты! Ну… ты… – Люда не могла закончить. – Ну ты…. и авантюрист!
Мы не могли никак отдышаться.Потом, отдышавшись, мы начали перешептываться о том, как на самом деле звучат голоса главных героев, на нас зашикали немногочисленные зрители. Мы смотрели, как сынок ради неразделённой любви громит трубой машину своих незадачливых папаш.
– Дебил! – сделала заключение Люда, и расстегнула мне брюки.
– Ты чего?
– Думаешь, ты один способен на авантюрные поступки? – и она аккуратно села сверху, чуть охнув.
На разборке двух папаш с сыном и его бандой в баре, мы уже тихонько выходили через вход из кинозала с осоловелыми глазами и красными лицами.Проверив, не караулит ли нас таксист в холле, мы на цыпочках прошли мимо кассы и удрали в парк есть мороженное.
Мы сидели под тряпочным зонтиком и ели мороженное из металлических пиал на длинных ножках.
– Мммммм,.. – протянула Люда. – Люблю мороженное! В детстве в Москве ела Баскин Роббинс! Вот это была вкуснотища! До сих пор помню!
– Нееее, самое вкусное- в вафельных стаканчиках!
– Ты Баскин Роббинс не ел!
– Это да, не ел. Название какое-то собачье!
Она звонко засмеялась.
– Ээээх… кто меня так ещё будет веселить? – и она посмотрела куда-то мимо меня.
– Расскажи, что ты прочитала интересное в последнее время, – я перевёл тему.
Она вздохнула и вернулась из своих мыслей обратно.
– Дурацкий местный журнал «Новь»! Каким дебилам разрешили его печатать?
У меня аж ложечка упала на пол.
– Не переживай, я тебе свою дам, – и продолжила. – Открываю этот журнал, эту «Новь», а там неопубликованные письма Сергея Есенина к Дункакн! Ну-ка, ну-ка! Читаю – ничего не понимаю, какая-то билиберда и стихи внизу с надписью «неопубликованные». Так… ага… Моя ты девочка, Дункан. Твоё гнездо, как мой стакан! Я аж офигела! Когда это Есенин такое писал? И что за гнездо такое? И подпись, как сейчас помню, эту дебильную: «сархивами работал Ося Б.». Я потом всё-таки взяла для зачета несколько неопубликованных писем. Сдала, кстати. Поним даже половина девчонок курсовые написали. Вроде сдали все. Но журнал, конечно, дурацкий, хоть и местный.
– А ты знаешь, – заговорщицким голосомспросил я. – Кто это – Ося Бэ.?
– Нет, конечно! Кто?
– Ну, угадай.
– И как я это, интересно, сделаю? – она уже доедала мороженное, как вдруг она подпрыгнула, вазочка с остатками мороженного полетела на пол, она привстала, пластиковый стул упал. – Тыыыы? Ося Бэээ – это ты? Ты пишешь в этот дебильный журнал?
Я кивнул, она залилась смехом, согнулась пополам и облокотилась на стол.
– Погоди, погоди, – проговорила она сквозь смех и кашель. – Сейчас… Ося Бэ… это… это… Остап Бендер?
– Да.
Она просто билась в истерике, на нас смотрели все посетители кафе, к нам подошел официант.
– Девушке плохо? – спросил он учтиво.
– Девушке хорошо, – сказал я. – Если бы всем было так хорошо, на Земле был бы вечный карнавал, как в Рио-де-Жанейро.
Официант посмотрел на нас и скривился.
– Приятного аппетита, – сказал он сквозь зубы и ушел.
Люда поставила стул, села на него, а сама легла на стол.
– Не смеши меня больше… у меня уже живот болит… – простонала она. – А стихи про гнездо, сам сочинял?
– Сам, за пять минут.
– Зачем ты это пишешь? Про гнездо…Ой! Я не могу больше!
– Там платили нормально…
– Ты … пошли домой, Ося Бэ…
– Мой любимый книжный герой.
– Такой же авантюрист и мошенник, как ты…
Мы уезжали домой.
Нас ждал автобус. Багажа прибавилось, особенно у девчонок, они целый день ходили по торговым центрам и набрали всяких дорогих тряпок. На перроне было как-то грустно, причем всем. Для нас закончилась целая эпоха, как Ренессанса илиПросвещение, мы были перерождены и чему-то научены за этот месяц. Наш вагон был плацкартный, и нам даже выдали постельное бельё – забота комбината. Но от такого комфорта веселей не стало, все молча разлеглись по полкам и уставились в окна. Каждый с кем-то расставался, каждый к чем-то прощался.
Лёха купил нарды и ходил по вагону с предложением сыграть. Правил толком никто не знал, и все отказались, кроме Генки. Мы ехали уже час, и я из своего первого купе пошел в последнее, где была Люда с подругами.
– Пойду, поговорю, – сказал я своим соседям по купе.
Она лежала на нижней полке лицом в подушку, рядом с ней сидела Ирка и что-то говорила ей на ухо. Увидев меня, Ирка грубо воскликнула:
– О! Туды-растуды твою налево! – материться она умела и, видимо очень любила. – Явился!
Люда вся напряглась и что пробормотала в подушку.
– Уходи, – просто сказала Ирка.
Я положил на Людину полку погнутую фляжку с одного бока – привет от хулигана – и,глубоко вздохнув, ушел.
– Дышит он! – зло кричала Ирка на весь вагон. – Дома дышать будешь!
И дальше указала мне всем известное направление, по которому мне нужно идти, и прихватить с собой друга Лёху. Хорошие всё-таки подруги у Люды! Не оставят в трудную минуту!
– Поговорил? – спросили меня.
– Послушал.
– Тоже нормально.
Я залез на полку и достал Джека Лондона. Человек хотел жить и уползал от волка, волк тоже хотел жить и догонял человека. Человек потерял нож, а у волка были клыки. Борьба была не равная. Человек полз…
– Физмат опять читает «короля пиратов», – налице у Люды был яркий макияж: глаза густо подведены, векинакрашены, ярко-алые губы, скулы были вычерчены, я никогда такой её не видел. Я повернулся набок, подложил руку под голову и смотрел, как она листает книгу.
…Не видать конца и края –
Только синь сосёт глаза… – процитировал я великого поэта.
Она хмыкнула, достала фляжку с гнутым боком.
– Вы с Есениным оба пьяницы и обаятельные мерзавцы.
Она побултыхала фляжкой.
– Полная?– спросил я
Она кивнула.
– Купила пятизвездочный коньяк.
– Зайдёшь ко мне? А то у тебя подруга меня чуть не съела.
Она шустро залезла ко мне на полку.
– Здесь всё началось?– спросила она