– То-о-оня, – позвала я громко, потому что слух у нее в последнее время становился все хуже.

В кухне клубился туман от пыхтящих кастрюль и шипящей сковородки. Прабабушку не сразу и заметишь здесь. Но вот она вынырнула, как ежик из тумана, и схватилась за сердце:

– Стаська! Напугала! Я чуть всю перечницу в суп не сыпанула. Разве можно так подкрадываться?

С чего начать разговор? Как вообще начинают подобные разговоры?

– Тоня, а ты не могла бы у родителей попросить для меня денег? – я решила начать с места в карьер. И присела на табуретку, съежившись, как перед уколом, в ожидании бабушкиного вердикта.

Бабушка насторожилась и открыла форточку.

– Денег? Ты хочешь что-то купить?

Конечно, я могла и соврать. Сказать, что да, мне просто позарез нужны сережки, коньки, интернет-игра, в конце концов. Кстати, именно игра спасла бы положение – не надо было бы отчитываться и демонстрировать коньки. Если бы я только могла соврать! Но в том-то и дело, что я не могла, не умела, сколько раз ни пыталась, все равно сама себя выдавала. Наверное, это у меня какой-то физический дефект. Стоило соврать, как тут же начинала кружиться голова, лицо покрывалось пятнами и горело, а я признавалась, что сказала неправду.

– Не совсем, – протянула я уклончиво, – надо помочь одному человеку.

Я видела, как переменилась бабушка, будто маску надела. Ее лицо стало непроницаемым, губы вытянулись в тонкую линию, а взгляд, который минуту назад был любопытным, стал пустым и чужим. Ну, вот и все.

– Кому? – холодно спросила она.

Я уже понимала, что это бесполезно, но все-таки вяло рассказала про Леночку, про срывающийся голос Ромкиной мамы в кабинете Марины Владимировны, про непривычно тихого Ромку.

– Совсем родители за детьми не следят, – помешивая суп, сказала бабушка. – Бедный ребенок, как пить дать инвалидом останется, если вообще выживет.

Я с надеждой вскинула голову: может, я ошиблась и бабушка поможет?

– Им деньги нужны на обследование, – напомнила я тихонько.

– Ну, вот пусть теперь и ищут спонсоров, раз не смогли ребенка уберечь.

Конечно, я ждала такого ответа, но все равно не выдержала.

– Как ты можешь? Это же несчастный случай! А если бы это со мной? Да и вообще ты всегда меня учила быть доброй, помогать близким.

– Вот именно: близким, – повысила голос бабушка. – А много ты близким помогаешь? Давно посуду последний раз мыла? А в магазин я тебя сколько раз просила сходить? Что ты отвечаешь? Занята! Уроки! Хорошо быть добренькой за чужой счет: родители должны вкалывать с утра до вечера, а ты будешь деньги кому попало раздавать?

Я буквально задохнулась то ли от несправедливости, то ли от тяжелого куриного запаха.

– При чем тут это? Люди в беде! И не кто попало. А Ромкина сестра!

– Людям твоим головой надо было думать. А не ждать помощи теперь. Проще простого ходить и побираться. Я никогда ни у кого не просила денег! И никто мне никогда не помогал. Только наоборот.

– Поэтому и не помогали, что ты жестокая, – я уже кричала на весь дом, – ты злая, ненавижу тебя!

Я схватила тарелку и швырнула на пол, осколки разлетелись по всей кухне, но этого мне показалось мало, хотелось как-то наказать бабушку, и я сжала ладонь с осколком. Пусть кровь, пусть Тоня видит, какая она жестокая. Я сдернула с вешалки куртку и выскочила за дверь. Теперь я не старалась закрыть ее бесшумно – наоборот, шарахнула так, что штукатурка посыпалась.

Я сидела на лестнице и плакала, и мне было все равно, что происходит вокруг. Я слышала, что по лестнице кто-то бежал. Я даже не подумала, что меня за поворотом совсем не видно и тот, кто бежит вниз, скорее всего, натолкнется на меня. Так и вышло.

Какой-то человек круто повернул на последнем лестничном пролете и, не успев сбавить скорость, врезался прямо мне в спину.

– Зараза! – Он споткнулся, пытаясь резко сменить траекторию, но это было не так-то легко на большой скорости. Если бы не схватился за поручень, точно бы упал. Уже проскочив ниже, мужчина обернулся. Я даже не шевельнулась – уткнулась подбородком в кулак и так и сидела. Наверное, он заметил у меня окровавленную салфетку. – Эх, теперь без разборки на работе не обойдется, – тоскливо пробормотал он и вернулся на несколько ступенек.

Я уже не плакала. Кажется, у меня вообще кончились слезы, осталась только космическая чернота внутри. Сколько я сидела тут? Ищет ли Тоня? Ну и пусть ищет, пусть мучается. Какая разница? Мужчина подошел ближе. Ну, сейчас начнется: «Девочка, что ты плачешь? Что случилось?»

– Барышня, вы нарочно препятствие людям строите, чтобы они к соревнованиям готовились? Бег с барьерами? Может, вам лучше на стадион перебраться?

От неожиданности я подняла голову. При чем тут соревнования? Человек смотрел на меня с интересом, словно чего-то ждал. Я молчала. Тогда он продолжил:

– А может, вы каратистка? Пытались рукой пробить стену, но та оказалась слишком прочной? Тогда могу дать телефон хорошего тренера по карате, он даже кирпичи научит разбивать. Дать?

Я смотрела на него как на сумасшедшего. Может, лучше пойти домой? Кто знает, чего он хочет.

– Ладно, не надо так не надо, – улыбнулся странный мужчина, а потом стал рассказывать, будто меня это интересовало: – Эх, никогда не любил лифты. Это меня и подвело. Лифт надо ждать, а ждать я тоже не люблю. И что самое интересное, всегда ведь спешу, но при этом всегда опаздываю. И работаю-то я теперь рядом с домом, можно сказать, в соседнем подъезде, а все равно опаздываю. Может, это потому, что раньше я жил в большом городе, а чтоб начать жить на новый размеренный лад, привычка нужна. Вы замечали, что люди в маленьких городках не только ходят медленней, но и разговаривают с большими паузами, будто у них впереди лет сто свободного времени и его можно заполнить взглядами, запахами, дождем, рекой? Замечательная у вас тут речка Тихая Сосна. Спокойная. Ради всего этого я и выбрал ваш городок. В моем возрасте все стараются из таких мест в Москву сбежать, а я, наоборот, сюда прибился. Но, знаете, иногда хочется прошлое запаковать, как старую одежду, в полиэтиленовый мешок и свалить в ближайший мусорный бак. Знакомо? Вот и я тоже сыт по горло большими городами, большими возможностями, большими людьми…

Он помолчал, потом посмотрел на телефон:

– Опять опоздал, уже пять минут как должен быть на работе. Если что, меня зовут Яков Семенович, и я всегда рад поболтать. А вас как?

Я решила, что пора уходить: все-таки в меня с младенчества вдолбили, что с незнакомыми разговаривать опасно. Уж лучше жестокая Тоня, чем этот Яков Семенович. Я поднялась и повернула наверх.

– Заходите, ладно? Я в библиотеке работаю, в детском отделе. Здесь, в соседнем доме. У меня есть книжка специально для вас. Сегодня мы открыты до шести…

Вернувшись домой после встречи на лестнице, с Тоней я больше не разговаривала – закрылась в своей комнате на замок и просидела там до вечера. А о чем с ней разговаривать? Все равно никогда меня не поймет. Еще и с родителями придется объясняться, когда приедут. Бабушка обязательно им все расскажет: как я нахально денег просила и как потом грубо через дверь кричала, чтоб она отстала, что есть, мол, не хочу и лучше с голоду умру. Потом взяла какой-то обрывок и накарябала на нем больной рукой записку: «Ушла в библиотеку за книгой по биологии». Теперь можно долго не появляться.

Хоть библиотека у нас и в соседнем доме, я почему-то там никогда раньше не бывала, то есть, кажется, приходили на экскурсию с детским садом, и все. Я зашла в полутемное помещение с длинным коридором, из которого в разные стороны отходили светлые залы-норы. Я и не помнила, что здесь столько закутков, куда можно забиться с книжкой или планшетом, и никто не помешает. Я пошла по изгибающемуся коридору и вдруг услышала из-за одной из дверей:

– Ну, Яков Семенович, что вас сегодня задержало? – говорила, похоже, начальница этого заведения. Как она у них называется: директор, заведующая? Я осторожно выглянула из-за угла. Начальница стояла спиной, перегородив своей внушительной фигурой весь дверной проем.