– Всё это так, господа, но они рано списали Россию со счетов. Брусиловское наступление и разгром генералом Юденичем турок на Кавказе прошли на фоне их неудач под Верденом и на Сомме… Сейчас тон опять сменился на просительный. Французы свернули, по их мнению, секретные переговоры с польскими сепаратистами, за которыми мы внимательно наблюдали, и я даже получил несколько предложений о кредитах. А самое главное, союзники подтвердили свои обязательства по поводу проливов.
– Ваше величество, англосаксы с лягушатниками, извиняюсь за простонародный сленг, реально понимают – главной сверхдержавой грядущего переустройства Европы, в случае победы в войне, будет Российская империя. Того же мнения и американская политическая элита. Судя по одной из газетных публикаций, советник президента Вильсона полковник Хаус пришёл к следующему выводу: «Если победят союзники, то это будет означать господство России на Европейском континенте». Не больше, не меньше…
– От кого, Рубанов, узнали о статье?
– От генерала Спиридовича, ваше величество. Разве их правящие круги допустят, чтобы Россия после победоносной войны диктовала им свои условия? Они сделают всё, дабы наша держава эту войну не выиграла, и наши усилия и жертвы пошли на пользу их либеральным государствам. Вы, ваше величество, высшее звено в той цепи, что сковывает их амбиции, потому постараются разорвать цепь, удалив скрепляющее её главное звено.
– Как же они это сделают? – воскликнул Николай, в волнении закуривая папиросу.
– Думаю, ваше величество, попытаются свергнуть вас с престола, для чего активно уже подготавливают общественное мнение.
– Так называемое «общественное мнение» куётся в великокняжеских, думских и первогильдийных купеческих кругах для Москвы и Питера, редко проявляясь в гостиных высших чиновников губернских городов, а в уездных городках и тем более сёлах, я по-прежнему «царь батюшка», коего ненавидят господа и «антиллехенты», за что, по мнению простых людей, всем им следует подпустить «красного петуха». Вы, Максим Акимович, согласно своему статусу, знакомы в основном с представителями трёх верхних ступеней Табели о рангах. Я не верю, что элита в союзных нам государствах станет поддерживать нашу великосветскую фронду, – не слишком уверенно произнёс император.
– Вы потому не верите – что единственный рыцарь среди торгашей… А у торгашей нет чести. Главное для них – выгода.
– Это вас Распутин надоумил? Слышал от него подобные речи.
– Нет! Это мои мысли, основанные, правда, на «Записке Дурново», которую Пётр Николаевич прислал вам в четырнадцатом году. Россия, ваше величество, в ближайшем будущем положит на алтарь победы сотни тысяч солдат, и, если соблаговолят союзники, за их жизни получит Босфор и Дарданеллы. В чём я сомневаюсь… А насколько мне известно… И ни только мне… Кайзер в случае заключения мира с Германией, сам преподнесёт вам эти проливы. И Турция никуда не денется, согласится…
– Не думал, что вы, Максим Акимович, станете толкать меня на предательство… Я согласен заключить мир с Вильгельмом лишь в одном случае – если Германия сядет за стол переговоров не только с Россией, но и с её союзниками. Предметом обсуждения может быть лишь общий мир. Полагаю, вы соскучились по семье… Завтра можете отправляться в Петербург… Простите, в Петроград, – поднялся из-за стола император.
– Миша, голова кругом идёт от навалившихся дел и событий, – пожаловался брату государь. – А главное, не стало верных людей. Вот и Рубанова потерял… А ведь он во многом прав…
– Да в чём же прав этот старик? – возмутился великий князь, поправив кинжал. – Неужели в том, что советует заключить сепаратный мир с Вильгельмом? Но у нас же сердечный договор с Францией и Англией.
– Не всё ты знаешь, брат мой. С нашей стороны договор сердечный, а вот с их, – вынул из папки бумагу. – Докладная начальника департамента полиции Васильева, в коей изложены агентурные данные о замышляемом дворцовом перевороте и возможных покушениях на Вырубову или Распутина-Новых. И всё это происходит ни только с ведома, но и с финансовой поддержкой оппозиционеров и заговорщиков со стороны посольств Англии и Франции. Точнее, лично послами этих стран Бьюкененом и Палеологом.
– Вот тебе бабушка и Юрьев день, – опешил Михаил. – Так гони их из страны к чёртовой матери…
– Нельзя-я. Потому как – дипломатия…
– Ники, они тебя свергнуть хотят, а ты – дипломатия… Я начинаю понимать Рубанова, – вытащив наполовину, звонко вогнал кинжал в ножны. -«Зарэжэ-эм любого, только скажи, князь», – как-то обратились ко мне всадники «Дикой дивизии». Ох, Ники, доиграешься ты в дипломатию, несмотря на то, что наш английский родственничек, король Георг, отослал тебе жезл фельдмаршала своей армии.. Но мы-то знакомы с его лицемерием и философской доктриной: «У Великобритании нет друзей, а есть лишь собственные интересы». – Прав был наш папа', ответивший на эту сентенцию: « У России есть только два союзника: её армия и флот». – И что же ты предпринял, ознакомившись с донесением Васильева?
– Писать на титульной странице его доклада резолюцию, одобряющую установление наружного наблюдения за дипломатическими представительствами не стал – кругом доносчики найдутся, но поставил известный в министерских канцеляриях символ, носящий название «парафа», и состоящий из косой чёрточки между двумя точками, что означает моё согласие. Васильев толковый чиновник и тут же поймёт, что следует установить негласное наблюдение за посольствами, а также, непосредственно за сэром Джорджем Бьюкененом и господином Морисом Палеологом. А Вилли, как нарочно, искушает меня «миром», понимая, что в войне ему нужна хотя бы пауза, дабы с Германией не произошла катастрофа. А тут ещё австрийский император Франц Иосиф на днях преставился, и вступивший на престол Карл Первый первым делом предложил мне мирные переговоры.
– Ники… А Рубанов, по-моему, умный человек, – задумчиво произнёс младший брат, оставив, наконец, в покое свой кинжал.
– Я в этом никогда и не сомневался. Но сейчас, Михаил, меня больше заботит – кого министрами назначать… Совершенно кандидатуры иссякли.
– Вот на место Шуваева Рубанова и поставь. Чем тебе не военный министр!?
– Я хочу довести войну до победного конца… И он, победный конец то есть, если заграничные «друзья» с доморощенной оппозицией не помешают, наступит в следующем, семнадцатом году. Для того имеются все предпосылки… А Рубанов тут же мир с немцами заключит и начнёт оппозицию отлавливать и на кукан сажать. Начитался советов Сабанеева о рыбалке, – невесело улыбнулся государь. – А когда я так в прошлую войну поступил – в отставку ушёл, – обидчиво поджал губы. – Вот и пойми этих генералов… Девятого ноября принимал в Ставке председателя Совета министров Штюрмера, который своими высказываниями стал для Думы, что красный флаг для быка.
– Или для полиции, – пошутил Михаил, но старший брат не воспринял шутку.
–… И объявил ему об освобождении от занимаемых должностей премьера и министра иностранных дел, коим он стал с июля-месяца после смещения Сазонова. На министерскую должность думаю поставить Николая Николаевича… Да не Романова, глаза-то вытаращил, а Покровского. На премьерскую – Александра Фёдоровича Трепова, который в данный момент является министром путей сообщения. Приняв предложение исполнять высокую должность, он попросил меня отправить в отставку министра внутренних дел Протопопова. Я дал согласие, хотя и доверяю Александру Дмитриевичу. Но в Думе его считают сумасшедшим, убедив в этом и общественность. А Трепов – старый крепкий бюрократ, в положительном смысле этого слова, с огромным административным опытом и пониманием необходимости идти рука об руку с Госдумой.
– Да зачем с ней рука об руку ходить? – удивился Михаил. – Скрутить ей руки или распустить, ударом сапога под зад.
– Ты не политик. Ты – генерал.
– Вот именно. Не полковник, как некоторые… – вновь пошутил младший брат. – Фамилия у него больно хорошая. В пятом году имя –Трепов, было для так называемого культурного общества равноценно имени Малюты Скуратова – главного опричника и палача царя Ивана Грозного. Но министры меня не интересуют, брат. Только генеральские вакансии, – в третий раз пошутил Михаил. – Здесь давать тебе советы не берусь…