Я катил тележку с заказами перед собой. Одной рукой держался за нее, другой рукой держал телефон и ругался с Алиной в переписке. Посмотрел под ноги. Остановился. Ковролин. Вспомнил, как пылесосил его каждый чертов день, и что уж лучше сейчас катить тележку. Так и дошел до 705-го номера.

Дверь открыла голая женщина. Мне все еще было стыдно перед Алиной за тот эпизод с поэтессой в начале ноября на семинаре. Конечно, я ей ничего не сказал. Мне было страшно сделать ей больно. Но еще больнее было смотреть на голую женщину:

– Зайдешь? – спросила гостья.

– Вам оплачивать удобно по карте или наличными? – ответил я и старался не пялиться на грудь. Вышло так себе. Но решил строить из себя робота. Это удобнее, чем быть собой.

– Хорошо, а потом зайдешь?

– Я бы хотел ответить вам да, но дело в том, что я на работе, и мне бы не хотелось слить возможную карьеру и стабильную жизнь со стабильной девушкой. Я очень хочу прикоснуться к Вашей загорелой коже и к Вашей прекрасной груди, и хотел бы рассказать о себе еще больше, но мне слишком больно смотреть на вас. Я слишком устал и мне сильно не хочется отвечать вам односложно, но я отвечу: нет.

Мне нужно было сказать ей так. Но вместо этого я ответил иначе:

– Нет. К сожалению.

      Охранники наблюдали всю эту сцену в духе фильма "Четыре комнаты" по камерам. Потом я собирал их отзывы о своем перформансе у 705-го номера:

– Ну ты блин, Артур, я бы ее…

– Я бы тоже!

– Ладошку лучше вы того, как дети, а. Ну серьезно, Артур, что за дела?

– Мы бы и не показали эту запись с камер никому.

– Да, лучше бы ты ее того.

– Зассал!

– Мда, надо было мне отнести этот заказ.

А я был горд собой. Мне удалось избежать чувство вины и стыда. Больше я не изменю. И все будет хорошо. Я стану профессионалом и не стану тыкать в пилотку пьяной гостье. Я не буду обращать внимание ни на что, потому что я ответственный молодой человек, который должен работать, любить свою девушку, возможно, родить сына или дочь. Дел много.

– Хороший официант – это тот, кого заметно только в нужный для гостя момент! – сказал мне директор ресторана.

      Денис пытался взять меня под свою опеку еще когда я проходил практику. Он спрашивал, исполнилось ли мне 18. Ближе к октябрю он написал мне в вотсапе: "Как 18 исполнится, первым делом звони мне. Не в отдел кадров. Нам нужен в ресторан такой сотрудник".

Как мне исполнилось восемнадцать, я хотел задать ему только один вопрос: какого черта я оказался помощником официанта, а не официантом? А он наблюдал за каждым моим действием и устраивал разнос, когда я делал что-то не так.

Но мне хотелось быть более заметной фигурой. Фартук сдерживал мои возможности, поэтому я старался и работал как мог. Хотелось вырваться на ресепшен, на передовой фронт военного поля гостеприимства. И я отзывался на каждую просьбу, делал больше, чем нужно. Конечно, мало кто это замечал, но по выходным писали: «Жуть, Артур, может выйдешь в выходной? Без тебя сложно, оказывается».

Эти сообщения грели душу. Я становился частью единого организма.

21.

По выходным мы с Алиной старались проводить как можно больше времени вместе. Полностью использовать отведенное нам свободное время. Нам его одолжили начальство, декан и остальные сильные мира сего.

Я ехал на автобусе в сторону ГКЗ. Одноклассник подарил два билета на симфонический концерт. Рассматривал пассажиров, всех этих случайных людей. Лица не выражали ничего, кроме усталости и боли, и мне было приятно разделить с ними усталость рабочего класса.

Еще через час мы сидели с Алиной в красивом зале. Смотрели на сцену. Время от времени переглядывались и держались за руки. На всю жизнь я оказался в плену отелей, и кто знает, куда меня это приведет лет через пять. Но а пока я смотрел на музыкантов, видел боковым зрением любимую девушку, держал ее за руку, и все было в порядке. Пока был выходной.

Я смотрел в глаза Алины и не видел ничего, потому что мой взгляд и сердце были пустыми.

– Твоя проблема в том, Артур, что ты не уважаешь и не любишь никого, кроме себя! – Говорила мне Алина во время ссор.

– Ну как же так, как это возможно? Я же уважаю и люблю тебя! – Отвечал я.

– Это я слышу уже полгода, а на деле, чем дольше мы встречаемся, тем больше я понимаю, что раньше ты, возможно, был влюблен. Я была тебе нужнее, чем ты мне. Сейчас все складывается наоборот. Мы проводим слишком мало времени вместе.

– Я работаю!

– Даже когда мы вместе, – говорила Алина, – ты все равно не со мной. Ты весь в себе и в своих мыслях о работе.

– У меня сейчас не самый простой период, ты ведь понимаешь, что это пройдет?

– А что если не пройдет? Что мне с этим делать?

Мне становилось плевать все больше с каждым днем. Я искренне не понимал, как строить отношения, когда ты работаешь. С каждым днем мысль об отношениях с Алиной заставляла чувствовать меня только усталость.

– Как ты можешь мне такое говорить? – Спросила Алина. Она плакала.

– Я просто пытаюсь быть честным с тобой.

В отведенное нам время, в редкие выходные, мы чаще ссорились, чем нет. По выходным мне все больше хотелось скрыться под одеялом от большого и страшного мира.

Мы все так же вместе с мамой и Алиной сидели за общим столом. Но это уже не было тем, что было раньше. Я больше не испытывал нежных чувств к Алине. Я испытывал усталость вперемешку с чувством стыда. Мне не стоило ей изменять. Мы не подошли друг другу. Я никому не подходил.

Проглатывал эти мысли с ложкой супа.

Когда я возвращался домой с работы, я видел голую Алину в своей кровати. Она мирно спала. Я ложился рядом, обнимал ее и чувствовал запах ее тела. Или я все-таки ее любил?

Слишком сложно. Укутывался в ее волосы и выпадал из реальности в сон.

22.

Меня попросили убрать посуду из бэк-офиса ресепшена. Каждый поход на ресеп я воспринимал очень серьезно: когда меня просили принести печеньки для гостей туда, я начинал немного нервничать, прихорашивался, проводил рукой по волосам – чтоб челка не падала на глаза. Приходил, ставил баночку с печеньем на стойку:

– Ты единственный, Артур, кто так аккуратно ставит печеньки, – отметил Азамат.

Я зашел в бэк, собрал посуду и начальница отдела приема и размещения, сказала мне:

– Ты по-английски белмейме?

– Что?

– Мария спрашивает, как у тебя обстоят дела с английским, – перевел Роман башкирское «белмейме».

– Ну да. Upper-Intermediate, – неплохо в переводе на русский.

Мария посмотрел на меня с восторгом:

– Ром, ты слышишь какой у него голос?

– Да, зачетный.

– Может к нам на ресеп придешь, Артур?

Я был в восторге от этого предложения. Еще когда я гонял хаусменом с чистым бельем подмышкой, я косился в сторону ресепа. Поэтому сказал:

– Не знаю, мне нужно подумать.

– Подумать?

– Я был бы очень рад. Но не знаю, что скажет насчет этого Денис.

Он приложил достаточное количество усилий, чтоб меня взяли именно в ресторан.

– Не ссы, – сказал Рома, – мы с ним поговорим.

– Замолвим за тебя словечко.

Мария подмигнула мне, а я – смутился.

С этого разговора начался трансферный период для меня. Остальные коллеги из ресторана узнали о нем и постоянно мне с укором говорили:

– Артур же у нас теперь Reception Guy!

– Че, уходишь от нас? – спросил Ибрагим.

Он устроился работать примерно в те же даты, что и я. Ибрагим – старше меня лет на 6. Всю жизнь проработал в ресторанах. Он нравился гостям своей непринужденностью и легкостью.

– Да мне и с вами хорошо! – я врал. – Просто на Ресеп я хотел с самого начала. А так – в ресторане мне нравится, – и снова ложь.

В коллективе ресторана были странные отношения. Было нормальным делом застать официанток в бэк-офисе, обсуждающих кого-либо из парней-коллег: