– Артур! Там у макулатуры концерт на днях. Можно встретиться там.
Дважды меня приглашать не надо. Я легок на подъем.
Концерт проходил в баре "Лес". Было душно. Мы с Зораном, его подругой и с супругой Алехина продавали книжки издательства "ил-мьюзик". Я чувствовал себя странно. Поскольку мне дали проходку, я сэкономил деньги на выпивку. Пару раз подходил Алехин, кивал в мою сторону и спрашивал:
– Это че за поц?
– Это мой друг, и он тоже писатель, – отвечал Зоран.
Через некоторое время подходил более пьяный Алехин:
– Это че за поц?
Зоран отвечал то же самое.
Я сидел и смущался, пил одну порцию джим бима со льдом за другой – чтоб меньше нервничать. Время от времени подходили девушки и парни, что-то спрашивали у меня о книжках, я им что-то отвечал. Покупали, благодарили и уходили. Пару раз у меня спросили:
– А ты кто такой и почему тебе доверили продавать книжки?
– Не знаю.
Концерт закончился, а поток желающих прикоснуться к независимой литературе хлынул на нас. В восемь рук мы продавали одну за другой, от покупателей несло потом. Они слюнявили купюру за купюрой, я судорожно считал сдачу одной рукой, прямо как водитель маршрутки, и передавал книжки.
– Сдача есть?! – обратилась ко мне Даша.
– Ща-ща-ща, – суетился я и передал ей сдачу.
– А можно мне книжку Сжигателя?
– Ща-ща-ща…
– Сперанский, распишись на моих сиськах!
– Ща-ща-ща-ща…
Я плохо помню, что происходило потом, потому что напился. Но помню, что сначала мы зашли в какой-то бар, а там и в другой, а потом и в третий. Говорили о литературе, об издательстве "Ноократия" Зорана, говорили о моей работе. Потом мне удалось добраться до подмосковной дачи. Я был в абсолютное дерьмо. Бабушка покачала головой, я сказал ей "прости" и ушел спать.
Наутро наступило похмелье, и разболелось горло. Через пару дней я улетел обратно в Уфу. Мне предстояло вернуться к работе, а еще поджимали сроки написания сценария. Вокальная студия заказала у меня его и даже заплатила аванс, который я пропил в первый же вечер. Жизнь ждала и тянула за собой, а мне было все лень. Пришлось просто отдаться течению и что-то делать время от времени.
14.
Когда мне было 14, мы с ребятами добротно погудели: пиво лилось рекой, а запивали его портвейном за 80 рублей.
Поскольку мне было четырнадцать, и жил я с мамой, нужно было как-то протрезветь. На улице было холодно. Праздник был, восьмое марта, – нехорошо пьяным домой ломиться. Зашел в случайный подъезд, забрался на девятый этаж. Сидел, слушал 2Pac’a, пытался протрезветь и вчитывался в тексты.
Поднялся дядька бородатый. С ним была истеричная женщина. Он мне что-то сказал, что-то ответил ему я, так я и оказался в его руках – гражданское задержание. Не придумал ничего лучше, чем ударить его по носу. Я ударил его носу и воспользовался минутой недопонимания: перелетел через перила на пролет ниже и побежал вниз.
Приземлился не очень удачно, а женщина истерчиная налетела на меня и расцарапала мое лицо. Я отряхивался, пытался убежать от них, но бородач оказался быстрее меня. Повалил на ступеньки. Я сдался и наблюдал за происходящим со мной со стороны: бородач с разбитым носом тащит 14-ти летнего подростка с расцарапанным лицом вверх по лестнице, дама конвоирует стучащего по ступенькам своей головой подростка, набирает что-то на телефоне.
Поднялись на этаж. Бородач меня попинал. Я ждал, что будет дальше. Оказалось, что дама вызвала полицию. Полицейские поднялись и я подумал: вот сейчас положат конец беспределу и избиению малолетних! Но через пару минут почему-то в наручниках оказался я, а еще через несколько секунд меня уже запихивали в полицейскую шестерку.
Возили меня по району, а мне было и досадно и забавно, и я все спрашивал:
– Серьезного преступника задержали, да? Чувствуете себя полезными?
За это я получал по лицу.
Пару раз даже останавливали машину, чтоб дать по лицу сильнее. Я не стеснялся в выражениях. Возили меня долго, как выяснилось потом, чтоб еще и по комендантскому часу я оказался в пролете.
– Вылезай! – скомандовал мент с башкирским лицом у участка.
– А что если не вылезу… – предположил вслух я.
Меня выволокли из машины и протащили по снегу, сдабривая пинками. Через час пришла мама с сестрой, меня забрали, а мусора поздравили их с 8 марта.
15.
Мы давно не виделись. Я встретил ее на вокзале. Позже приехали в ее село, и уже тащились в сторону ее дома. Я не был в ней примерно месяц, и этого было достаточно, чтоб осмелиться предложить ей:
– Может, в кустах?
– Как ты себе это представляешь?
– Слабо, конечно. Но я тебя хочу.
– Я стесняюсь.
– Я тоже, но будто у нас есть сейчас другой вариант.
Другого варианта у нас не было.
Мы пробрались через дырку в заборе в лесочек. Где-то в глубине скулили собаки. Было бы неловко наткнуться на бомжа. Но все обошлось – не наткнулись.
Через пару мгновений я очутился в ней, и стало хорошо. Все нормализовалось. Когда я оказывался в ней, все меркло, и ничего не имело значения, кроме ее рыжих волос и запаха ее тела.
Мы шли и улыбались друг другу. Мимо проезжали машины, бегали дети, одноэтажный поселок изнывал от зноя.
– Хорошо, что скоро лето пройдет.
– Почему? – спросила она.
– Ты вернешься в общежитие, я устроюсь на работу официально. Я смогу снимать для нас квартиру где-нибудь в центре, недалеко от твоего универа. Ты будешь учиться, а я работать.
Она улыбнулась.
– Что, не веришь мне?
– Верю, но до этого еще дожить нужно.
Я закурил и почесал промежность.
Мы зашли к ней домой, и между нами забегал ее младший брат.
– Вы голодны? – спросила мама Алины.
– Нет, спасибо большое! Я перекусил на вокзале.
Алина толкнула меня в бок, и я сказал:
– Хотя, знаете, я бы поел, ну или попил чай, спасибо большое!
– Другой разговор, – сказала мама.
Пока еда разогревалась, мы сидели в комнате Алины. Она показывала мне свои книжки и детские фотографии. Ей шла домашняя одежда – впервые ее видел в ней. Мы сидели рядом, пялились в фотоальбом, когда забежал в комнату ее братик без штанов, и уселся между нами.
– Как ваши дела, юный джентльмен?
– Ва-ва-ва, – ответил мне он.
– Амиру пора бы начать говорить уже, – сказала Алина, – но пока – ничего. Это странно. Говорила маме – она тоже думает, что-то не так. Может, задержка в развитии…
– Вы с ним занимаетесь?
– Конечно.
– Тогда все в порядке! Дружище, – я обратился к нему, – хочешь поиграть в игры на телефоне?
Он ткнул в первую попавшуюся иконку в папке с играми на моем телефоне. У меня их было две.
– Ва-ва-ва!
– Он говорит, что у тебя мало игр.
Амир убежал в зал с телефоном. Алина потянулась ко мне, довольно улыбнулась, поцеловала. Через некоторое время пришел домой ее отчим. Мы сидели за столом, когда он спросил меня:
– Чем ты занимаешься, Артур?
– Я работаю в отеле в хилтоне. Который на телецентре. Еще пишу пишу сценарий для мюзикла.
– Кем работаешь в отеле?
– Пока я вызывной сотрудник. Работаю там, где не хватает рук. Месяц отработал хаусменом. Разнорабочим, в смысле. Как исполнится 18, хочу устроиться на ресепшен.
– Получается у тебя разница с Алиной в возрасте. Два года?
– Да, – ответила за меня Алина и погладила мою руку. Моя рука исполняла нервный танец на коленке.
Время от времени Алина разговаривала с мамой по-башкирски. В эти моменты я отключался и терял нить беседы.
Домой вернулся влюбленный. Это был хороший августовский день. Впереди осень, и осень должна быть лучше, чем лето. Так происходит всегда.
16.
Сценарий для мюзикла был дописан и наступила осень, и это были хорошие новости.