Я помотала головой.

– Он щелкает пальцами по своему обвисшему херу, и тот как подпрыгнет вверх. Креп-кий такой стал, как на пружинке. Вот-те крест, что так и было! Я такого фокуса за всю жизнь не видала.

– Я тоже… – призналась я, разделавшись с бутербродом.

– Ну, я его матом покрыла, в коридор выгнала и дверь на замок закрыла. Он давай скребстись, как щенок какой. И тихо так говорит: "Маша, впусти меня, пожалуйста. Я тебя так любить буду, как никто не любил. Или хотя бы вещи верни". И я гляжу, а на моей койке ведь и правда его вещи лежат, еще и аккуратно так сложены, когда успел? Выкинула вещи за дверь, сказала, что видеть его не хочу, и чтобы он с этой дуростью к желтой шляпке отправлялся. И пошла в душ, так противно стало, что аж помыться захотелось. Выхожу и стук в дверь. Я подумала, что он оделся и вернулся прощение просить, дурак старый, а это ты пришла – закончила Мария Ивановна с ироничной улыбкой.

А потом она дала мне честный расклад о внутренней кухне этого типо рая.

– Пенсии, конечно, у нас не отбирают. А вот едой кормят отвратной. Нет, по меню и по нормам там все идеально – красная рыба, злаковые, фрукты… Но по факту персонал столовой эти продукты сумками к себе домой тащит, а у нас макароны с сосисками и все такое. Поэтому я себе сама готовлю, хоть это и запрещено – сказала Мария Ивановна, заговорщески показывая на маленькую двухкомфорочную плитку под кроватью.

– Что такое желтая шляпка?

– Не что, а кто. Это так местную шалаву величают, потому что она круглый год в желтой шляпе ходит. Народ здесь в основном больной, Катенька. Но вот разве это нормально, что старики так помешаны на сексе?! Угомонитесь, все уже отболело. Нет, они вот как этот идиот еще что-то тыркаются. Короче, устанешь от них – приходи ко мне спасаться.

– Договорились – сказала я, протягивая ей руку для пожатия перед уходом.

– Эх, а еще молодежь! Мы же не на саммите, пятюню давай!

Обычная дверь.

Белая.

Такая же, как у остальных обитателей этого дома.

Я стучу, ответа нет. Стучу снова, потому что мне сказали, что житель комнаты всегда внутри.

– Ну, кто там? – раздается скрипучий и явно раздраженный голос.

– Меня зовут Екатерина, я психолог и хочу с вами познакомиться – бодрым тоном выдаю я заученную фразу, которая, за пару месяцев работы здесь, въелась в мое бессознательное. И эхо пустых коридоров разносит мои слова, придавая им больничный оттенок.

Дверь открывается и из-за нее высовывается голова седого лысеющего мужчины с темными глазами-пуговками.

– Давайте познакомимся, но только быстро, у меня очень важные дела – протараторила голова и лишь слегка приоткрыла дверь.

– Хорошо, что я худенькая – думала я, протискиваясь внутрь.

Вся комната была завалена белыми листами. Они лежали неуклюжими стопками на полу, столе и кровати. Заполняли шкаф так, словно он уже объелся ими, но никак не мог остановиться. А подоконник у балконной двери готов был обрушиться с жутким грохотом от обилия на нем этих белых листов.

Обладатель лысеющей головы быстрыми шажками добрался до единственного свободного пространства – обшарпанного стула с серой обивкой – и уселся на него, взяв кипу бумаг в руки.

– Я понимаю, почему вы захотели со мной познакомиться. Конечно, конечно… – бормотал мужчина воодушевленно, но не отрывая взгляда от листов в руках.

Я продолжала стоять у входа, прижимая к себе зеленую тетрадку с записями.

– Конечно, конечно. Я ведь столько всего сделал. Для Казахстана, для общества, для подрастающего поколения, для литературы. Я как раз заканчиваю задание главы государства. Допишу и обязательно почитаю вам – донеслось из лысеющей головы, которая неожиданно посмотрела на меня, удивилась и вскинув руки, выронила ручку.

– Наконец-то он предложит мне сесть – обнадежилась я.

– И как же я это упустил, старею. Конечно, конечно. Вы же сначала должны…записать мою биографию. Пишите. Родился в Северо-Казахстанской области, в семье инженера и учительницы. Время было послевоенное, тяжелое, но мы не жаловались. Работали, восстанавливали село, жили в согласии с партией. Хорошая у нас партия была, вон сколько достойных людей воспитала – и меня, и нашего главу государства. А почему вы не записываете? Не успеваете? Эх, молодежь! Конечно, конечно – лысеющая голова завертелась по комнате в поисках ручки и довольно быстро обнаружила ее у шкафа.

А я заметила, что листы покрыты печатным текстом, расположением напоминая стихотворные строчки.

– Детство и юность закалили мой характер и воспитали любовь к родине. Вот послушайте. Я был рожден в ауле, рос мальчишкой босоногим. Но я умею Казахстан любить и мой народ. Работать, честно жить… – с выражением рассказывала лысеющая голова, важно сотрясая воздух листами в руках. В его дальнейших стихах было все – горы, реки, работящие люди, юрты, светлое будущее, только рифмы не было.

– Впечатлены? Конечно-конечно. Не зря же мой талант оценил сам глава государства – с довольным видом произнесла лысеющая голова, положив листы возле тарелки с заветренной жареной колбасой и полезла в глубь шкафа.

Я вспомнила, что сегодня на завтрак в столовой как раз была яичница с колбасой и рассказ санитарки с первого этажа о том, что она приносит сюда еду в обмен на одну плиточную шоколадку, которыми в огромных количествах спонсоры снабжают каждого обитателя дома. Лысеющая голова с торжественным видом достала из шкафа рамку.

– Алғыс хат! – глаза-пуговки смотрели на меня, блестящие от гордости. А руки лысеющей головы молниеносно маячили рамкой перед моим лицом, словно драгоценным трофеем, виртуозно спрятав ее обратно в шкаф через пару минут.

Пишу я может и медленно, но вот читаю быстро. Это была грамота с признательностью за вклад в развитие страны и многолетний труд, с пожеланиями дальнейших успехов и подписью президента в конце. Мария Ивановна из 12 комнаты говорила, что такие однотипные благодарности им присылают на каждый праздник, добавляя, что я могу "остатки копченой скумбрии завернуть в эту писульку, чтобы холодильник жиром не заляпать".

Грустное выражение растеклось по моему лицу.

– Не расстраивайтесь, милочка. Если вы будете усердно трудиться всю жизнь, то наш замечательный глава государства это обязательно оценит. Конечно, конечно. Давайте я вам свой сборник стихов подарю с автографом – и лысеющая голова достала большую картонную коробку из-под кровати, наполненную голубыми брошюрами.

– Я сам распечатал, в цвет нашего мирного неба – услышала я ответ на мой немой вопрос.

– Спасибо – произнесла я первое свое слово с момента появления в комнате.

– Мне не жалко. Я понимаю, что для вас молодых мои произведения очень важны. Конечно, конечно. А теперь не мешайте мне работать, у меня задание от главы государства, не могу его подвести. Я поэму пишу про наш Казахстан. Приходите, когда я закончу.

Мужчина торопливо подвел меня к выходу.

– Всего доброго! – произнесла я, но услышала это лишь закрытая белая дверь.

Каждый из нас выдумывает себе смысл жизни. И лысеющая голова явно в восторге от своего.

В это утро я чувствовала себя паршиво. С момента прихода в Дом я себе все меньше нравилась внешне, ощущала измотанность и нарастающую апатию. По вечерам на меня накатывала такая сильная усталость от работы, учебы и домашних дел, что приходилось делать выбор между тем, чтобы помыть голову или лечь спать пораньше. Накануне я выбрала второе, о чем сейчас жалела, видя свои заметно жирные волосы в металлических перилах лестницы.

Мимо меня по коридору прошел мужчина, хотя ходьбой это было сложно назвать. Он прыгал на правой ноге, опираясь о стену правой рукой, а левые конечности безжизненно волочились следом. Мужчина увидел меня и отвернулся, скривив лицо.