В солнечном городе с ласковым именем

Не было грустно весенним цветам

Лунные улицы, звезды с витринами

Были дорогою нашим мечтам…1

В городе, в котором бурлящий поток Терренкура сопровождает разновозрастных бегунов, мам с детьми и влюбленные парочки. Где стихийные рынки на земле, куда люди стаскивают старинный хлам и плоды своего рукоделия в надежде заработать, соседствуют с премиальными бутиками и ресторанами (а как же без последних, ведь казах без понтов – беспонтовый казах). В месте, в котором, чтобы найти нужный адрес, необходимо ориентироваться не только в сторонах света, отличать право и лево, но и чувствовать верх и низ. Чьи жители, помнящие эпоху яблок, подарившую городу свое название, сокращаются со скоростью геометрической прогрессии.

Именно в этом городе на одной из свежеокрашенных лавочек лежит, случайно забытая или намеренно оставленная кем-то, зеленая тетрадь в клетку. Легкий ветерок раскрывает страницы, ваш взгляд выхватывает буквы, которые, сплетаясь, рассказывают истории большого Дома…

Был май, а значит жаркое лето уже вовсю хозяйничало в нашем городе.

Я бойко прошла через пропускной пункт, но, оказавшись на широкой площади перед входом, замерла.

Это был мой первый день работы в Доме.

Впечатление от этого места воодушевляет: большое здание на 350 жильцов; технически оснащенный медицинский блок со своей лабораторией и ключевыми специалистами; столовая с меню, как в добротном ресторане; парк с густыми деревьями, узорами из цветов и причудливыми дорожками для прогулок; обслуживающий персонал всех мастей, от уборщиц до преподавателей.

Попасть сюда для пожилых считалось большой удачей, а не проклятьем. За места боролись, нередко прибегая к различным формам обхода официальных правил. А мне было безумно интересно, чем живут здесь все эти люди.

После бюрократической волокиты и вводного инструктажа в администрации, я вооружилась чистой тетрадкой в клетку, надела специально купленный медицинский халат и отправилась знакомиться с обитателями. Я решила пойти с начала нумерации комнат на первом этаже и дальше по нарастающей, но в одиннадцати первых мне никто не ответил. Возможно, жильцы еще спали или, наоборот, спозаранку отправились в город (выезжать разрешалось всем, кто был физически и психологически самостоятельным).      Когда я стояла у комнаты #12, то особо не надеялась на успех. Поправила халат, выдохнула, постучала.

– Иди в жопу! – раздался прокуренный женский возглас.

К такому нас в университете не готовили.

Хотя удивление во мне сейчас ощутимо превосходило обиду.

Я постучала еще раз.

– Нарываешься что ли, гондон? Я сейчас выйду и твой жалкий писюн оторву и раздавлю!

После этой угрозы можно было расслабиться, ведь она явно была направлена не на меня. Фрейд считал, что женщины бессознательно завидуют мужчинам из-за наличия у них фаллоса, но я сейчас была несказанно рада его отсутствию, потому что слова звучали очень уверенно.

– Меня зовут Екатерина, я психолог и хочу с вами познакомиться – сообщила я двери.

– Входите, открыто – прозвучало спокойно и размеренно, после небольшой паузы.

Первое, что я увидела в комнате – это полноватая бабушка в голубой ночной рубашке до пола и таком же голубом чепчике на голове, из которого выбивались мокрые седые волосы. Она стояла в конце коридора и с невинным выражением лица смотрела на меня.

– Здравствуйте, Катенька. Я Мария Ивановна. У меня было 13 абортов.

– Вы уверены, что это первое, что я должна о вас узнать? – спросила я с улыбкой.

– Смотрю, вы не из этих слащавых психологинь, которые падают в обморок от слова хуй. Мы поладим, заходите.

И я зашла. Мария Ивановна быстро накрыла на стол, половина которого была заставлена всевозможными лекарствами, а потом ушла переодеваться в ванную:

– Это хорошие продукты, а не спонсорские дешевые подачки, которые жрать невозможно. Пей чай, скумбрию бери копченую.

– Спасибо. Очень вкусно! – искренне призналась я.

– Ну, вот. Так я выгляжу более подобающе для рассказа о своей биографии – хохотнула она, разглаживая застиранный синтетический халат и присела за стол рядом со мной.

Я почувствовала сильный запах хозяйственного мыла и вспомнила о своей бабушке. Она моет им голову, потому что шампуни вызывают у нее перхоть.

– Я родилась в Киргизии, в селе Бостери. Обычное полуголодное детство, работа в совхозе, нигде не училась, кроме школы. Вышла замуж, муж шоферил, а я на местной ферме работала. Позже мы в Казахстан перебрались. Троих детей родили с мужем, а потом он умер. Сердце остановилось. И осталась я в 29 лет вдовой. О других мужиках и не думала, надо было детей поднимать. Устроилась по ночам на вторую работу – вагоны мыла. Шло время, дети выросли, внуки пошли. Я газеты продавала, кладовщиком была при магазине автозапчастей, завхозом в колледже. Сын от пьянства умер, дочки в Россию собрались, вот я для них квартиру и продала, а сама сюда перешла.

Я потянулась за тетрадкой.

– Успеешь еще записать, ешь давай. Вон худенькая какая! – оборвала меня Мария Ивановна и вручила толстый бутерброд с сыром.

– А, на кого вы ругались, когда я постучала?

– На идиота одного местного. Понимаешь, мне мужики и по молодости были не нужны. Я мужа любила. Когда его не стало, то я узнала, что беременна от него. Это был мой единственный аборт. Про остальные я наврала, хулиганистая я бабка. Клеились мужики, конечно. И на работе, и по знакомым. Я ведь всегда с юмором была, а раньше еще и симпатичная. Они все под юбку норовили залезть. А у меня дети, хозяйство, работа. Не до них. Да и не могу я без брака, без любви. Как-то мне заплохело, я к женскому доктору пришла, а она говорит, что яичники нужно вырезать, воспаление сильное. В 36 это было, кажись. Еще и наругала меня, что я половой жизнью много лет не живу, сказала, что нам женщинам это даже больше, чем мужикам надо. Иначе застаивается у нас там все. Ты, Катенька, надеюсь хоть спишь с кем-нибудь?

– Сплю – ответила я спокойно, но бутербродом все-таки подавилась.

– Это правильно. Вам сейчас легче, а нас по-другому воспитывали. Я этой врачихе так и сказала – что мне надо было посреди города выйти? Кричать "Хочу! Надо!" и руками всех зазывать? Не сложилось с этим и Бог с ним.

На подоконнике зазвонил будильник. Круглый, на тоненьких ножках и с ярким рисунком Микки Мауса на циферблате. Мария Ивановна подошла, отключила его и завела снова.

– Это напоминание выпить таблетки, я же диабетик.

– Забавный рисунок на будильнике – заметила я.

– Я привыкла к своему простому советскому будильнику, всю жизнь с ним прожила и никогда не опаздывала. Но недавно он сломался и в мастерской сказали, что ремонту не подлежит. Пришлось купить такой, ведь современные будильники все с какими-то мультяшками делают.

Она вытерла салфеткой жирные от скумбрии губы и выпила лекарство.

– Когда жильцы попадают в Дом, то сначала месяц на карантине живут и не с кем не контактируют. Доктора проверяют наши болячки, а то вдруг мы заразу какую сюда притащим. И вот сижу я после этой нервотрепки в свой комнате, вещи по-тихоньку перебираю. Заходит дед, здоровается, предлагает помочь. Я согласилась. И мы стали изредка общаться, чай так же пить, как с тобой, да новости интересные обсуждать. Сегодня утром он тоже пришел. Посидели, полялякали, я пошла в ванную кружки сполоснуть. Возвращаюсь, а этот балбес у стола, прямо вот на этом месте, голый стоит. Батюшки! Это же какой срам! У меня такого даже с мужем не было, обычно же такие дела в темноте, под одеялом происходят. А тут он голышом при свете дня! Матерь божья, я ведь бабка уже, мне 73 года… Я ему и говорю: "Ты чё сдурел?". А он мне отвечает: "Машенька, если ты переживаешь, что я ничего не умею, то, не волнуйся, я еще ого-го!". И он знаешь, что делает, Катенька?