– Это хорошо. Безымянные нам не друзья. Союзники – да. Но только пока наши интересы совпадают, – Глеб выдохнул дым в стремительно светлеющее небо. – Мы работаем с ними, потому что поставляем редкие артефакты, а не потому, что мы такие хорошие, защищаем мир людей. Не забывайте, главный интерес Безымянных – изучение магии. Если они узнают, что охотник беременен демоном, то сделают все, чтобы эту беременность сохранить. Исключительно для научных целей, конечно, но твоему разодранному телу в колбе с консервантом будет все равно.
Стас громко сглотнул.
– Ясно, шеф, – кивнул Ева, тоже предельно озадаченный. – Никаких Безымянных. А кто эта она, к которой мы едем?
– Колдунья, – Глеб поджал губы, будто бы из пальца брали кровь. – Охотников она не любит, в деньгах не особенно заинтересована, поэтому постарайтесь с ней не ссориться, вариант лучше найти не получится.
Глеб так беспокоился о том, чтобы его протеже произвели хорошее впечатление, что даже заставил Стаса сменить спортивные штаны и футболку на брюки и рубашку. Стас носил костюмы исключительно по зову сердца, что случалось крайне редко – он считал, что классический стиль сразу выдаст в нем интеллигенцию – но спорить не стал. Запасной комплект Глеба подошел идеально. Рубашка была немного велика в плечах, но так смотрелось даже лучше.
– Я выгляжу, как мальчик со скрипкой, – Стас посмотрел в зеркало и неосознанно помял давно сломанный палец.
– Ага, который смычком может горло перерезать, – Ева пожал напарнику плечо. – Тебе идет, правда. Такой приличный, – Ева зажал зубами губы, но они все равно предательски расползлись в ухмылке.
– А почему ты не заставляешь переодеться Еву? – Стас посмотрел на Глеба, который уже обрадовался, что обошлось без обычных препирательств. – Почему ему в футболке норм, а мне нет?
Глеб вздохнул и посмотрел на Еву так, как стилисты смотрят на совсем безнадежных клиентов.
– Потому что Ева мудак, и одеждой такое не скрыть.
– Я буду считать это комплиментом, – Ева ухмыльнулся, всем своим видом показывая, что преуспеть в мудачестве, как он, под силу далеко не каждому.
***
Колдунью звали Валентина Андреевна. Так было написано на бумажке с адресом, которую вручил им Глеб. Ехать пришлось в Кронштадт.
Утро выдалось ясным и теплым, как и все лето, которое в этом году шло наперекор стереотипам о дождливом Питере. После кольца дорога шла через дамбу, по обеим ее сторонам плескалась голубая, играющая солнечными бликами вода, а город таял в дымке далеко впереди.
Не проронившего ни слова за всю дорогу Стаса прорвало:
– Кронштадт – это город, как Сестрорецк и Зеленогорск, но с какого-то хера, они являются районами Питера… Город Кронштадт города Санкт-Петербурга, епт. До Зелика вообще час от ближайшего метро. Час! При этом Мурино, которое впритык к метро, – область! Все упирается в бабки и сферы влияния. Дело в областном и городском бюджете, потому что логики тут нет никакой.
– Ага, – непривычно молчаливый Ева слушал вполуха. Его тоже всегда удивлял этот факт, но сейчас голова была забита предстоящей встречей. Он еще в глаза не видел колдунью, но уже знал, что просто заплатить и получить быструю помощь не получится, определенно всплывет подстава. Ева буквально кожей чувствовал, что не может их проблема просто взять и разрешиться без геморроя.
Стас, у которого закончилось возмущение, тяжело сглотнул и уставился вперед. Ева медленно выдохнул, мельком взглянул в зеркало заднего вида и, убедившись, что может на секунду отвлечься от дороги, украдкой посмотрел на напарника через Тени – лучше бы он этого не делал. От испуга руки дернулись, машина вильнула, и идущий на обгон пыжик, резко выпрыгнувший из слепой зоны, в панике засигналил. Громкий звук выдернул Еву в солнечную реальность. Пока мозг соображал, что происходит, руки вернули машину на полосу.
– Это что сейчас было?! – Стас балансировал между просто эмоциональной речью и полноценным криком. – Не спи!
– Прости…
Ева еще раз взглянул на напарника: в реальности Стас был бледнее обычного и только. Семь уставших Стасов из десяти. В Тенях же все его тело покрывала склизкая тонкая пленка, похожая на ту, что выстилает изнутри рыбье брюхо. Лицо Стаса еще было свободно, но от шеи эта херня уже наслаивалась, а ведь еще несколько часов назад только вязкая черная жижа выступала из пор как пот. Чем бы ни являлась эта дрянь, она заворачивала парня в кокон.
Стас посмотрел на Еву волком, будто бы догадался, что тот что-то увидел. Ева уже приготовился к вопросу в лоб, но Стас угрюмо шмыгнул носом и отвернулся к окну. Они работали вместе уже несколько лет, и Ева до сих пор не признался, что имеет странный и никому непонятный талант видеть то, чего не видят даже ведьмы, только демоны.
Машина выехала с дамбы на развязку, и Ева закрутил руль, пытаясь поспешно всунуться в нужную отворотку. Через пять минут они припарковались на одной из центральных, но удивительно малолюдных и тихих улиц. Припарковались, но продолжили сидеть в машине, пережевывая мысли.
– Колдунья, значит… – вздохнул Ева, глядя сквозь лобовое стекло на отреставрированную кирпичную пятиэтажку.
«Знаю я таких колдуний», – про себя подумал Ева.
– Ага. Колдунья, – кивнул Стас, но тон указывал, что он согласен с Евой.
Они мрачно переглянулись и, хотя ничего больше не сказали, прекрасно поняли, что думают об одном и том же.
Запихнув тревогу глубоко внутрь себя, ребята пошли к колдунье.
Вопреки возрасту дом сохранился прекрасно. Парадная, лаконичная, как во всех подобных сталинках, отличалась чистотой, на подоконниках стояли цветы, по лестнице сквозняк разносил свежий летний запах листвы и нагретого солнцем бетона. На откосе окна второго этажа кто-то ключами робко вычертил «Хуй», но надпись тонула в общем благообразии. Даже придверные коврики были ковриками, а не просто небрежно кинутыми тряпками.
– Не нравится мне здесь, – прошептал Ева и передернул плечами.
Нужная дверь ничем не отличалась от всех остальных, таких же чистых и аккуратных. Стас поправил рубашку и нажал звонок. Зазвучала приглушенная электрическая трель, очень отдаленно напоминающая птичье пение.
Стас посмотрел на Еву и подозрительно изогнул бровь: «Что-то и мне тут стало не по себе».
Ева пожал плечами: «Здесь и вправду как-то мутно, – затем чуть дернул головой и изобразил улыбку. – Ты сделай лицо поприветливее. Мы должны понравиться».
Стас развел руками: «Как? Это мой максимум!»
Невербальный диалог прервал звук замка. Дверь открыла женщина лет пятидесяти с по-военному прямой осанкой и крепкими, покрытыми неровным загаром руками. Ее лицо скрывалось за квадратными очками в массивной мужской оправе. Любой близорукий модник оторвал бы такой аксессуар с руками, но колдунья вряд ли об этом догадывалась. В отличие от энергичного Глеба, ее возраст чувствовался сразу. И Стас, и Ева с порога ощутили провал между поколениями, требующий называть ее по имени-отчеству и исключительно на «Вы».
Она окинула парней придирчивым, даже брезгливым взглядом и жестом приказала входить.
– Обувь оставьте на коврике.
В глаза сразу бросился свежий, но сделанный в духе начала нулевых ремонт: виниловые бежевые обои, двери под орех с изогнутой вставкой из матового стекла, пластиковый половичок и календарь на три секции с котятами. Все очень чистое и скучное, как привокзальный ларек с сувенирами. Валентина Андреевна провела ребят в комнату, вопреки всем представлениям о жилище колдуньи, очень солнечную и просторную, где по центру была разложена медицинская кушетка. Ребята застряли на пороге – на совершенно непохожих лицах появилось абсолютно одинаковое выражение удивления и легкой озадаченности. В комнате причудливым образом сочеталась обычная мебель и оборудование медицинского кабинета: громоздкий диван, по стандарту придвинутый вплотную к длинной стене книжный стол у окна и узкий шкаф рядом; у другой длинной стены, как раз напротив дивана стояло два металлических столика для хирургических инструментов, на которых под кусками белой простыни лежало что-то объемное; в углу же застыло гинекологическое кресло, такое старое, что на железных элементах облупилась краска. Стас даже чуть дернулся, когда увидел его. Учась в медицинском, он видел точно такое же, а на практике помогал женщинам на поздних сроках залезать и слезать с более современной версии и никогда не испытывал ни страха, ни смятения перед этой конструкцией, но сейчас у него почему-то задрожали колени.