«Надо звать на помощь!» — крутилось в голове. Вот только чем больше я сопротивлялась, моля о помощи, тем мне становилось хуже. Я беспомощно металась по кровати, хватаясь за угасающий, точно закат разум.

Потеряв ориентацию в пространстве и времени, отпустила сознание, и тело начало успокаиваться, расслабляясь.

Ближе к вечеру в гости заглянула Глория.

— Здравствуй, — даже не взглянув, поздоровалась со мной и заняла один из стульев в столовой. — Неважно выглядишь.

Неужели все еще дуется со дня моего отъезда? Да что вообще тогда случилось?

— Здравствуй, дорогая, — входя, кивнул ей Алекс.

Девушка поджала губки и, грустно вздохнув, спросила:

— Мы не виделись почти неделю. Ты не скучал?

— Извини, много дел. Думаю, в ближайшее время придется видеться еще реже.

Метнув взгляд в мою сторону, девушка тут же отвернулась.

В тишине прошло не меньше пяти минут. Алекс задумчиво стоял возле окна, Глория, источая недовольство, смотрела ему в спину, а я в который раз подумывала встать и покинуть это начинающее напрягать общество.

— Агнесса, может, съездим на бал? Нам обеим будет полезно. Ты слишком давно сидишь дома, да и я не помню, куда выбиралась в последний раз. У графини Экшелен скоро состоится прием, — любезно предложила Глория, мило улыбнувшись.

От неожиданной смены настроения собеседницы широко открыла глаза в полном непонимании происходящего. А в памяти тем временем сами собой всплывали картины огромного зала, приглашенных в ярких платьях и строгих костюмах, легко кружащихся пар, заставляя сердце биться чаще. Я открыла рот, не решаясь сказать «да», понимая, что частые головокружения и недавнее падение в комнате — плохой знак.

— Я согласен, тебе не помешает развеяться, — влез так не вовремя появившийся Энджил. Ну вот, все против меня.

— Прием состоится через пять дней, если необходимо сделать покупки, время есть.

И я сдалась, посчитав, что успею поправиться. И тут же усмехнулась. Ох, не завидую я будущим кавалерам и их отдавленным ногам.

Зашел слуга с подносом в руке, аккуратно поставил на столик четыре чашки, чайник и вазочку с печеньем. Спросив, не надо ли чего еще, и, поклонившись напоследок, удалился.

Никто не торопился занимать места за столом. Чашки одиноко стояли на столике, из чайника клубился пар. Стараясь занять себя, подошла и, налила полкружки, сделав два глотка.

— А кто еще будет на приеме? — робко спросила я, боясь столкнуться с обретенными здесь мамой и сестрами.

— Не переживай, твои родные не приглашены, — и последующая кривая усмешка и ответ Алекса на мой непроизнесенный вопрос. — На твоем лице отразился испуг, как при недавнем столкновении с ними.

Я задумалась, стараясь ухватить давно крутившуюся мысль за хвост и потрясенно выдохнула, вспомнив статную фигуру графини:

— Графиня вампир?

Глория вздохнула, чуть подвинув свою чашку:

— Нет, конечно.

— Тогда, может, ведьма?

Глория рассмеялась, наполнив комнату резкими звуками:

— Опять не угадала.

Я напряглась, теряясь в догадках. Алекс, сжалился, поясни:

— Графиня благородна. У нее был выбор, но она не воспользовалась им, решив остаться человеком. Быть хрупкой и уязвимой, но все же человеком. Я уважаю ее выбор, — он обвел комнату задумчивым взглядом. — Сама Экшелен не так проста, как кажется на первый взгляд. Это сейчас все знают ее как влиятельную особу. Однако ее отец мечтал о мальчике, а родилась она. Вот родитель и воспитал свою дочь как мальчишку, в том числе обучив фехтованию.

Услышанное удивило, создав в воображении образ сильной, возможно, высокомерной женщины, лишенной страха, напролом идущей к цели. Неоднозначно цокнув языком, я произнесла:

— Мда… неожиданно.

Глория первый раз за весь вечер улыбнулась:

— Разумеется, такое воспитание не афишировалось.

Собеседница встала и прошлась по комнате, словно размышляя. Черты ее лица сделались угловатыми, хищными.

— Анатоль говорил, что граф Экшелен превратил его?

Мои брови поползли вверх. От такой новости забыла про чашку чая в руке, наклонила ее, вылив половину содержимого на стол. Тут же вскочила на ноги, опасаясь, что уже подбирающаяся к краю стола жидкость испачкает платье.

Алекс недовольно зыркнул на говорившую.

— Граф давно мертв, а тебе лучше уйти.

Услышанные слова не обрадовали Глорию, и, не спеша пройдя по комнате, она остановилась напротив Алекса и, обворожительно улыбнувшись, процедила:

— Со мной ты был более осторожен, или тебе наплевать, что будет с ней?

— Ты ошибаешься, — бесстрастно отчеканили ответ.

— Ну-ну. Твое отношение ко мне изменилось, а эти отговорки о срочных делах смешны. Думал, я не замечу? — короткий кивок головы в мою сторону.

Я, навострив уши, ловила каждое слово, однако Глория, резко замолчав, продолжила шевелить губами беззвучно заканчивая свою речь. Недоуменно взглянула на Энджила, но он лишь пожал плечами.

— Хорошо, я уйду, — громко выдала Глория. Повернувшись, одарила меня взглядом полным жалости и презрения, — отдыхай побольше и пореже приглашай гостей в свою комнату.

От услышанного у меня отпала челюсть, а от жара, заструившегося по телу, стало сложно дышать. Захотелось провалиться под землю, чтобы не встретиться взглядом с оставшимися мужчинами.

Неужели и она думает подобное обо мне? Да за какие поступки я заслужила такое отношение?

— Не обращай внимания. Она сегодня не в духе, — тихо рассмеялся хозяин дома.

Кивнула, боясь поднять глаза, что они оба смотрят, чувствовала кожей.

— Можно я пойду? — голос сделался слабым и хриплым.

Прошел еще один день, а мне так и не удалось рассказать о творившейся со мной чертовщине. Что-то не давало этого сделать, и я не могла понять что. Любые попытки и просьбы о помощи заканчивались одинаково — мне становилось хуже; чем сильнее проявлялось желание, тем сильнее прилетала отдача. Я отстранилась от мира, возведя стену, отделившую всех от меня. А на все мое маленькое существо невыносимой тяжестью наваливалось чужое «я».

Я угасала на глазах, хоть и пыталась все скрыть, зачем-то создавая фальшивые улыбки, которые день ото дня получались все менее правдивыми, наносила грим на мертвенно-белое лицо, замазывая синяки под глазами, подкрашивала губы.

Хотелось кричать, что со мной творится нечто непонятное. Но я молчала. Отчего-то слова застревали в горле и даже мысль об этом причиняет боль.

Сейчас я сжала в руке тюбик с помадой и не смогла сдержать слез. Из зеркала на меня смотрела измученная и больная девушка, и сердце разрывалось от жалости к себе.

Дверь с шумом открылась — я как раз заторможенно взирала на свое отражение и словно под гипнозом наносила помаду на верхнюю губу. От неожиданности резко развернулась, едва устояв на ногах и прочертив алую линию на щеке.

Сократив разделяющее нас расстояние, Алекс остановился в одном шаге. Его лицо было сосредоточенно, взгляд скользил по не прикрытой платьем коже, ловил каждое движение, каждый жест, любое изменение на моем потрясенном лице. Непонятно отчего, но меня обуял страх, словно вихрь, внедрившийся в мое тело и прочно зацепившийся там. Мой взгляд заметался, как будто я совершила преступление и искала малейшую возможность избежать наказания.

— Что с тобой происходит? — эти слова точно пытка резанули по венам, причиняя нестерпимую боль, а мое желание поделиться поспособствовало ее усилению.

Алекс подошел и очертил мое лицо от виска к подбородку, пропустил между пальцами безжизненные и тусклые пряди волос, водопадом мертвой воды падающие ниже плеч.

Застонав, я осела на пол, храня молчание, помада, выскользнув из рук укатилась под трюмо. Он тут же склонился, ловя мой взгляд, и выругался, вспомнив, что мои мысли недоступны для него.

Еще пара ругательств (судя по интонации) на незнакомом мне языке сорвались с его губ, прежде чем он извлек маленький предмет и, прикрыв глаза, сжал в руке.