— Ну давай я начну, и сразу будет видно, получится игра или нет.

Я согласно кивнула.

Энджил помолчал минуту и, улыбнувшись, произнес:

— Среди ненастий, бурь и гроз растет цветок, о боже, как же он хорош.

Я перевела взгляд с Энджила на пару птичек, пьющих воду у самого берега. Ненадолго задумалась, подбирая рифму:

— Его питают глупые мечтанья, грусть, боль, печаль и ожиданья.

— Но все-таки надеждою в ночи горит маяк, а может, пламя от свечи, — ответил он.

— Горит то страстью, то холодным огоньком, то вьюгой, то весенним ветерком, — я начала понимать, в чем суть предложенной игры: расслабиться и довериться своему воображению.

— Так хочется ему стать ближе к этому огню, боится только он: а вдруг сгорю?

— Так лучше уж сгореть, чем тлеть веками. Неведомо, что завтра будет с нами, — я откинула упавшие на лицо волосы и придвинулась спиной к дереву.

— Так думаешь, что лучше в омут с головой и все равно, что станется с тобой? — по его выражению лица было совершенно не понять, серьезно Энджил спрашивает или это только слова, пришедшие ему на ум в продолжение игры.

— Жизнь коротка, и в этом суть — успеть пройти свой незабвенный путь. И страх, и нерешительность — порок. Уходит время, утекает, как песок.

— Но стоит ли ее специально сокращать? И рухнуть, чтоб учиться вновь летать? Из пепла возродиться, словно феникс-птица — такое чудо может и не совершиться, — ветерок шелестел в ветках деревьев и играл их листвой, Энджил смотрел на потускневшее небо. — Нам не вернуть, не пережить уже и дня, что нежно, где-то в памяти храня тайком переживаем вновь и вновь, что будоражит и волнует кровь. А может, не придется возрождаться и возжелаешь все-таки остаться?

— А может быть, довольствоваться малым? Иль подождать тот огонек, который бы не ранил? — я и сама не понимала, откуда берутся эти предложения, немного подумать пришлось лишь над первым и вторым, остальные рождались сами собой.

— Тут главное — решить, а не тянуть, ведь ожидания сего порочна суть. Порок не кроется в поступке таковом, а в страхе, что же может быть потом?

— Боятся все… и в страхе нет стыда, уходит он, как талая вода. Проходит вместе с грезами, мечтами, которые когда-то были с нами, и гаснут все мечты, уходят дни и остаются люди не одни. И это жизнь, которой мы живем. Так год за годом, или день за днем, — я заметила, что его выражение лица за время игры как-то преобразилось, став не просто задумчиво-отрешенным, а задумчиво-вдохновленным; напряжение, всегда присутствовавшее в Энджиле, пропало без следа.

— Но каждый хочет быть не одинок, чтоб в трудную минуту кто помог.

— И нерешительность, она же суета, нас побеждает — вовсе не мечта, которой жили. Пыль ушедших дней нам остается в памяти о ней.

— Пусть лучше в памяти останется лишь только счастье, его мы вспомним в большие ненастья, — концовка получилась довольно оптимистичной, чему я очень обрадовалась.

Энджил удовлетворенно вздохнул, давая понять, что игра окончена.

— Ветер усиливается, наверняка будет дождь. Вижу, и тебе стало прохладно, — я действительно обхватила себя руками, кожа то и дело покрывалась мурашками. — Думаю, для первого раза неплохо, может, когда-нибудь еще повторим.

— Обязательно. Никогда не думала, что у меня получится что-либо придумывать на ходу.

— Это легче, чем кажется на первый взгляд.

Быстро застегнув рубашку, он помог мне зашнуровать корсет и одеть платье. Если он продолжал смущаться, то не подал виду. Настроение взлетело выше нависших облаков, как будто стараясь разогнать их. На высохшую землю и жесткие, жаждущие свежести листья упали первые дождевые капли. Два дня нестерпимой жары наконец-то сменит относительная прохлада.

Когда мы с Энджилом вошли в дом, он, извинившись, отправился к себе, упомянув, что вспомнил о чем-то важном, а мне предложил пойти в гостиную. Вот как будто специально, предчувствуя, что там ждет. Я зашла в помещение одна, Лилит бросила на меня взгляд, как будто я тварь ползучая, а она — высшее существо. Ну и плевать, флаг ей в руки и перья в ж…. Я тоже одарила ее любезным взглядом, она демонстративно отвернулась.

— Добрый вечер, как прошел день? — Алекс чуть склонил голову, в черных глазах мелькнул интерес.

Я даже не успела открыть рот, как оказалась грубо перебита.

— Вы оба друг друга стоите! И чем вы занимались, когда я ушла? Если не секрет, — и она скривилась в довольной гримасе, очевидно, означающей улыбку, мельком глянув в сторону хозяина дома.

Я не понимала, с чего вдруг эти нападки, а после последних слов, до краев наполненных ядом, в которых, не спорю, отчасти виновата сама, во мне зародились ответные чувства.

Легким движением отбросила растрепанные волосы назад:

— А ты подумай! — не сдержалась я, подкрепив ее пошлые предположения ехидной улыбочкой.

Глаза ее расширились. Ей пришло в голову именно то, что предполагал подтекст моей фразы.

— Узко мыслишь, — ядовито ухмыльнулась, огладив платье, движение вышло дерганое и нервное. — А ты не подумала, что мы просто играли?

— Ну-ну, — неприкрытое недоверие сквозило в голосе красавицы.

— Ясно, одна извилина и та направлена в одну сторону.

— Я очень образована, меня обучали лучшие учителя… — вспыхнула она.

— Но ты ничего ни запомнила, — закончила я ее фразу.

— Да я тебе покажу, ты не знаешь, с кем связалась, плебейка. Я — истинная ведьма в десятом колене, — Лилит прищурила карие глаза, блестящие злобой.

— А по-моему, у тебя шиза и ты глубоко в заднице.

— Прекратили обе, — голос громыхнул раскатом грома прозвучав как команда, и мы, вжав головы в плечи, безропотно подчинились.

В комнате наступило полное молчание, Алекс подошел ближе, и его шаги эхом вознеслись к потолку. Неожиданно он издал тихий звук, средний между вздохом и смехом.

— Ты! — обратился он к Лилит. — Если я узнаю, что из-за тебя или по твоей вине ей станет хуже, не позавидуешь тебе и твоим соучастникам. Всего хорошего, — он явно дал понять, что ей пора. — А с тобой у меня будет отдельный разговор.

— Почему ты ее защищаешь? — прошипела Лилит уже около двери и поежилась под взглядом, которым он наградил ее.

— Потому что она моя гостья.

— А по-моему, это твоя любовница.

У меня не было слов, их вытеснили удивление и обида от такой наглости.

— Прикуси язычок, иначе я его вырву, — голос прозвучал тише обычного, что не предвещало ничего хорошего.

Его черты лица стали более угловатыми, глаза — четкими и яркими и блестели яростью, губы искривились в улыбке, показывая заостренные кончики клыков.

У нее глаза полезли из орбит при виде его преображения. Она икнула, словно увидела перед собой морду кровожадного хищника и, чуть не запнувшись на ровном месте, стремглав кинулась к выходу.

Я огляделась и стыдливо потупилась, засмотревшись на стол. Если б случившееся сегодня было бы в моем времени… хотя и тогда вряд ли я бы предложила малознакомому парню поплавать наедине. Похоже желание избежать одиночества ударило в голову сильнее, чем думала. Да черт, что я жалуюсь, ведь день прошел не так уж и плохо, даже замечательно! Я попыталась выкинуть из головы сказанный в мою сторону вздор. Но это оказалось не так-то просто.

Почувствовав на себе внимательный взгляд, невольно передернула плечами. Руками я теребила ткань платья — волнуюсь. Молчание угнетало.

Наконец он повернулся и лицо его было прежним, Алекс улыбался дружелюбной обаятельной улыбкой.

— Ты бы правда сделал, то о чем сказал? — и что меня дернуло спросить именно это?

Он внимательно посмотрел на меня, улыбка исчезла, стало невозможно понять, какие эмоции он сейчас испытывает.

— Да, и она это знает, — он говорил серьезно, и я ему верила.

Алекс увидел отражение страха в моих глазах. А кто бы не испугался?

— Она сказала, что я… — я сжала кулаки, силясь не разреветься от обиды и стыда. — Пойду к себе, можно?