Он кивнул и бесшумно двинулся вперед, я же, наступая на всевозможные ветки, проваливаясь в ямы, запинаясь за коряги и цепляясь за сучья, издавала слишком много шума.

Впереди деревья начали редеть, и теперь даже моим человеческим зрением я смогла различить выступающие очертания дома. Поравнявшись с моим провожатым, намерилась шагнуть вперед, и тут мужская рука зажала рот, вторая железным обручем обвила талию, притягивая вплотную к себе, затрудняя дыхание. Волна нервной дрожи прошлась по всему телу, и я забилась, пытаясь высвободиться. Мысли в панике вылетели прочь, оставляя меня наедине с этим невероятно сильным существом.

— Тс-с, — я уже хотела изловчиться и пнуть его, когда до меня ветер донес не свойственный природе звук.

Со стороны дома мелькнула чья-то тень, прячась за черными стволами, мы оба затаились.

— Зачем ты меня мучаешь? Разве я недостаточно наказана за свой поступок? — до нас долетел только шепот, пришлось прислушиваться, чтобы разобрать слова. — Ты же знаешь, это не я виновата в твоей смерти.

Донеслись тихие рыдания, перешедшие в истерический смех.

— Люси, дорогая, — вмешался мужской голос, — пойдемте в дом.

— Генри, он опять приходил! Он хочет свести меня с ума или… забрать к себе! Я должна поговорить с ним. Нет, пусти, пусти, — в этот самый момент я переступила с ноги на ногу и встала на очередную ветку, оглушительно громко хрустнувшую в ночной тишине. — Это он!

«Она нас увидит!» — эта мысль пронзила меня, точно стрела.

Я шагнула назад, готовая бежать, но уперлась в словно окаменевшее тело Алекса.

— Не мешай, — одними губами произнес он.

Люсия рванула в нашу сторону, молниеносно среагировавший Генри остановил ее и силой поволок к зияющему чернотой провалу двери.

— Старая карга, — прорычали мне на ухо, и я вздрогнула, в этот момент совершенно забыв об Алексе. Он убрал руку с моего рта, правда, не торопясь разжать вторую.

— Она сумасшедшая? — выдавила я, и неприятный холодок от осознания, что прожила с ней почти месяц, забрался под одежду.

— Сколько же пороков скрыто в человеке, — не отрываясь от двери, за которой скрылись двое, заключил Алекс. — Муки совести. Совесть, — хмыкнул он, — когда ты ей самолично вручаешь корзину со своими плохими деяниями, она продолжит методично сводить владельца с ума. Никогда не заключай с ней сделки, всегда ищи другие выходы.

— Не понимаю, о чем ты.

— И не надо.

После этих слов он отступил назад, предоставляя мне место для дальнейших действий. Отыскав брошенную мной в кустах лопатку, присела: корсет сжал ребра, не давая принять удобную позу для копания в земле.

— Дай лучше я, будет быстрее.

Через пару минут — даже не думала, что закопала шкатулку настолько глубоко, — он отряхивал деревянный прямоугольник и, вручив его мне, потянул прочь.

— У тебя кровь, — Алекс перехватил мою руку, не давая коснуться своего лица.

— Ерунда. Переусердствовал, — кинул он в ответ, белым платком стирая алую жидкость возле носа.

Весь обратный путь конь шел шагом, но накопившееся напряжение, подпитанное смущением, никак не хотело уходить. Когда я ступила на крыльцо дома, казалось, болело все тело, хотелось только упасть на кровать и пролежать неподвижно до самого утра.

Оставшиеся дни до конца недели Алекс в доме не появлялся, а если и приходил, то я с ним не встретилась. Энджил в задумчивости молчал, иногда кидая на меня странные взгляды. Я не решалась заговорить первой. К моему сожалению, за это время Глория больше не приезжала. Я была предоставлена сама себе, и это одиночество, бесцельные прогулки и невозможность с кем-то нормально поговорить начинали сводить с ума. Случались дни, когда общение с Энджилом шло размеренно и будто само собой, но потом вдруг резко все обрывалось и, отвернувшись, он замыкался в себе. Я вновь начинала злиться на себя, на него и на весь мир.

Этой ночью спала урывками и проснулась в мокрой насквозь рубашке и прилипшими к лицу волосами. Распахнув ранним утром окно, сразу же пожалела об этом. Душный и жаркий воздух вплыл в комнату, окутав меня давящим покрывалом. Подобная жара установилась со вчерашнего дня, а я не теряла надежды на спасительный дождик. Мои мольбы, увы, до сих пор оставались без ответа. Погода не щадила никого, становясь нестерпимо удушающей днем.

Желая освежиться, попросила налить в ванну воды, позволив себе немного расслабиться. Если честно, я крайне удивилась, обнаружив на первом этаже ванную комнату, в центре которой стояла оцинкованная ванна. Воду в ней подогревала крепившаяся к краю небольшая дровяная печь. В «родительском» доме сидячую ванну наполняли ведрами служанки, и остывала она довольно быстро.

Одевшись в чистое платье, поспешила к столу. Энджил, как чаще всего было, сидел за столом и о чем-то напряженно думал, нахмуренные брови и отсутствующий взгляд были тому ярким подтверждением.

— Доброе утро, — поздоровалась я после минуты созерцания и, так не получив никакой реакции, села на ближайший стул.

Наконец мое негодование достигло пика и, игнорируя его нежелание общаться, выдала:

— Пойдем сегодня погуляем на улицу, — не дождавшись ответа, встала и подошла к нему вплотную. — Мы сегодня идем гулять.

— Я не люблю прогулки, — он даже не поднял головы.

— Не говори ерунды! От духоты в доме невозможно находиться, а там хотя бы ветерок, — и неожиданно для самой себя осознала, что ведь действительно не видела, чтоб он выходил из дома. — С чего ты вдруг решил запереть себя в четырех стенах?

— Я — калека, — его слова были до краев полны презрением к себе.

— И что? На этом свет не сошелся клином. В мое время инвалиды борются за свои права, участвуют в соревнованиях. Они берут от жизни все, а ты себя заживо хоронишь. Многие даже не считают себя «другими». Хватит молчать, скажи что-нибудь!

— Да.

— Не поняла?

— Давай погуляем… только по саду.

Я улыбнулась, довольная внезапно проснувшейся упертостью.

Перекусив, мы направились по тропинке вглубь сада, стараясь держаться в тени густо переплетенных ветвей. Энджил был погружен в задумчивое молчание, я искоса поглядывала на него, пытаясь по лицу понять, о чем он думает. Но оно было по-прежнему прекрасным и отрешенным, будто все происходящее вокруг его не касалось.

— Сюда забредают люди? — наконец решилась я нарушить тишину.

— Что? — он вздрогнул, выйдя из оцепенения. — Нет, то есть да. Редко. Это ведь частные владения. Если и заходят, то я их выгоняю, нечего им тут делать.

— Ты? — изумилась я, резко остановившись.

Он грустно улыбнулся:

— Я чувствую, когда кто-то рядом, даже если не вижу его. Ощущаю его энергию, внутреннюю силу, настроение. Правда для этого нужно прикладывать некоторые усилия и быть сосредоточенным. Ты понимаешь?

Я кивнула — скорее из вежливости, хотя не понимала я ни черта.

Энджил продолжил:

— Я могу повлиять на решения людей и могу принять за них решение, что делать, — и вдруг поднял голову и улыбнулся. Его волосы перебирал ветер, и они напоминали расплавленное текучее золото. — Не бери в голову. Пойдем покажу мое любимое место.

Наконец мы добрались до озера. Его голубая гладь сверкала на солнце тысячами золотых рыбок.

— Здесь так красиво, даже дух захватывает.

Он лишь кивнул. Его глаза заблестели, должно быть, вспомнил что-то хорошее, все лицо преобразилось, черты стали мягче и прекраснее. Он убрал с лица пару непослушных прядей, которые тут же вернул на прежнее место озорной ветерок. Энджил медленно обводил взглядом живописную местность, стараясь ничего не пропустить. В этот момент он больше чем когда-либо напоминал Ангела.

— Все так преобразилось, даже не верится, что это то самое озеро, — изумился мой спутник.

Вдруг я осознала, что улыбаюсь, просто так, глядя на его необыкновенную внешность, но совсем не такую, как час назад.

Мы просидели в тишине минут десять. Это было такое время, когда не нужно ни слов, ни действий, ты просто чувствуешь, что не один, а большего и не надо.