— Можешь так? — нас дразнили.

Вокруг раскинулись пустынные улочки ночного города. Старинные невысокие — всего в два-три этажа — здания плотно жались друг к другу. От Николаса я знала — это криминальный район, здесь по ночам гулять не просто страшно, а опасно для жизни.

Тишину разрезает наш крик:

— Поберегись! — и мы, разбежавшись, с воплем бросились с моста в мерцающую отражением звезд мутную темную воду.

Мы вместе, он — крича, я закрытая в ее сознании, беспомощно визжа от страха, ухнули в ледяную глубь. «Смог, я смог!», — взметнулись в голове его мысли, а кругом бурлили, закручиваясь пугливые стайки пузырьков. Едва выбрались на берег, как рука Алекса одобрительно похлопала по плечу.

— Ну ты даешь, превзошел все мои ожидания, а ведь говорил, что боишься! — звук родного голоса успокаивает, давая надежду, что худшее уже позади.

— Боже! Вы оба неисправимы! — раздавшийся сверху недовольный женский голос словно упрекал не в меру расшалившихся детей.

Сквозь мокрые свисающие пряди волос мы разглядели, как девушка, переступив с ноги на ногу недовольно скрестила руки на груди, ее короткие волосы трепал задира-ветер. Не удержавшись, поприветствовали ее, чувствуя, как счастье наполняет душу.

Мир погас, и в голове раздался спокойный печальный голос:

— Знаешь, одна из способностей Алекса вызывала сильную зависть. Будучи только новообращенным, он сумел сделать то, что не удалось мне, — выиграть противостояние самому себе и сделать свой выбор, не поддавшись воле создателя. Он уже тогда был сильнее меня, а сегодняшний расклад — это его выбор. Каждый раз он поступал как вздумается, тем самым выводя из себя. Управлять им получалось с трудом.

С опаской открыла свои глаза, увидев светлый потолок и защекотавшие волосы склонившегося надо мной Ника.

— Что это было? — произнесенные слова неприятно обожгли пересохшее горло.

— Воспоминания. Правда, которую многие предпочтут замолчать. Мы ближе к маньякам и насильникам, чем люди думают. За века перестаешь чувствовать так остро и чужая боль становится непонятна. Я с самого первого дня обращения ненавидел своего учителя, считая дни, когда смогу поквитаться с ним. А обратив одного мальчишку, по иронии судьбы стал для него точно таким же чудовищем, которому он отомстил куда более жестоко, чем я своему мучителю.

Я попыталась встать, Николас не позволил этого сделать. Прислушалась к своим ощущениям, не понимая, отчего такая слабость. Мой собеседник молчал, видимо, ожидая вопросов. Поглощенная чужими воспоминаниями, я сейчас желала лишь одного: как можно скорее забыть их, особенно вкус чужой крови и разодранное в тот момент мной горло.

— У Алекса есть свое преимущество, — непонятно для чего принялся пояснять Николас, — на собственном опыте я понял, что сама по себе сила мало что значит. Ее в полной мере могут компенсировать ум и верные друзья, принимающие тебя таким, какой ты есть. У Алекса всегда было и то, и другое. Мне так не везло. Любимчик судьбы, если так можно выразиться по отношению к нему. Хотя, каюсь, и отняла она у него немало.

И вновь выжидающая пауза. Нахмурившись, решила спросить хоть что-нибудь, раз настаивает.

— В вашем мире слишком много психов. Совет боится, что я стану одним из них?

— Совет ничего не боится, — отрезал он. — Я всего лишь показал каково это — быть одним из нас. Ни больше, ни меньше. Как тебе увиденное?

Длинные разговоры начали утомлять, с каждой минутой удерживать глаза открытыми становилось все сложнее.

— Увиденное не способствовало укреплению моего хрупкого душевного равновесия, — попыталась отшутиться я.

Я моргнула, задержавшись в этом моменте дольше, чем требовалось, а открыв глаза, обнаружила лицо Николаса слишком близко к моему, одно неловкое движение — и мы соприкоснемся губами. От одного этого понимания перестала дышать.

— Все наши утраты делают нас сильнее, нужно радоваться прекрасным моментам и искать то, что приносит радость, в настоящем, — я содрогнулась, а ведь Ник будто видел меня насквозь. — Ну хорошо, я закрою боль внутри тебя, и она станет постепенно просачиваться, это даст тебе время принять ее, — после короткой паузы он добавил: — Пожалуй, уберу и воспоминания об убийстве».

Прекрасно понимая, что эти слова об Энджиле, я разрыдалась. И когда теплые, необычно мягкие губы коснулись моих, я искренне желала поверить в услышанные слова.

— Отойди от нее!

Николас нехотя отстранился и, убрав за ухо свисающие пряди, с привычной ему усмешкой спросил:

— Ты защищаешь ее или ревнуешь?

Неуловимое движение, и Николаса отбросило в стену; ударившись об нее, он рухнул на пол. Потревоженные полки с жалобным скрипом и стоном обрушились следом.

— Убирайся! — произнесший слова голос был чужим, низким, угрожающим.

Николас тяжело поднялся, вытирая тыльной стороной кровь с рассеченного лба, и, отбрасывая несчастную полку в сторону, подхватил валяющийся на полу пиджак. Бросив красноречивый взгляд в мою сторону, просто оставил нас наедине.

Почувствовав, как Алекс присел рядом, облегченно вздохнула: очень уж не хотелось вновь становиться свидетелем их ссоры. Я погрузилась в себя, привыкала к давно забытому чувству спокойствия. Пребывая в этом состоянии, пропустила момент, когда он слегка коснулся губ, раз за разом его движения становились увереннее, постепенно делая поцелуй более глубоким. Пальцы с трепетом поглаживали руки, слегка задевая кожу. Приятные ощущения потоком теплой воды скользили по телу, непроизвольно заставляя желать, чтоб этот момент длился вечно.

И только открыв глаза, осознала, кто именно целует меня. Болезненно дернувшись, вскочила, ударившись об него головой.

— Что ты делаешь? — потирая ушибленный лоб вскрикнула я.

Он отстранился, сев прямо, на лице отразилась обида.

— Ему можно, а мне нет? — желчно заключил он. — Чем все они лучше меня?

— Что? — поперхнулась словами, не веря в услышанное. О ком он говорит? Да как он вообще смеет вытворять такое, живя вместе с Лолой?

— Идиот! — в сердцах выругался Алекс. — Извини, меня Лейла, — с этими словами вновь потянулся ко мне.

Испугавшись его внезапного перепада настроения, слетела с кровати и, запнувшись за брошенные не на месте тапки, растянулась между столом и стеной. Едва руки Алекса коснулись меня, я бешено задергалась в его объятиях. Прикосновения показались неестественно горячими, а реакция собственного тела напугала сильнее всего.

— Уходи, оставь меня! — завопила я, глядя куда угодно, лишь бы не на него. Стыд и вина непонятно за что требовали одиночества. На секунду объятия стали крепче, паника от непонимания самой себя достигла предела. — Убирайся отсюда!

Отчаяние и беспомощность, вот что явственно проступило на лице Алекса прежде, чем он отпустил. Почувствовав свободу, кинулась на кровать, уткнувшись в подушку. Все тело сгорало от стыда, а мозг кричал, что после такие громких слов это конец. Отвернувшись к стене, я так и не узнала, долго ли он еще находился в комнате и когда ушел. Вокруг царила гробовая тишина.

Ночные приключения не прошли даром, едва зазвонил будильник и я разлепила глаза, включилась головная боль, точно кто-то только ждал момента, чтобы нажать на красную кнопку.

Мешающая пульсация в висках требовала продолжить отдых, сознание же напоминало о ранее пропущенных днях лекций. Заставить себя встать удалось не сразу. Одевшись, умылась ледяной водой, только после этого немного полегчало. Папа, допивающий утреннюю чашку кофе, удостоился вялой улыбки.

— Не выспалась, дочка? — бодро поприветствовал он, кивая на горячий чайник и пододвигая ко мне тосты и баночку джема.

— Да, — вздохнула я, заливая пакетик чая кипятком, — а ты как?

— Небывало бодр и свеж. Представление было отменным, в последнее время я сильно уставал и только пришел домой, тут же отрубился. С утра уже успел закончить кое-какую работу.

Папа развернул газету. По утрам он никогда не смотрел телевизор, не сидел в телефоне и не читал книг. Газета утром — его пунктик много лет. Опустившись напротив, принялась вяло намазывать джем на тост, по привычке читая страницу, обращенную ко мне.