–Горские? –осмелилась спросить я.

–Нет, конечно, –поморщился отец. – Те, до кого горские добраться не могут, –он посмотрел вверх. –Понимаешь меня?

Я кивнула.

–Мне нужна защита, –отец устало потёр глаза. – Платить за неё бешеные деньги я просто не могу. А если ты войдёшь в эту семью, то мне дадут защиту автоматически. Так как вы с Анжелой обе будете в семье Амира.

Но главное даже не это, а то, что к моим младшим дочерям уже два года не засылают сватов. С тех самых пор, как Анжела вышла замуж за Амира и через год не родила. Тогда горские насторожились и затаились. И принялись ждать,

пока  Анжела подарит мужу наследника. А она, как назло, никак.

–Но при чем здесь остальные твои дочери, папа? – никогда не привыкну к их этой стадной манере мерять всех под одну гребенку. –Если Анжела не может родить, то другие тоже? Это же бред!

–Это для тебя бред! –не выдержала тетка. –А у нас считается, что одна овца все стадо портит. Значит, на семье порча лежит. И другие тоже не смогут. Анжела вон уже где только не была! И у Стены Плача молилась, и к раввинам ходила.

–А может, лучше к врачу? – я постаралась, чтобы это не прозвучало ядовито.

– Да была она у врачей! – отец нахмурился. –Куда только не возили! Не может она родить, никак не может. Когда Амир увидел результаты обследований, был в таком бешенстве, что чуть не поубивал всех. И меня, и Анжелу. Выгнать ее хотел. Я его еле уговорил. Сказал, что свои косяки мы сами и исправляем. И пообещал ему тебя. Конечно, в Москве второй брак не признают. Здесь же двоеженство считается преступлением. Но зато признают в Израиле, в раввинате. Горские –не единственная еврейская община, у которой разрешено двоеженство. Так что будем делать помолвку в Москве, а свадьбу в Израиле. Иначе Амир женится на чужой, из другой семьи. И тогда нам всем конец.

Я все еще не могла поверить в то, что происходит. Несмотря на то, что выросла среди горских. Или –как они сами себя называют –джууров. И, конечно, более-менее, понимала  язык и обычаи. Вернее, думала, что понимаю до сегодняшнего дня. Но о такой дикости мне слышать не приходилось.

–Значит, папа, меня, фактически, приносят в жертву ради благополучия семьи?

– Мой бог, какая же ты тупая! Дедей тюри кином! –всплеснула руками тетка.

–Не ругайся, Раиса! –прикрикнул на нее отец. –Зачем рот пачкаешь? Еще и по матери ее покойной кроешь. Девочке и так тяжело! Нехорошо это! Совсем нехорошо! Маша умная. Маша поймет. Правда, дочка? –обратился он ко мне.

Я сглотнула сухой ком в горле. Он все набухал, набухал, и, наконец, прорвался слезами.

–Папа, ну как же так-то?

–Ээээ… –отец махнул рукой. – Ну что ж ты мне душу травишь, дочь? Думаешь, мне легко было? Знаешь, что я пережил, когда пришлось жене признаться, что у меня есть женщина на стороне? Какой позор перенес! В лицо мне плевали. Отец жены и вся ее родня. Никогда не забуду, как тесть мне сказал: "Мужчина тогда зовется мужчиной, когда он умеет уважать жену и род. И, прежде всего, это касается того, что в штанах. Удержать не смог –так хотя бы скрой результат". А я не хотел скрывать, дочка. Я тобой гордился. И твоей мамой гордился.

– Ну да, вторая жена –не позор. А на стороне – позор, –всхлипнула я. –Дикость какая-то средневековая. Боже мой, папа, двадцать первый век на дворе!

–Вот овца тупая! –снова не выдержала тетя. –Голова ватой набита! Вторая жена –это по горскому закону. А твоя мама – любовница, да еще и не наша, не из горских! И ребенок вне брака. Твоему отцу легче всего было тихо тебя в детдом сдать. И забыть навсегда, что ты есть. А он здесь на этой кухне, –тетка постучала по столу, –рыдал у меня на груди и кричал, что своих не бросает. Что ты в этом интернате погибнешь. И, знаешь, что? Мы, может, и не такие интеллигентные, как вы, русские. Книжек не читаем и в театры не ходим. Мы, может, и средневековые. Только у нас на Кавказе нет детских домов. Совсем нет, понимаешь? Если, как у тебя, что-то с матерью случается, то ребенка забирают соседи или родня. Нисим тебя ко мне и пристроил. А у меня свои дети есть. Но разве кто-то с этим считался? Отец тебя поил, кормил, и где бы ты была без него? А сколько отцов своих детей бросают? И теперь тебе нужно просто вернуть то добро, что ты получила. Иначе все будем побираться на старости лет. Разве мы это заслужили?

А разве я заслужила быть инкубатором семейного благополучия? И вдруг в голове молнией блеснула идея. Я ухватилась за нее, как утопающий за соломинку.

–Папа, а если я тоже не смогу? Я ведь еще… ну ты понимаешь… – произнести фразу: " я еще девственница" так и не решилась.

–Мы это предусмотрели, дочка, – отец обнял меня за плечи. – Мой зять Иван, которого я не считаю бывшим, муж  моей покойной дочери Дианы, он ведь гинеколог. Очень знающий врач, один из лучших в Москве.

–Он про Айболита, –поспешила пояснить тетка. –Ты его видела у моей  дочки на свадьбе, помнишь?

Я даже не знала, что этого врача зовут Иваном. Привыкла как-то, что все зовут Айболитом. Вся женская часть горской родни у него регулярно проходила осмотры. Когда теткины дочки замуж выходили, она все богу молилась, чтобы Айболит хорошие новости принес насчёт их женского здоровья. Я его пару раз видела мельком. В основном, на семейных торжествах, куда меня приглашали крайне редко. Отец хоть и не скрывал сам факт моего существования, но старался приглашать только к тем, кто точно не обидит. А таких было мало. В большинстве случаев мне, как Золушке, приносили в каморку вкусные подарки со свадеб, помолвок, бар-мицвы и бат -мицвы * –обрядов совершеннолетия для мальчиков и девочек: конфеты торты и пироги.

–Ну как? Ты согласна? –отец с надеждой посмотрел на меня.

Можно подумать, что у меня есть выбор! Я кивнула, зарыдала и тихо сжала в кармане мамин крестик. Очень хотелось перекреститься, чтобы бог уберег от беды, но при тете не решилась. Отец очень спокойно относился к тому, что я другой веры. Просто просил не афишировать на людях. И покреститься в церкви так и не разрешил, боясь, что об этом узнает родня. А тетка каждый раз на дыбы становилась, если ловила меня во время молитвы крошечной иконке, которую я прятала в письменном столе или с крестиком в руках. Потом она жаловалась отцу.

–Чужая она для нас, чужая! – кричала тетка. –Как ты не понимаешь, брат? Не наша кровь! Не наша вера! Сколько волка не корми, все равно в лес убежит.

–Нельзя человека к богу на веревке тащить! – злился на нее отец. –Пусть молится, кому хочет! Это личное дело каждого! Бог для всех один!

*Бар-мицва – еврейский обряд посвящения мальчика во взрослую жизнь. Обряд проходят мальчики в 13 лет.

Бат-мицва – еврейский обряд посвящения девочки во взрослую жизнь. Обряд проходят девочки в 12 лет.

Согласно законам иудаизма, когда ребёнок достигает совершеннолетия, он становится ответственным за свои поступки и становится духовно взрослым.

Айболит

Иван отошел к раковине помыть руки. В кабинет без стука зашел отец Маши и по совместительству бывший тесть Айболита Нисим Ирганович. Бывший ли? Можно ли считать бывшим тестя, если его дочь не развелась с Иваном, а умерла? Руки в мыльной пене слегка задрожали.

– Хватит! –мысленно прикрикнул он на себя. –Сейчас не время. День –время работы и забот. А для слез и дрожания рук есть ночь. Когда можно дать волю эмоциям, лежа в постели. Ему говорили, что боль отступит через два года. С тех пор, как погибла его жена, прошло семь лет. Боль и не думала утихать. Она просто научилась прятаться за дневными хлопотами. Зато ночью, как вампир, воскресала.