Наскоро справившись с эмоциями, Аликс бережно спрятала письмо за корсаж и позвала дворецкого. Переговорив с ним, отдала все необходимые приказы и отправилась к отцу. Следовало сообщить старику новости и, по возможности, успокоить. Сборы заняли несколько дней. По замку расползлись тревожные настроения, охватившие всех его обитателей, и лихорадочное возбуждение. Собирались спешно, но тщательно: в две дорожные кареты запрягли лучших лошадей, в том числе любимую Калипсо, с которой графиня не пожелала расставаться, взяли деньги, украшения и самую необходимую одежду. Господ сопровождали Мадлен, лакей Ван Хельсинга и внушительный отряд вооруженной охраны.
Ранним утром процессия покинула пределы карпатского замка. Оглянувшись назад на высокие стены с остроконечными крышами, Аликс почувствовала, как мучительно больно сжимается сердце. Она была так счастлива здесь в течение двух незабываемых лет, а теперь суждено ли ей вернуться обратно? Кто или что встретит ее после того, как война окончится? Не в силах больше сдерживаться, она всхлипнула и с мольбой посмотрела на отца. Ван Хельсинг протянул руки, прижимая к себе дочь, погладил по волосам и зашептал что-то банально-утешительное. Спрятав лицо у него на груди, девушка тихо заплакала.
Трансильвания напоминала растревоженный улей. Дороги размыло после сильных дождей, поэтому передвигались медленно. Кучер старательно выбирал путь, опасаясь, что кареты могут завязнуть. Мимо то и дело проезжали обозы с армейским снабжением, подводы с ранеными, плелись крестьяне с котомками, оставшиеся без крова и искавшие приюта и убежища на севере страны. Раздавались крики погонщиков, скрип колес и тревожное ржание лошадей. Разразившееся за горами ненастье медленно затягивало горизонт, не оставляя сомнений, что, достигнув пределов свободных пока равнин, война не остановится, пока не сотрет с лица земли все живое. Робкие надежды, которыми обменивались отец и дочь, стараясь приободрить друг друга, напоминали острые лучи солнца, прорывавшиеся сквозь нависшие тучи, которые не освещали, а лишь подчеркивали тяжесть и темноту нахмурившихся небес.
На ночь графский кортеж остановился в небольшой деревушке Виштя-Маре, тихой и практически безлюдной, отстоящей довольно далеко от главной дороги. Маленькая деревянная гостиница на окраине редко встречала постояльцев, и хозяин — грузный добродушный мужчина — несказанно обрадовался гостям, разом обеспечившим ему почти двухнедельный доход. Отправив лошадей под навес, а охрану и слуг в людскую, он провел господ в основное помещение. Большая комната со светлыми окнами и цветами на подоконниках напоминала горницу крестьянской избы. Покрашенные белой краской рамы прикрывали короткие занавески, столы прятались под чистыми скатертями, а вдоль грубо срубленных деревянных стен протянулись длинные лавки. За одним из столов сидел молодой военный в полковничьих эполетах. Мундир на его груди сильно топорщился, левая рука неподвижно замерла на перевязи. Он неторопливо потягивал вино, отодвинув от себя полупустую тарелку.
— Добрый вечер! — Абрахам Ван Хельсинг слегка поклонился офицеру, на что тот поднялся со своего места и ответил таким же вежливым полупоклоном. Поцеловав руку Аликс, он пригласил вновь прибывших присоединиться к своей трапезе.
Мужчины повели неспешный и неторопливый разговор, а девушка рассеянно смотрела в окно, за которым высокой стеной поднимались горные цепи. Покрытые редкой растительностью, они тянулись к небесам, где начинали зажигаться первые звезды.
— Поэнари? — сквозь ватные раздумья донесся до нее голос молодого офицера. — Нет, я не участвовал в непосредственной защите крепости. Мы обороняли первый заградительный пост и встретили осман, которые пытались прорваться вслед за отходящим гарнизоном. Схватка вышла жаркой, в ней я и получил свое ранение, — он приподнял перевязанную руку. — Оборону крепости вел сам генерал Дракула, но там мало кто уцелел.
Графиня замерла и быстро посмотрела на отца. Он внимательно слушал полковника, подкрепляя заинтересованность возгласами одобрения. Польщенный его вниманием офицер принялся рассказывать о штурме, который наблюдал во всех подробностях, о битве и подвиге солдат, сложивших жизни ради безопасного отступления основных частей.
— Наш лагерь расположился неподалеку, — доверительно сообщил он, — к нему ведет дорога, рассекающая горный хребет. Первый день я находился в лазарете при генеральной ставке, а потом меня перевели сюда поправлять здоровье. Пока перелом не срастется, из меня весьма скверный воин.
— Государь здесь? — воскликнул старый граф. — Совсем рядом с нами?
— Почти, — усмехнулся офицер и, растягивая слова, добавил. — Несколько верст по горной дороге, минуя десяток застав, проехать которые не проще, чем преодолеть сами горы.
— Скажите, — вмешалась в разговор Александра, пытаясь не показать волнения, невольным румянцем проступившего на ее щеках, — а главнокомандующий… тоже здесь?
— Разумеется, мадемуазель, — охотно ответил полковник, не замечая обручального кольца на ее правой руке. К сожалению, мы с вами близки к линии фронта. А куда направляетесь вы? К северным границам?
— Да, верно, — кивнул Ван Хельсинг, — мы хотели какое-то время провести в Российской империи, пока все… не уладится.
Офицер сокрушенно покачал головой:
— Хотелось бы верить, что освобождение страны не займет много времени, но пока сложно говорить что-то определенное.
Дальше Аликс не слышала и не слушала. Сердце билось в грудной клетке редко и глухо, с каждым ударом отмеряя секунды вечности. Кровь шумела в ушах, перекрывая окружающие звуки. Пристальный взгляд девушки вновь устремился к окну, где громоздились каменные исполины, скрывающие за собой расположение армейского лагеря. Он здесь, совсем рядом… Несколько верст — это пара часов езды! «Мы дышим одним воздухом, и одна луна взойдет сегодня над нами, — думала девушка, — а потом нас разделит дорога, и кто знает — увидимся ли мы вновь?»
Время стало густым и вязким, будто остановилось. Когда отец коснулся ее плеча, Аликс вздрогнула и подняла голову. Они были одни, полковник попрощался и отправился к себе.
— Милая, нам пора, — мягко проговорил старый граф, — завтра предстоит долгий путь, нужно как следует отдохнуть перед ним.
Девушка согласно кивнула и последовала за отцом в предназначенные ей покои.
Сквозь открытые настежь окна в комнату вплывала ночная свежесть, подернутая ароматами все еще влажной почвы и древесной коры. Ветерок шевелил прозрачные занавески и качал на подоконнике невесть откуда взявшееся там гусиное перо. Графиня сидела на постели, сжав ладонями виски. Сон бежал от нее как испуганный зверь, а мысли сплетались липкой паутиной, не давая ни вздохнуть, ни забыться. «Как близко, — шептала несчастная девушка, — если бы я могла увидеть его… только увидеть, мне больше ничего не надо. Как бы тогда я была счастлива…»
Аликс подняла голову и уставилась в темноту за окном. Глаза горели лихорадочным огнем, отражая пламя свечи на прикроватном столике. «Всего один шанс, который завтра растает без остатка… что я теряю? Ведь я никогда себе потом не прощу».
Она поднялась с кровати и провела дрожащими руками по пылающим щекам. Пропади оно все пропадом!
========== Глава 28. Исключение из правил ==========
Старинные часы с кукушкой размеренно отсчитывали драгоценные мгновения. Перевалило за полночь, и весь постоялый двор крепко спал. Графиня быстро одевалась, внимательно прислушиваясь к посторонним звукам. Пока все было тихо. Отец расположился в соседней комнате, Мадлен разместили с местной кухаркой — в спальне госпожи не нашлось лишней кровати. Охранникам выделили место на сеновале рядом с конюшней. Оставалось надеяться, что бдительный Рувим не выставил часовых, полагаясь на мир и спокойствие глухой деревушки. Надевая дорожное платье, девушка долго отыскивала пуговицы: перед глазами мутилось, словно она собиралась совершить нечто страшное и совершенно запретное. А между тем никто не имеет права приказывать ей! Графа рядом нет, остальные ее личные слуги, да и старик отец… но Аликс напрасно пыталась себя успокоить. Она прекрасно понимала, что если кто-то узнает о ее планах, все неизбежно рухнет.
