— Да как вы смеете обвинять меня… — Настерский поменялся в лице, на багровом прежде лбу и щеках разлилась смертельная бледность. — Всю мою жизнь я служил на благо королевства, в то время как вы только недавно заняли генеральский пост. Вы не имеете права!

— Вы ошибаетесь, — вздохнув, Дракула поднялся из-за стола, завораживающе медленно доставая из-за пояса пистолет и взводя курок. Вытянув руку, он поднял оружие, целясь в голову генерала. — Как ваш командир и наместник, назначенный самим государем, я обвиняю вас в предательстве и освобождаю от звания и присяги, которую вы преступили.

Грянул выстрел, оглушительно-неожиданный, разорвав тишину, воцарившуюся в палатке. Голова князя дернулась, он неловко всплеснул руками, покачнулся и повалился на пол, с грохотом опрокидывая свой стул. На грязно-белой брезентовой стене расплывалась темная клякса кровавого всплеска — пройдя навылет, пуля пробила плотную парусиновую ткань.

Онемев от внезапности произошедшего, офицеры молча переглянулись. Положив разряженный пистолет на стол, Дракула так же неторопливо достал из-за пояса второй и переложил в правую руку, предусмотрительно взведя курок.

— Кто еще хочет поддержать предложение о капитуляции и предать идеалы покойного короля? — спокойно спросил он.

Возражать главнокомандующему не посмел никто. Тело убитого генерала, содрогавшееся в последних конвульсиях, говорило красноречивее всяких слов. Стараясь не смотреть в его сторону, члены штаба один за другим стали высказывать предположения, поначалу тихо и робко, но потом все смелее и увереннее, постепенно возвращаясь в рабочую колею военного совета. Граф больше наблюдал, чем принимал участие, временами перекидываясь парой слов с обер-секретарем, который старательно записывал все решения и вопросы.

Поздно вечером, распустив собрание, Дракула приказал убрать тело князя, обратившись к ожидавшему его Мирче Милошу:

— Повесить перед войсками как предателя короны. Если кто-то еще задумается о связи с османами, немедленно доложить мне.

— Как прикажете, ваше сиятельство, — генерал покорно склонил голову, после чего отправился выполнять поручение.

========== Глава 27. На перепутье ==========

Второй день шел дождь. Монотонный перестук капель по черепичным крышам множился и перекликался, сплетаясь в равномерный сырой шелест, пропитавший все вокруг. В воздухе плясала мельчайшая водяная взвесь, наполнявшая его свежестью и слабыми, но отчетливыми ароматами влажной земли. Ветер спал, и листья деревьев мерно вздрагивали, временами сбрасывая с себя излишки дождевой воды.

Графиня Александра вытянула руку из-под наклонного козырька крыши, завороженно наблюдая, как разбиваются о ладонь водяные капли. Со смотровой площадки одной из самых высоких башен замка открывался прекрасный вид на владения ее мужа. С одной стороны возвышались горы, покрытые потемневшими от влаги буковыми и сосновыми лесами, в долинах между ними дымился редкий полупрозрачный туман. С другой простирались луга, переходящие в пашни, а между ними петляла дорога с заросшими высокой травой обочинами. Пустынная в ненастье, она являлась основным путем, соединяющим замок и прилегающие к нему деревни. Крыши ближайших домов, острый шпиль церкви и сейчас можно было рассмотреть в туманной дали.

Шорох дождя успокаивал, ложась благодатным бальзамом на душу молодой графини. Где-то там, за горными перевалами, на расстоянии сотен километров почти два месяца шла война. Далекая, но оттого не менее грозная, она невидимыми крыльями охватила всю Румынию, установив новые правила и заставив постоянно помнить о себе. Поместье Дракулы превратилось в укрепленную цитадель, способную выдержать не одну неделю осады. Охранные посты максимально расширили, за предместьями установили наблюдение, а подходы к самому замку постоянно патрулировались. В остальном жизнь почти не изменилась, но краски словно потускнели, а прежде ровные и чистые мазки смешались с грязной водой напряжения и неизвестности.

Со стороны винтовой лестницы послышались шаги, слегка приглушенные каменными стенами башни. На смотровой площадке показалась Мадлен — миловидная зеленоглазая девушка, доверенная камеристка графини. Поклонившись, она с почтением произнесла:

— Простите, если помешала, миледи. Его сиятельство просил найти вас, он предлагает сыграть в шахматы и выпить чаю.

Аликс мягко улыбнулась:

— Передай папе, что я скоро приду.

Обернувшись к перилам, она вновь вслушалась в дождь. Покидать башню совершенно не хотелось. Графиня испытывала странную двойственность — сочетание нависшей угрозы и временной безопасности, и не менее странное внутреннее отрицание, заставлявшее отца и дочь играть в мирную жизнь. Впрочем, постоянный обмен волнениями ничего бы не изменил — помочь армии они не могли, а жизнь вопреки всему продолжалась. Конечно, сохранялась возможность уехать из страны, как сделали это многие аристократы, бежавшие от неминуемой смерти. Однако Аликс даже думать не желала о том, чтобы оставить Румынию, за которую сражались ее брат и муж. Пока она здесь, она мысленно с ними, их соединяет прочная невидимая нить, но стоит ей пересечь границы — и связь неминуемо прервется.

Чувства рассыпались брызгами и протекали сквозь пальцы, словно дождевая вода, собиравшаяся на ладони девушки. И если отношение к нежно любимому брату вполне выражалось отчаянной надеждой, то образ супруга был более сложен и более противоречив. Двусмысленная встреча с османской переводчицей накануне их расставания надолго поколебала спокойствие Александры. Не одну ночь провела она в размышлениях, но однажды, гуляя по замку, ненароком забрела в кабинет графа. Напротив рабочего стола висел их совместный портрет, написанный всего полгода назад — удивительно подробный и реалистичный. С тех пор она часто приходила туда, мысленно беседуя с ним и с самой собой. «Как много я о нем не знаю…» — думала девушка, рассматривая дорогие черты, и моменты прежнего счастья вспыхивали все ярче, пока окончательно не затмили воспоминания о роковой ночи. В свете военных событий страх потерять заинтересованность мужа показался смешным и ничтожным по сравнению с риском остаться вдовой. Больше графиня не рассуждала о неверности, в которой, к слову, могла и ошибаться. В душе осталась лишь горечь разлуки, тихая тоска и беспримерное волнение за судьбу любимого.

Аликс последний раз вдохнула сырой воздух, запоминая свежие ароматы. Стряхнула влагу с мокрой руки и, еще раз окинув взглядом окрестности, направилась к винтовой лестнице.

Около двух часов пополудни во дворе замка поднялась беспорядочная суета: прибыл гонец от главнокомандующего. Немедленно послали за графиней и начальником охраны. Насквозь промокший и покрытый дорожной грязью юноша протягивал три запечатанных письма. С волнением взглянув на знакомый почерк, Александра принялась расспрашивать посланника, но тот едва держался на ногах. Поняв, что ничего толком не добьется, кроме того, что граф жив и здоров, она приказала накормить гонца и дать отдохнуть, после чего отправилась к себе. Закрывшись в спокойной полутьме будуара, дрожащими руками разорвала конверт, адресованный ей.

«Дорогая Аликс, — писал граф, — наша разлука затянулась, но я никогда не переставал думать о тебе. К сожалению, карпатский замок больше не может гарантировать безопасность, поэтому вам с отцом необходимо покинуть Румынию. Прилагаю письмо к великим князьям Волконским, у которых мы останавливались в позапрошлом году. Они окажут любую помощь и примут вас у себя, пока мы не разрешим всех военных вопросов. Настоятельно прошу не медлить и не брать с собой ничего лишнего. Охрана замка сопроводит вас до границ Российской империи. Как только положение поменяется, я незамедлительно тебе напишу. С любовью,

Твой Влад»

Вот и все. Графиня глубоко вздохнула и прижала пальцы к губам. Надежда на перелом в войне разлетелась вдребезги, поблескивая колючими гранями неиллюзорного отчаяния. Настоящего положения в войсках никто не знал, но письмо мужа подтверждало самые печальные слухи. В замке больше не безопасно, значит, вскоре сражения перекинутся на северную сторону Карпат, а дальше… дальше она предпочитала не думать. Быть может, граф перестраховывается? Вполне в его стиле, но… девушка покачала головой, разгоняя рой невеселых мыслей — как бы там ни было, необходимо выполнить его распоряжение.