-И я тебя люблю...
Лишь через несколько секунд он понял, что ему сказала Светлана...
И теперь больше не страшно. Злые силуэты из углов исчезли, больше нет этой испепеляющей темноты, этого съедающего страха. И так легко стало разом. Так легко, как во сне. И сон этот был не выдуман. Он существовал наяву. Да, в этом маленьком старом домике. Да, в тишине холодного весеннего вечера. Без сотен коробок конфет, тысячи букетов роз и миллиона пустых слов. Всё так... Рядом был человек, от которого это не требовалось. И можно не стесняться слёз, и можно не стесняться слов, и можно не стесняться чувств, которые и дарят ощущение духовной возвышенности над земными, ничтожными, бренными, кратковременными вещами, над внутренними слабостями и трудностями жизни.
Молодые люди стояли молча у окна, вспоминая слова друг друга и прокручивая их в голове вновь и вновь... Через стекло сквозь густой скоп облаков начал струиться белый свет. Он упал на пол, распространяясь по всей комнате. Вдруг внезапно посветлело. А пара всё ещё продолжала стоять в объятиях друг друга. Прогорклый запах кофе рассеялся. Теперь по всему дому сладко пахло фруктовым чаем из пакетика.
Если бы рядом с Михаилом и Светланой на столе стояла потухшая свеча, то она непременно бы зажглась и, озаряя фигуры влюблённых, начала согревать вокруг себя морозный воздух.
20 глава
Март выдался холодным. Весь месяц шёл снег и заметал крыши домов и окна машин. Холодно было от влажного ветра, который в своём стремительном полёте превращался в мокрое облако и ложился на лица прохожих. Гладкая наледь на снегу или асфальте заставляла постоянно смотреть на дорожку и переваливаться с одной ноги на другую, как пингвин, чтобы не поскользнуться на тротуаре. Редкий человек останавливался, думал, как лучше пройти по отшлифованной поверхности. Чаще люди брели, не разбираясь, а потом расплачивались за свою недальновидность. Даже песок, щедро посыпанный на лёд дворниками, в большинстве случаев не спасал. Все шли, падали... Кто-то вставал, кого-то поднимали... Радовало лишь то, что всё-таки постепенно лютый мороз проигрывал, уступая место теплу. Однако от солнечных лучей лёд таял, а на его поверхности появлялся слой воды, только усугублявший ситуацию и усиливающий скольжение.
Чем меньше дней оставалось до операции, тем нервознее становилась Светлана. Человек, с ней незнакомый, не почувствовал бы разницы между её обычным поведением и нынешним, так хорошо она научилась бороться со своим страхом. Но близкие-то замечали в ней изменения, хотя не подавали вида, чтобы не концентрироваться на плохом и не усугублять её и без того беспокойное состояние.
Как бы девушка не старалась вести себя как прежде, всё равно за день до госпитализации все сутки напролёт промолчала. Да и никто ничего не мог сказать друг другу. Никто не хотел озвучивать свои мысли, боясь, чтобы они не сбылись или, наоборот, чтобы претворились в жизнь.
Следующим утром Светлана с матерью находилась в больнице. Теперь девушка на странность разговорилась, будто внутри что-то подмывало её к какой-то пустой и ненужной беседе. Каждый час перед операцией Светлана звонила брату и Михаилу и, превозмогая смертельный страх, смеялась от их подбадривающих шуток, которые те кричали в трубку сквозь слёзы. Она сидела на застеленной кушетке, теребила пальцем простынь и думала о том, как снова окажется дома.
-А мы сегодня чуть кухню не спалили! Решили поэкспериментировать, запечь курицу, - Максим направил камеру телефона на духовку, - засунули её и благополучно забыли... Вышли на улицу. Потом заходим - а там катастрофа! - он засмеялся.
-Вот и оставляй вас одних дома! - залилась лихорадочным смехом девушка.
-Так ты бы видела, как нежно он укладывал её на противень, - вступал Михаил, - как осторожно обмазывал маслом...
-Спасибо, теперь я хочу есть, - продолжала хихикать Светлана.
-Ну если честно, то сырая она выглядела даже аппетитнее, чем... "приготовленная".
Юноши сидели дома у Максима и уже не знали, о чём рассказать, лишь бы отвлечь девушку. Говорили и о том, как они чуть не поскользнулись на льду, как расчищали дорожки во дворе, как Михаил в магазине выбирал макароны, как ТВ тарелку замело и они полезли её чистить шваброй...
И она на момент воображала себя где-то далеко от больницы, но всё равно, когда отрывала глаза от экрана телефона, понимала, что перед ней, увы, далеко не радужная картина.
Как давили на Светлану грязные, гнилые стены, поросшие плесенью, как пугала темнота больничных коридоров. От пропахших тухлостью наволочек и простыни мутилось всё внутри. Ей казалось, что она, как бабочка, попалась в эту простынь, как в сеть паука, и что он совсем скоро приползёт на своих шестерых длинных волосатых ножках, взглянет на неё всеми десятью глазками и начнёт свою долгожданную трапезу.
Юноши всё-таки решили поехать в больницу и поддержать Анну Сергеевну. Со Светланой они уже не успели увидеться.
Во время операции все были как на иголках. Максим то и дело вскакивал со стула и ходил из угла в угол, изредка останавливаясь около засохшей герани, которая держалась из последних сил, или уже погибшего, сдавшегося алоэ, в то время как Михаил сидел, нервно дёргая ногой, кусая нижнюю губу и теребя заусенцы на пальцах. Анна Сергеевна же стояла, опёршись на стену и сложив руки у плеч, будто находилась в трансе. Она передавала дочери через расстояние жизненные силы и молилась.
Минуты казались часами, часы - вечностью...
Каждую секунду их настрой менялся. Секунда - всё хорошо, другая - что-то случилось... Нет, нельзя думать о плохом. Всё нормально. Это всё закончится. И они...увидятся вновь... услышат друг друга... Обязательно. Лишь бы пережить это... А дальше всё будет хорошо.
Когда в коридор вышел хирург, Максим замер на месте, потирая руки, а Михаил ещё сильнее закусил губу, так что из неё брызнула кровь, и отдёрнул заусенец с пальца, который так упорно расковыривал всё это время. Женщина у стены судорожно открыла глаза и просяще посмотрела на появившуюся фигуру.
-Всё в полном порядке..., - тихо произнёс доктор.
