18 глава
Клонился к концу февраль. Мороз ударял в окна и изрядно бил в закрытые от вьюги двери, не желая уступать дорогу весне. Земля всё ещё была покрыта мягким покрывалом, которое не успевало растаять за те короткие солнечные дни, когда лучи весело играли, отражаясь блеском на снежинках, а только ещё больше росло ввысь, возводя высокие сугробы, стремящиеся будто коснуться небосвода своей макушкой.
По вечерам Михаил, освободившись от работы, и Максим, покончивши с учёбой, водили Светлану по заснеженному двору, протаптывая перед ней тропинку.
Как-то раз, когда Михаилу дали заслуженный выходной, он со Светланой решил покинуть привычную зону обитания и пойти к нему домой. Сонный вечер быстро опустился на крыши домов. Ветер стих, слышался лишь скрип заледеневших ветвей.
Фонари слабо горели над головами, освещая лишь снежинки, пролетавшие около высоких столбов.
Молодые люди шли медленно по заметённой, кое-где расчищенной соседями и проезжающими машинами дорожке мимо других жилищ, в окнах которых брезжился свет от включённых телевизоров и зажжённых ламп, мимо застывших сиреней и дубов. Светлана чувствовала, будто совершает побег из тюрьмы на свободу. Зимняя свежесть окрыляла, заставляла скорее скрыться в тёплом убежище.
Девушка так сбегала не в первый раз. После очередной стычки родителей, когда тёти Оли уже не было рядом, маленькие Света и Максим спешили к тёте Олесе и дяде Косте, чтобы переждать опасность. В соседском доме они чувствовали бескрайнее умиротворение и безмятежную радость. Играла музыка, говорило радио. Хотя телевизора тогда не было, слишком дорогое удовольствие для семьи Миши, это не мешало детям весело проводить время. В доме Светы и Максима телевизор был, их папа зарабатывал достаточно. Но мог ли этот телевизор заменить им радость, покой, любовь отца, спокойствие матери, крепкую семью? Никак нет. Пустая коробка, "дарящая" лишь видимость счастья. "Я пошёл и пристрелил коварную бестию - телевизор" (цитата из книги Рэя Брэдбери "Убийца"), - писал Рэй Брэдбери.
И каждая мысль о том, что нужно будет всё равно вернуться туда, где царит хаос и страх, играла на нервах, как музыкант на скрипке, царапая тонкие струны смычком. Так им не хотелось покидать этот дом добра и света, дом, в котором всё было пропитано любовью и нежностью.
И вот сейчас, счастливая тому, что наконец антураж сменится, чувствуя небывалую лёгкость, девушка почти бежала, крепко держа за руку Михаила, к спасительному строению, как к Ноеву ковчегу.
Всего несколько шагов, чтобы дойти до крыльца, а раньше казалось, что идти нужно было очень долго. Знакомый забор с его торчащими острыми досками, с облезшей красной краской, знакомые, не раз испытавшие на себе лёгкую ножку девушки ступени, ведущие к двери, и протёртый, занесённый толстым слоем снега поручень. Порог со ступенькой и особый запах старины и уюта. В каждом доме пахнет по-своему, и этот аромат невозможно описать словами. Это одновременно и свежеиспечённый пирог, и старые терпкие духи, и стиральный порошок...
Светлана и Михаил сняли с себя верхнюю одежду. Вешалка обновилась женским коричневым пальто и вязаной чёрной шапкой.
Девушка шла вперёд и вспоминала расположение комнат, ощупывая руками стены со старыми обоями, которые клеили родители юноши, когда только купили этот дом.
-А тут окно, да? - спрашивала она. - А тут кухня? А там в конце коридора твоя комната? А это зал, вот тут кровать. А рядом кресло-качалка. Слева стол, в углу телевизор. Рядом комод, на нём стоял магнитофон.
-Теперь вместо кровати и кресла стол. А всё остальное осталось так, как было. Магнитофон теперь у тебя, - объяснил Михаил.
-А куда ты переставил кресло и кровать?
-Никуда, вынес их.
-Зачем?
-Мешали своим прошлым в настоящем.
Они долго пили чай, слушая как ветер хлещет в ставни и в батареях течёт вода. Умиротворение парило в воздухе. Во всём прослеживалась идиллия: в освещённости кухни, в запахе затяжного печенья, во вкусе сладкого чая с мятой, в позе девушки, в положении её рук и расслабленных бровях, которые наконец-то уняли напряжение.
Странно - как осветился дом. Пришло новое движение, новые мысли, взгляды, какие-то другие, но такие одновременно знакомые и даже родные черты.
Что для одного погибель, для другого свобода. Светлана видела спасение в доме, который Михаил считал темницей, и, наоборот, юноша стремился пребывать в жилище девушки, которое для неё являлось олицетворением тюрьмы.
-Как ты без мамы? - искренне поинтересовалась девушка.
Михаил понимал: отвечать нужно откровенно. Кому ещё он сможет открыться в большей степени? Он без стеснения начал:
-Сейчас уже лучше..., - он помешивал сахар в кружке. - Но всё равно тоскую... Потому-то я старался как можно раньше избавиться от всего, что давило на меня плохими воспоминаниями. Потому-то я и вынес ту мебель, она видела много смерти. И знаешь, стало легче.
-Мы нечасто об этом говорили. Я узнала обо всём от мамы, но, прости, говорю честно, когда это со мной случилось, я перестала обращать на чужое горе внимание. Я была так погружена в себя, что думала, будто моя беда самая страшная... Теперь понимаю, что это не так. Я ужасная эгоистка. Для меня с Максом твои родители всегда были идеальной парой..., - мурашки побежали по телу. - Знаешь, мне раньше так хотелось жить в твоей семье. В ней не было того, что, увы, было в моей...
Нужно было сменить тему, и они решили повспоминать весёлые моменты из прошлого. Они всплывали яркими картинками в головах обоих. Какие песни они вместе слушали, что смотрели по телевизору...
-Помнишь, мы часто смотрели на кассете "Как украсть миллион"? - напомнил Михаил и откусил печенье.
-Да, помню. Мой любимый. А какие там мелодии красивые...