Всё. Теперь всё. Что осталось?

  -Я не буду больше улыбаться. Я не буду плакать. Для меня больше нет ничего. Забудь, Света! Забудь! У тебя были надежды? Их растоптали! Не строй иллюзий. Спустись на землю! Нет ничего! Смирись с этой пустотой! Смирись!..

  Девушка продолжала сидеть на полу, уткнувшись в ладони, сжимающие холодные лепестки.

  Максим с болью в сердце слушал из коридора душевные стенания. Он сам бы расплакался, стоял бы рядом кто-то старше его. Спустя час юноша осторожно вошёл в комнату сестры. Она, как обычно, сидела перед листом бумаги и царапала его кистью. Вода с полотна стекала на стол. На полу красовался растрёпанный букет. А Светлана продолжала своё дело. Холодная и невозмутимая, она заполняла свою картину чёрной гуашью. Брызги летели во все стороны, скрипела бумага от касаний кисти.

  В комнате смеркалось. На еле светлом небе уже так рано проглядывался лик луны.

  Оба ели молча, медленно, прожёвывая каждую крупицу. Максим не хотел тревожить сестру, задавать какие-то вопросы. Сейчас это лишнее. Всё потом.

  Она не могла произнести ни звука. Девушка лишь слушала своё дыхание и думала, как соберёт собственными руками растрёпанный букет и попросит брата его сжечь.

11 глава

  В доме Михаила тускло горел свет. Помятая постель находилась в тени от лампы. Юноша смотрел в большое окно, которое выходило в сад. Там, под яблоней, уже целый месяц лежала куча из обгоревшей кровати и старого кресла. Чёрный пепел разлетелся по всей земле и осел на листьях деревьев. Снег скрыл эту жуткую картину, припорошил обугленные острые деревяшки, торчащие вверх своими пиками из-под мягкого покрывала.

  Михаил безучастно смотрел на тонкие ветки яблони и представлял мать. Как много он не успел ей рассказать, как мало времени провёл с ней.

  "Мама, а помнишь, мы снова хотели посмотреть "Как украсть миллион" ("Как украсть миллион" - американская комедия 1966 года режиссёра Уильяма Уайлера с Одри Хепбёрн и Питером О"Тулом в главных ролях)? А помнишь, мы думали послушать ещё раз тот папин диск? Думали, успеется. Да нет... Больше никогда... Я хотел было пошутить для тебя, мама, чтобы взбодрить нас. Но ты бы не поняла. Я не знал, как мне поступить. Я был бессилен, я был слаб. И сейчас я не чувствую силу. Если ты рядом, подскажи, помоги..."

  Юноша долго мог разговаривать в тишине, с надеждой вслушиваясь в пустоту. Одиночество стало такой обыденностью, что даже общество соседки ему казалось чрезмерным. Когда та приходила, чтобы принести ему еды, он ждал, вперивши взгляд в стену, когда же она уйдёт.

  -Я завтра зайду вечером, буду жарить пирожки своим и тебе занесу...

  "Не нужны мне никакие пирожки... - роились в голове мысли, - никто мне не нужен, ничто мне не нужно".

  -Или заходи на недельке как-нибудь сам. Ты знаешь, мы всегда тебе рады. С Настей поговоришь, поиграешь в домино, шахматы. Она так по тебе скучала...

  Настя, дочка тёти Маши, бойкая девочка с рыжими волосами, веснушчатым лицом и большим шрамом под правым глазом от падения с велосипеда, очень любила, когда к ним домой заходил сосед. Она мечтала, как выйдет за него замуж и у них будет большой дом с высокими окнами и белыми колоннами, поэтому всячески пыталась занять его какими-либо занятиями, будь то настольные игры или просмотр мультфильмов. Михаила уже тогда тяготило её общество. Он не знал, о чём с ней говорить. Казалось, беседы для неё были пустым делом. Девочка бегала около него, стреляла глазками, стараясь уловить его, как ей чудилось, влюблённый взгляд, но не находила ничего кроме уставших и равнодушных серых глаз. Кстати, свой шрам Настя получила, когда хотела произвести на соседа впечатление, съехав с небольшой горки на своём двухколёснике. В итоге девочка упала на угол лавочки и разбила себе всё лицо.

  "Не хочу никуда идти", - твердил про себя он, но вслух отвечал:

  -Как-нибудь зайду...

  Всё стало ненужным, не таким важным, как раньше.

  Тётя Маша уходила, а он оставался в кровати...

  Внезапно в ворота громко постучали. Михаил дёрнулся, будто его сковала судорога. Он не ждал никаких гостей, а у тёти Маши были ключи от двери, так что та заходила беззвучно. Юношу этот звон, который он не слышал достаточно долго, напугал до дрожи.

  Встав с кровати, он мотнул головой, чтобы прогнать звёздочки из глаз, и, опираясь на стенку, вышел в коридор и выглянул во двор из окна кухни. За воротами кто-то стоял, какое-то тёмное пятно маячило за калиткой, снег скрывал черты лица. Кто так резко и неожиданно вспомнил о нём, Михаил предположить не мог.

  Зябко и сыро было снаружи. Давно не скрипело крыльцо под его ногами, давно мороз не пощипывал нос. Юноша мутным взглядом прошёлся по округе и спустился по лестнице. За воротами он разглядел чёрный капюшон, из-под которого торчали пучки светлых волос, припорошенные снегом.

  -Миш, это Макс! - послышался знакомый голос.

  Юноша нахмурился, вспоминая, кто это, а потом, когда на ум пришёл образ соседа, друга из прошлого, ускорил шаг, щёлкнул замком и открыл дверь.

  -Привет, - тихо поприветствовал Михаил.

  -Привет, можно я ненадолго зайду?

  Михаил поглядел на него с полминуты и отступил, пропуская гостя. Вместе они молча взошли по занесённым ступеням и вошли в дом.

  Гробовая тишина встретила их.

  Снимая куртку и холодея от отсутствия какого-либо шума, Максим спросил:

  -Как ты?

  Михаил взял его куртку, повесил её на крючок рядом со своей и протянул:

  -Ничего. Пытаюсь жить.