В реальность Сергея вернул вскрик. Резкая, но короткая боль пронизала Елену с головы до ног. Он понял это.
– Прости, прости, любимая моя, золотая, родная. Это только в первый раз так, – и стал опять целовать её, нежно, чувственно, целовать везде.
Ну, как теперь ему без неё жить? Как оторваться от этой красоты? Как ему теперь спасать мир? А Елена была совершенно счастлива от одной только мысли, что первый и такой любимый мужчина в её жизни – это Сергей, самый лучший во всей Вселенной.
И тут она подскочила, ойкнув от боли внизу живота.
– Папа! Я же не позвонила родителям! Он убьёт меня. Что же делать?
– Так, я поеду в город, скажу, что ты на даче, что все в порядке, просто не смогла дозвониться. Короче, придумаю, не волнуйся. Заберу Виктора, ему все равно нужно к Вениамину Павловичу. И вернусь. А ты…
Он взял Лену на руки и понёс в дом. Включил свет, положил на диван.
– А ты жди меня и не таскайся по дому. Лежи, – и чмокнув её, укатил, заперев за собой дверь.
Елена никогда не узнает, чем Сергей убедил отца, но вернулся он один. Ей сейчас не хотелось думать об этом. Но и об отъезде Серёжи даже вспоминать было больно. Они проговорили всю ночь. Он носил её на руках, прижимая к себе. Ему хотелось ощущать свою девочку, целовать-миловать. Он всё никак не мог поверить в реальность происходящего, и радуясь, и ругая себя одновременно. Под утро забылись в недолгом сне, слившись как сиамские близнецы, как одно целое. Разбудил их Виктор, надо было ехать. Лена не плакала, ничего не говорила, просто принимала это испытание как есть: Сергей уезжает, она будет ждать. Он не целовал, он впитывал вкус её губ, вкусный, сладкий, такой уже родной… Оторвался. Ушел, оставив на губах своей Ленки ожог от поцелуя, такого горячего, такого упоительного…
Девочка Лена прожила этот месяц. Она даже что-то делала: лазила по библиотекам, вместе с Костиком ездила в ближние деревни "за фольклором ", собирала какие-то материалы и мечтала – приедет Сергей, и… Картинки рисовались всякие-разные, но непременно радужные. И свадьбу она тоже представляла, и даже их детей.
Одного не могла понять тогда эта девочка, совсем не глупенькая, а просто обалдевшая от любви и сильно скучающая по своему Сергею, почему он ни разу не позвонил. Да, о плохой связи было что-то сказано, но не до такой же степени? Ни разу не позвонить. Звонок раздался ровно через месяц. Заканчивалось лето, заканчивался дачный сезон.
– Привет, любимая моя девочка! Я дома, – у него перехватило дыхание от волнения.
– Серёжа, – тихо прошептала Елена, – Ты где?
– Мы с Виктором где-то через час освободимся и поедем к Вениамину Павловичу. Надо кое-что доставить. А потом…
– Я приеду, уже выезжаю.
Лена летела на свою дачу и, проходя через участок Доры, увидела на веранде её и Свету, подружку Свету. Что-то кольнуло под сердцем, но тут же улеглось. Сергей… Скоро она его увидит. Сердце забилось, щеки заалели.
– Леночка, ты что не заходишь? – голос Доры звонко прозвучал в предосеннем прозрачном воздухе. – Иди к нам, иди-иди.
Пришлось зайти.
– Здравствуйте всем. А Люда здесь?
– Людочка, Лена появилась.
Подружка кубарем слетела со второго этажа и давай обнимать-целовать. И потихоньку стаскивать Елену с веранды.
– Пойдем к вам. Хоть поболтаем, – тащила она Лену в сторону её дома.
– А у нас радость, – продолжала Дора. – Света приехала. Оказывается, они с Сергеем женаты, т.е. расписаны. И вот теперь хотят это дело отпраздновать. Света всех приглашает, и тебя. Только еще дату не назначили. Сейчас Сергей приедет, будут решать.
– Поздравляем, счастья-радости желаем, – буркнула Людка и уже с силой потащила Елену.
Дальнейшее, как кадры немого кино. И не с ней, Еленой, а с какой-то другой девушкой. Лютик затолкала её в дом. Пихала ей воду, чай, даже папин коньяк. Трясла как грушу, умывала холодной водой. Она всё понимала, её подружка, но не знала, как помочь. И когда стала орать, что вызовет сейчас скорую помощь, если Ленка не очнётся, к той стал возвращаться разум. То, что мир вокруг рухнул, а все её естество находилось в состоянии отбеливателя без запахов, вкусов, звуков, стало понятно сразу. Она оглохла, онемела и ослепла одновременно. Бежать! Бежать куда угодно, только подальше отсюда. "Бежать" – стучало в висках. Не обращая внимания на Людмилу, Елена схватила сумку и рванула на пристань. Остатки разума подсказали ей, что Сергей появится с другой стороны,от трассы. Значит, надо на пристань, в обратную сторону. "Беги, Ленка, беги." Она никогда так не бегала. Лютик отстала почти сразу. И когда Елена в последнюю секунду влетела на пароходик, её уже не видел никто. Как добралась до города, история умалчивает. Она сидела на лавочке в прибрежном парке. Замёрзшая и бледная, с остановившимися глазами. Видимо кто-то из сердобольных прохожих обратил внимание на странную девушку, потому что к ней подошел милиционер, что-то спрашивал, она что-то отвечала, постепенно понимая, что нужно как-то взять себя в руки. Дошла до кафе, выпила воды, потом большую чашку кофе. Купила ещё бутылку воды и пила, пила как живую воду.
Решение пришло само собой. Как будто открылось второе дыхание. Папа с мамой и Ольгой приезжают завтра, от папиных сестер. Дойдя до почты, Елена позвонила им, чтобы они не беспокоились. Домой нельзя, там может появиться кто угодно, а она не хотела никого видеть. Куда, куда? К друзьям, родственникам, знакомым? Ну, не вариант. На необитаемый остров, можно, даже, невезения. На луну. На северный, можно южный полюс. Она бы даже согласилась на тюрьму, потому что ей всё равно, лишь бы подальше от этой, так неожиданно свалившейся на неё беды. Остается, Костик, друг детства, одноклассник, а теперь еще и однокурсник. Он всегда выручал и в школе, и вне её. У него есть съёмная квартира, которую они арендуют с другом. И о ней никто не знал.
Лена наврала, что потеряла ключ от квартиры. Ещё что-то врала. В конце концов, Костик, не поверивший ни одному её слову, отправил "оставшиеся от Лены кусочки" в душ. Вот, что надо было ей сейчас больше всего. Долго-долго смывала она с себя что-то липкое и мерзкое, окутавшее её со всех сторон. Потихоньку возвращались какие-то силы. Она вышла в халате Кости, извинилась за это, плюхнулась в кресло. С кухни доносился запах кофе и чего-то ещё. Там кто-то возился.
– Это Лёня. Мы с ним снимаем эту квартиру. Сейчас попьём, поедим, и я тебя слушаю, – объяснил ситуацию Костя.
Это было его любимое выражение. И в первом, и в пятом, и в десятом классе он её, Лену, слушал. А уже потом делал выводы, и позволял себе давать советы. Именно, позволял, никогда не навязывая своё мнение. Правда, было и по-другому. Они тогда отдыхали в спортивном лагере после седьмого класса, очень интересно проводили время, почувствовали некоторую свободу. И Лена на спор переплыла Волгу. Костик целых три дня с ней не разговаривал. А когда открыл рот, стало понятно: он перепугался за неё до смерти. И онемел на несколько дней, потому что ему нечего было ей сказать, ничего хорошего. Мудрый не по годам, он битый час объяснял ей, что она – девочка, будущая мать. Что место героизму есть, а безрассудству нет. Ну, а когда на будущий год, находясь в колхозе на картошке, Елена с другим их одноклассником, Сашкой, великим математиком и баскетболистом, не захотевшем уступить девчонке в споре, влезли ночью на разрушенную колокольню при деревенском кладбище, Костик прибежал первым. Он понял, что они натворили: вверх было проще по разбитой лестнице без перил, а вот вниз… Да еще и фонарик погас. И Костя пополз, зажигая спички. И заложники собственной глупости тоже начали сползать, преодолевая по одной ступеньке, пока горела Костина спичка. Вот тогда они первый и последний раз поняли, насколько Константин был прав. Его теория о "ложном героизме", прочитанная им с Сашкой в виде лекции, засела у них в башках на всю оставшуюся жизнь. Правда, Санька, балагур и юморист, умница и прекрасно воспитанный человек, любящий спорт, шахматы и математические задачки, не нужен оказался этой жизни. У него нашли саркому, родители боролись до последней капли крови… А они узнали об этом уже постскриптум. У Елены в памяти этот классный пацан остался настоящим героем, потому что, зная, что с ним стряслось, ни разу не пикнул в присутствии своих друзей. Улыбался, шутил, иногда выходил из комнаты, принося что-нибудь вкусненькое. И страстно мечтал о военном училище. Ах, каким бы Александр был офицером! Как раньше говорили – блестящим! Он ничего не умел делать наполовину, всегда шел до конца. Светлая память…