– Ну, чего вы молчите? – спросил Виктор.

В другое время Лида заплакала бы, но сейчас ей нужен был союзник.

– Ваша жена, – начала она, – пришла к нам сегодня утром ругаться из-за кошки…

Она рассказала ему всё, что знала: обстоятельно, стараясь не упускать подробностей, включая свой недавний разговор с Асей и историю о пропавшей дочери. Когда она закончила, Щукарёв помолчал немного, потом предложил:

– Пойдёмте в дом. Серёг…

Он обернулся в поисках Сергея, но нигде его не увидел.

– Кажется, он ушёл, когда я пришла, – сказала Лида.

– Куда?

– Я не знаю. Вышел в калитку.

Он отправился к Асе и, войдя, сказал заранее заготовленную фразу:

– Я думал, вы волнуетесь, как там Вероника. Пришёл сказать, что все более- менее в порядке.

– Спасибо, – сказала Ася, вставая ему навстречу, и неожиданно оказалась совсем рядом. Её светлые серые глаза насмешливо смотрели на него, и пахла она дождём и свежестью, как Светка, когда он в первый раз её встретил. Сергей хотел было отодвинуться от Аси, но вдруг почувствовал, что сопротивляться больше не может. Ему невыносимо захотелось поцеловать её, и, не выдержав, он наклонился и поцеловал. Ася ответила. Ему стало так хорошо, как было только в молодости.

26.

– Располагайтесь, – сказал Щукарёв, проводив Лиду в большую светлую гостиную, в которой Лидина однокомнатная квартира могла бы уместиться целиком. Она села к столу, он расположился напротив, открыл в телефоне Гугл и, найдя сообщения о пропавшем ребёнке и листовку от волонтёров, убедился в том, что Лида не врёт.

– Значит, Ася кажется вам странной? – спросил он, вновь поднимая на неё глаза.

– Она не кажется. Она странная, – ответила Лида, тщательно подбирая слова. – Я просто не могу решить, хорошо это для меня или плохо.

– Но вы думаете, что она вас использует?

– Да, – ответила Лида. – Но мы, по сути, обе друг друга используем.

Виктор с интересом взглянул на Лиду. Выглядела она хуже, чем вчера: волосы засалились, под глазами залегли тени, синяк на щеке почернел и приобрёл размытую жёлтую кайму. Но при этом что-то изменилось в её взгляде и в манере держаться. Она больше не казалась провинциальной простушкой, в ней откуда-то взялись и ум, и достоинство.

– То есть, вы допускаете, что ваши интересы могут совпадать, несмотря на всё, что она говорит и делает?

– Да, допускаю. В конце концов, кроме неё мне никто не верит. Вы, наверное, тоже.

– Ну, как сказать… Конечно, версия следователя выглядит логичнее, особенно с этой найденной курткой.

– Я же говорю.

Они молча сидели друг напротив друга. Стемнело, в траве за окном кто-то оглушительно стрекотал. Тонкие ладони Лиды лежали на столе, одна на другой. Кожа у неё была совсем бледная.

– Давайте, я напою вас чаем, – неожиданно для себя предложил Щукарёв. – И накормлю чем-нибудь. А то вы выглядите так, как будто месяц ничего не ели.

– Не месяц, – поправила она. – Двенадцать дней. Но нет. Спасибо. Я лучше пойду.

– Подождите, – сказал Виктор, – я же не говорю, что совсем вам не верю. Просто их версия пока выглядит лучше.

Он помолчал, подумал, потом заговорил с ней совсем другим тоном:

– Вы знаете, когда Вероника утром пропала, я чего только не передумал. Мне голову снесло начисто. И это при том что мы с ней разводимся и ничего хорошего я к ней уже не чувствую. Я очень сильно испугался. А у вас ребёнок… Это даже представить страшно. Я вообще не знаю, как вы держитесь.

– Я её ищу, – просто сказала Лида.

– Я вам помогу.

– А если я ищу не там?

– В любом случае, с этой клиникой что-то не так. И поскольку у них сейчас моя жена, мне это не нравится. Давайте поедим. Поговорим. Подумаем.

Лида согласилась. Щукарёву она доверяла больше, чем Асе.

27.

Вероника пришла в себя ночью, облизнула пересохшие, словно с похмелья, губы, откашлялась и, оторвав от подушки тяжёлую после наркоза голову, осмотрелась. Она была в больничной палате и боли в сломанной ноге не чувствовала.

Вероника поискала у изголовья кнопку вызова медсестры и не нашла её. Увидела рядом на тумбочке пустой металлический лоток, оставленный ей на случай тошноты, взяла его и начала бить им о стену. Звук получился что надо. В коридоре раздались торопливые шаги, в палате появилась медсестра.

Вероника потребовала врача.

Через полчаса, несмотря на то, что была уже половина первого ночи, врач появилась. К её приходу Вероника уже успела понять, что, несмотря на минималистичность, интерьер в палате не дешёвый, аппаратура – новенькая, с иголочки, и очень навороченная. Даже постельное бельё было как в хорошем отеле.

Пришедшая врач оказалась под стать обстановке: худая стервозная блондинка без единой лишней побрякушки, но в адски дорогих туфлях и с безупречным маникюром.

– Добрый вечер, – вежливо, как администратор в шикарном отеле, сказала блондинка. – Меня зовут Мария Валерьевна Шахова. Как вы себя чувствуете, Вероника Юрьевна?

– Вы делали мне операцию? – Вероникин голос всё ещё звучал хрипло: давал о себе знать оставленный шарфом синяк.

– Нет. Операцию делал хирург, Рафаэль Гамлетович, а я – дежурный врач, психиатр-нарколог. Вы находитесь в филиале наркологического центра…

– Да знаю я, где я нахожусь, – перебила её Вероника. Лицо Шаховой дрогнуло – такого ответа она не ожидала.

– Операция прошла успешно. У вас был открытый перелом голени, полученный, видимо…

– Машина меня сбила на шоссе, – ядовито сказала Вероника. – Чёрный "Вольво ХС", на номере была девятка и буква "к". – Уехал, даже не притормозил.

– Вы, оказывается, многое помните, – осторожно сказала Шахова.

– Я всё помню, – прохрипела Вероника. – Принесите мне телефон. Я должна позвонить мужу. Он, наверное, волнуется.

– Нет, не волнуется, – ответила Шахова. Лицо её осталось бесстрастным, но внутренне она упивалась чувством мести. Щукарёв с другом избили Олега, и сведение счётов с его женой было только началом. – Мы ему уже позвонили.

– Он приедет? – нетерпеливо спросила Вероника. – Утром?

Она заговорила чуть торопливее, чем прежде, и Шахова поняла, что хотя Вероника и разыгрывает уверенность в том, что муж кинется к ней по первому зову, но всё же сомневается.

– Нет, – ответила она. – Мы пообщались по телефону. Виктор Алексеевич сообщил, что вы разводитесь и, по сути, уже являетесь чужими людьми. Приезжать он отказался. Организовывать ваш перевод в областную больницу – тоже. Сказал, что у вас достаточно денег, чтобы самой оплатить пребывание в нашей клинике.

– Вот сука! – Вероника выпалила это и закашлялась. Горло саднило немилосердно, и она была рада, что выступившие на глаза слёзы можно списать на травму. Витька с ней разводился, но она никогда не думала, что он на самом деле её бросит.

– Вы знаете, – с удовольствием продолжила Шахова, – возможно, это к лучшему. Ногу мы вам собрали, а вот с вашей головой ещё предстоит поработать.

– С моей головой всё в порядке, – сказала Вероника, уставившись в потолок. – Я всё прекрасно помню. Вы даже сами удивились.

– То есть, вы были адекватной? И, будучи совершенно адекватной, шли по обочине шоссе и попали под машину? А потом вскочили и побежали, невзирая на сломанную ногу? И дрались с санитарами? Вы делали это, полностью отдавая себе отчёт в том, что и зачем делаете?

– Нет, – Вероника начала заводиться. – Я вела себя неадекватно. Но я при этом всё понимала. Просто контролировать себя не могла. Была, как водитель в машине, где руль не крутится, тормоза не работают и двери не открываются.

– И вы считаете, что это нормально?

– Я… Я… Да. Нет. Я не знаю.

Шахова это сделала. Она выбила стерву из колеи, выцарапала из панциря, добралась до мягкого брюшка. Она достала из кармана блокнот и ручку и расположилась записывать.

– Раз уж вы расположены к ночным разговорам, Вероника Юрьевна, – сказала она, – давайте с вами подробно вспомним всё, что сегодня произошло. По свежим следам, пока вы всё так хорошо и отчётливо помните. Для того, чтобы завтра мы могли начать приводить вашу голову в порядок.