– А это кто?! – изумилась Марьюшка, бросилась внутрь и через минутку появилась, неся на каждой руке по двухлетнему малышу. – Чьи это детки, тятя?
Малыши – мальчик и девочка – были похожи друг на друга как две капли воды.
– Близняши! – продолжала удивляться девушка. – Махонькие какие!
– Это, дочушка, мои детки… и мачехи твоей. Родили мы их год спустя как ты пропала, невмоготу мне стало. Такая тоска к горлу подступала – хоть в омут головой. Вот и сладили… твои сводные братец и сестрица, Богдан и Ждана. Сиротки…
– Какие ж они сиротки, тятенька! – возмутилась Марья. – А старшая сестра на что? Вырастим, выучим, не хуже других будут, вот увидишь!
Иван стоял и любовался на Марьюшку с детьми на руках: такая она сейчас была красивая, ещё красивей, чем прежде (хоть это казалось невозможным), так светилась изнутри, что глаза закрывай – а сияние ещё ярче будет! Тукнуло сердце в грудь, в самые рёбра, придержал Иван его рукой, чтоб не шалило, вздохнул.
Словом, в дорогу он вышел спустя несколько часов, с новой одёжей, припасами, сытый, напитый. Ещё день был, между прочим.
Вошли они с Буяном в лес и давай искать место, где никто не бывал. Ходили-ходили, с тропинки в сторону нарочно сбивались, да всё без толку: опять ноги их несли на дорожки, человеческими ногами протоптанные. Уморились, сели под дубом.
– Ничего не выходит, – устало вздохнул Ваня. – Сколько бродим, уж ноги все сбил, а толку нет…
Задремали немного, и сквозь сон услышал Иван, как будто ребёнок плачет и зовёт: «Ау! Ау!» Встрепенулся:
– Буян! Побежали! Кому-то помощь нужна, заблудился дитёнок, видать! – и во весь дух помчался на голос: – Где ты? Ау!
– Ау! – отвечает ребятёнок, да только всё дальше и словно в другой стороне.
– Малыш, постой, погоди, я спасу тебя! – кричит Ваня изо всех сил, а ему в ответ:
– Ау! Ау! – сзади кричат.
Развернулся парень и помчался в противную сторону, а голос всё тише:
– Ау!! Ау!Ау…
Побегал Иван, пока не выдохся, остановился, огляделся: места совсем незнакомые: опушка, на противоположной стороне которой тёмный-претёмный лес щёткой стоит. Вдруг Буян тявкнул и в стойку стал. Проследил Ваня за его взглядом и увидел чудо лесное, маленькое, пузатенькое, с надутыми щеками. Посмотрело на него чудо, захихикало и убежало в чащу.
– Вот я дурак! – вытер взмокший лоб Иван. – Это ж Аука! Ему в радость над путником покуражиться, в глушь его заманить! Но нас он, похоже, привёл куда надо…Буянка, это что же там, гляди! Не избушка ли??
Буян согласно гавкнул. И правда, на той стороне опушки стояла избушка. Вот только раньше её не было! Откуда взялась?? Словно из дремучего леса вышла!
– Буянка, за мной! – тихо сказал Ваня и направился к избе. – Гляди-ко, да она на курьих ножках! Это мы с тобой к Бабе-Яге в гости попали!
Подобрались поближе, парень откашлялся в кулак и сказал, как положено:
– Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом!
Заскрипела избушка, закачалась, но с места не сдвинулась, одну лапку подняла, стоит, стонет.
– Что ж с тобой случилось, бедолага? – присмотрелся Иван. – Ах, ты бедованка, как и я! Где ж палец-то сломала?
Избушка тяжело вздохнула и как будто понурилась, совсем погрустнела от собственной незадачливости. Ваня суму с плеча снял, кусок полотна вынул, подорожник сорвал:
– Сейчас, голубушка, я тебе помогу, потерпи немного! – палец курий осторожно взял, косточки соединил – избушка тихонько попискивала – подорожник приложил и перебинтовал плотно. – Сейчас полегче должно стать, попробуй.
Избушка закачалась, закряхтела и повернулась к парню передом, дверью, значит. Крыльцо всё в мусоре, паутина как занавеска висит, словно сто лет сюда никто не входил. Ваня по ступенькам поднялся, дверь открыл, от скрипа скривился, но поздоровался как следует:
– Доброго здоровья этому дому, достатка и благоденствия! Приютите ли путника, хозяева?
А на лавке Баба-Яга костяная нога лежала, заскрипела, как дверь, но только грозно:
– Фу, фу, русского духу слыхом не слыхано, видом не видано, а нынче русский дух сам пришел, вот я тебя в печке изжарю, на косточках твоих покатаюууусь! – вдруг застонала под конец, зажаловалась, – Ходют и ходют тут всякие, покою никакого нет престарелому человеку! То в баньке попарь, то обед приготовь, то к Кощею путь укажи, то ещё чем помоги! Спасу нет, не избушка в дремучем лесу, а проходной двор какой-то! А человек неделю встать не может: спину ломит!
– А что с тобой, бабушка, приключилось? – поинтересовался Ваня. – Почему в спину вступило?
– Да Леший, чёрт его задери, подбил Падун-камень поднять, сказал, не осилю я!
– Это не тот ли Падун-камень, где река шумит-гуркотит и царицу-Воду вызвать можно?! – восхитился парень.
– Он самый, – сухо ответила Яга.
– И как же?
– А так же, – отвернулась к стене и пробубнила что-то невнятное.
– Не понял, бабушка, что сказала? – переспросил Ваня.
– Любопытный какой! – разозлилась Баба-Яга.– Не осилила, говорю! Только спину сорвала!
– Ишь ты, ну и Леший! Да кто ж его поднимет-то, Падун-камень?! – покачал головой парень. – Посмеяться он над тобой захотел, бабушка, как же ты его в твоём-то возрасте не раскусила?!
– Это в каком-таком возрасте? – свирепо спросила Яга.
– Да в самом что ни на есть расцвете сил! – торопливо поправился Ваня. – Ты его в другой раз подбей Алатырь-камень поднять, вот уж душеньку потешишь! Ежели она у тебя есть, конечно, – совсем тихо добавил, чтоб Яга не услышала. – А давай, бабушка, я тебе пособлю, спинку подлечу?
– Ну, чем чёрт не шутит, давай, сил уж никаких нет, – не стала возражать Яга.
Иван баньку растопил, веник запарил, на каменку воды плеснул да и отправил бабку туда греться. Веник велел к пояснице приложить и сидеть, пока не позовёт. Сам же принялся порядок в избе наводить: пауков да тараканов вымел, окна почистил, полы помыл, потолок и стены влажной тряпкой обмахнул, постель бабкину перетряхнул, печь растопил, воды нагрел, утварь всякую перемыл, скатерть на стол постелил, пироги из сумы достал, самовар нагрел, лоб утёр, вздохнул – вроде всё. Это рассказывать устанешь, а долго ли умеючи дела переделать! Ягу из бани вывел, пуховым платком поясницу укутал, чаю с пирогами предложил – ожила бабка! Сидит, чай прихлёбывает, розовеет, как заря, глазом блестит, на парня поглядывает.
– В бане помылся – заново родился! – подмигнул Иван.
– Ой, и справный ты парень!– пропела размякшая Баба-Яга. – Даже в печь тебя сажать неловко как-то!
– А и не надо, бабушка! – подхватил он. – Неудобно это!
– Чем же отблагодарить тебя, кощь человеческая?
Иван только рот раскрыл, чтоб о горе-злосчастье своём рассказать, как Яга говорит:
– Всё про твою беду знаю. Надо тебе к Белой Змее идти, она куда мудрей меня, подскажет, как твоё несчастье на счастье поменять.
– А может, к Кащею? – робко спросил Ваня, недолюбливавший змей.
– Нет, – отрезала бабка. – Кощей по смерти дока, а тебе судьбу надо изменить. К Белой Змее. Только закавыка есть одна: спит всё время царица змей, никому её мудрость не нужна, вот она и впала в спячку. Надо тебе, Ваня, её разбудить и совета спросить.
– Как же я смогу? – понурился парень.
– Сможешь. Когда найдёшь то, что, мыслишь, потерял. А и скажи-ка мне, добрый молодец, кто тебя надоумил в путь отправиться? – поинтересовалась Яга.
– Бабушка Аграфена привиделась и сказала, что могу я жизнь свою изменить, вот и пошёл. Про Белую Змею она тоже говорила.
– Ах, Груня, вот ведь угомону нет на тебя! – улыбнулась Баба-Яга. – И с того свету помогать хочешь!
– Бабушка, а где мне змеюку эту искать? – спросил Иван.
Закряхтела Яга, поднялась было, да передумала:
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.