Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Когда путешественники вошли в гостиницу, старший снова проявил нетерпение.

И на сей раз он взял на себя переговоры. Он осведомился, нельзя ли побыстрее пообедать, и в его тоне чувствовалось, что он готов обойтись без гастрономических тонкостей, лишь бы было подано поскорее.

— Гражданин, — отвечал хозяин, который, услышав, что подъехала карета, прибежал с салфеткой в руке, — вы будете быстро и надлежащим образом обслужены в вашей комнате, но если я осмелюсь дать вам совет…

Он замялся.

— Говорите же, не тяните! — воскликнул младший, и это были его первые слова.

— Так вот, я посоветовал бы вам попросту сесть за табльдот. Обед превосходный, и все блюда готовы. Там сейчас обедает путешественник, которого ждет карета.

И хозяин указал на экипаж с парой лошадей; они били копытами о землю, меж тем как кучер, набираясь терпения, сидел на подоконнике и опорожнял бутылку кагорского вина.

У старшего путешественника вырвался отрицательный жест, но, поразмыслив секунду-другую и, видимо, изменив свое решение, он сделал движение, как бы безмолвно вопрошая своего спутника.

Тот ответил ему взглядом, означавшим: «Вы же знаете, что я во всем вам повинуюсь».

— Хорошо, — сказал старший, очевидно привыкший распоряжаться, — мы пообедаем за табльдотом.

Потом, повернувшись к кучеру, который с шапкой в руках ожидал приказаний, он бросил:

— Чтобы не позже чем через полчаса лошади были готовы!

И по приглашению хозяина оба вошли в столовую, причем старший шел впереди, а младший следовал за ним.

Известно, что вновь пришедшие обычно привлекают внимание всех сидящих за общим столом. Взгляды устремились на входивших; весьма оживленный разговор был прерван.

Это были обыкновенные посетители гостиницы: путешественник, которого у крыльца ожидала готовая к отъезду карета, виноторговец из Бордо, ненадолго задержавшийся в Авиньоне по причине, о которой мы вскоре поведаем, и несколько пассажиров, направлявшихся в дилижансе из Марселя в Лион.

Вошедшие легким наклоном головы приветствовали компанию и сели в конце стола, отдаленные от сотрапезников тремя или четырьмя приборами.

Эта аристократическая сдержанность еще более разожгла всеобщее любопытство: чувствовалось, что эти люди весьма благовоспитанные и утонченные, хотя одеты они были крайне просто.

На них были короткие штаны в обтяжку, заправленные в сапоги с отворотами, сюртуки с длинными фалдами, дорожные плащи и широкополые шляпы. Примерно таков был костюм всех молодых людей того времени. Но, в отличие от парижских и провинциальных франтов, волосы у них были длинные и гладкие, а вокруг шеи туго, по-военному, повязан черный галстук.

Мюскадены — так называли тогда молодых людей, гонявшихся за модой, — носили прическу под названием «собачьи уши», то есть волосы, пышно взбитые на висках и спереди зачесанные к самому затылку, а на шее повязывали огромный галстук с развевающимися концами, в котором утопал подбородок.

Наиболее рьяные сторонники реакции даже пудрили волосы.

Приступая к описанию внешности вновь вошедших, отметим, что они представляли собой полную противоположность.

Мы уже видели, что старший не раз проявлял инициативу, и, когда он говорил даже о самых обыденных вещах, по интонациям его голоса можно было догадаться, что он привык командовать. Как мы сказали, то был мужчина лет тридцати; его гладкие черные волосы, разделенные прямым пробором, падали до самых плеч, закрывая виски. Лицо у него загорело, как у путешественника, побывавшего в жарких странах; у него были тонкие губы, правильный нос, белые зубы и соколиные глаза, какими Данте наделил Цезаря.

Он был невысок ростом, руки и ноги у него были на редкость изящны. В его манере держаться чувствовалась некоторая скованность, как будто он не привык носить свой костюм, и если б он находился не на юге, на берегах Роны, а где-нибудь на прибрежье Луары, в его речи обратили бы внимание на легкий итальянский акцент.

Его спутник выглядел года на четыре моложе.

Это был красивый молодой человек, белокурый, голубоглазый, с нежным румянцем, с правильным прямым носом и волевым подбородком, почти лишенным растительности. Он был дюйма на два выше своего спутника и, при сравнительно высоком росте, так превосходно сложен, так свободен в движениях, что в нем угадывалась не просто сила, но и незаурядные ловкость и проворство.

Хотя они были одинаково одеты и держались на равной ноге, белокурый выказывал своему длинноволосому спутнику заметную почтительность, но отнюдь не как старшему, а как лицу, занимающему в обществе более высокое положение. Вдобавок он называл старшего гражданином, меж тем как тот именовал его просто Роланом.

Но сотрапезники, вероятно, не увидели всех особенностей, которые мы описываем, чтобы поглубже ввести читателя в русло нашего повествования: уделив вошедшим несколько мгновений, они отвели глаза, и прерванный разговор возобновился.

Надобно сказать, что за столом обсуждалось происшествие, жгуче интересовавшее путешественников: речь шла о нападении на дилижанс, который вез шестьдесят тысяч франков, принадлежавших правительству. Ограбление произошло накануне на дороге, ведущей из Марселя в Авиньон, между Ламбеском и Пон-Роялем.

С первых же слов рассказчика молодые люди стали прислушиваться с явным интересом. События разыгрались на дороге, по которой они только что проехали, а рассказывал о них один из участников этой дорожной сцены, виноторговец из Бордо.

С особенным любопытством расспрашивали о происшествии пассажиры дилижанса, который недавно прибыл и должен был продолжать свой путь. Другие сотрапезники, тс, что жили по соседству, видимо, были наслышаны о подобных случаях и не прочь были сами о них порассказать, приводя все новые подробности.

— Так значит, гражданин, — спросил дородный буржуа, к которому в ужасе прижималась его супруга, длинная, сухая и тощая, — вы говорите, что ограбление произошло как раз на этой дороге?

— Да, гражданин, между Ламбеском и Пон-Роялем. Вы запомнили место, где дорога поднимается в гору, проходя между двумя крутыми холмами? Там множество скал.

— Да, да, мой друг, — воскликнула женщина, стискивая руку мужа, — я его приметила! Помнишь, я даже сказала: «Какое зловещее место! Хорошо, что мы проезжаем здесь днем, а не ночью».

— Ах, сударыня, — грассируя по-модному, возразил молодой человек, завсегдатай гостиницы, который за табльдотом обычно руководил разговором, — разве вы не знаете, что для господ Соратников Иегу не существует ни дня, ни ночи!

— Как, гражданин, — спросила дама, содрогаясь от Ужаса, — вас остановили среди бела дня?

— Среди бела дня, гражданка, в десять часов утра.

— А сколько их было? — осведомился толстяк.

— Четверо, гражданин.

— Они сидели в засаде у дороги?

— Нет, они прискакали верхом, вооруженные до зубов и в масках.

— Такой уж у них обычай, — заметил молодой завсегдатай. — Не правда ли, они сказали: «Не вздумайте защищаться; мы вам не причиним вреда: нам нужны только казенные деньги»?

— Слово в слово так, гражданин.

— Потом, — продолжал все тот же хорошо осведомленный молодой человек, — двое спрыгнули с седла, бросили поводья своим товарищам и принудили кондуктора отдать им всю эту сумму.

— Гражданин, — воскликнул толстяк в крайнем удивлении, — вы рассказываете об этом так, как будто видели все собственными глазами!

— Быть может, сударь, вы и в самом деле присутствовали при ограблении? — спросил один из пассажиров не то шутливо, не то с подозрением.

— Не знаю, гражданин, намеревались ли вы обидеть меня своим вопросом, — небрежно бросил молодой человек, который так любезно и с таким знанием дела приходил на помощь рассказчику, — но мои политические убеждения таковы, что высказанное вами подозрение я не считаю оскорблением. Если бы я имел несчастье быть среди тех, кто подвергся нападению, или же имел счастье быть одним из нападающих, я и в том и в другом случае откровенно сказал бы об этом; но вчера в десять часов утра, как раз в тот момент, когда остановили дилижанс в четырех льё отсюда, я преспокойно завтракал на этом самом месте в обществе вот этих двух граждан, которых сейчас я имею удовольствие видеть справа и слева от себя.

11
{"b":"7818","o":1}