Джим постепенно начинает ускорять движения. Он перехватывает запястья тихо сдавленно стонущего Освальда и вжимает их в кровать рядом с его головой, размашистыми глубокими толчками врываясь в расслабленное нутро. Гордон снова прижимается к его губам уже не в состоянии осознано его целовать, но тот мягко скользит между его губами языком, проталкиваясь к крепко стиснутому ряду зубов, опаляя чужой рот своим частым теплым дыханием, сопровождающимся хриплыми стонами.
Это — слишком.
Мужчина рывком подхватывает его под поясницей, отстраняясь и срываясь на какой-то бешеный темп, видя, как от каждого толчка Освальда буквально трясет, его мышцы напрягаются, а рот распахивается и кривится в беззвучных стонах. Он вскрикивает и едва не плачет, комкая и натягивая простынь, задерживая дыхание, затем резко шумно выдыхая.
Джим обхватывает его член, параллельно делая быстрые движения в темп своим толчкам и кончает одновременно с закатившим глаза крупно дрожащим Освальдом, крепко вжимаясь в него и делая еще несколько движений внутри напоследок…
***
…а затем, испугавшись, едва не выкидывает его к чертовой матери на улицу ночью, практически прямым текстом сказав тому, что он…
Джим помнит этот взгляд. Немного обиженный, растерянный, но не злой. Кобблпот просто принял то, что в итоге произошло. И это было просто ужасно. Просто отвратительно. Он словно и это сделал специально. Чертов ублюдок.
Он сказал ему, что, если бы знал, чем все кончится, все равно бы сделал то же самое. У него в глазах стояли чертовы слезы. Гребаный манипулятор. Наверняка еще и соврал, сделал вид, что все это было для него впервые.
Гордон со злостью закрывает лицо ладонями. Он чувствует, как внутри него резко закипает настоящая ярость. Это все Освальд, в нем все дело, он сам был во всем виноват и не должен был потом оскорбляться на правду. Джим не такой. Никогда таким не был. Освальд просто понял, в каком он состоянии и решил…
Джеймс резко встает и буквально швыряет зубную щетку и пасту в сумку, рывком застегивает молнию и, так и не допив кофе и не убрав упавший цветок, закидывает ее на плечо. Он едва не забывает оставить для хозяйки квартиры на столе деньги, а под ковриком — ключ.
И уходит, оглушительно хлопнув входной дверью. Прочь.
========== Эпилог ==========
7 лет спустя
Готэм встретил промозглым ветром и слякотью. Возможно, этот город не вызывал бы у него так много негативных мыслей, если бы не обстоятельства отъезда. Возможно, если бы он не решил капитулировать так внезапно, то воспоминания не пропитывались бы такой горечью и волнением перед неизбежной встречей со знакомыми пейзажами.
Родной город был ненавистен и противен, но как же ему его не хватало.
Правда, он этого пока не знал и не чувствовал. Только осознание того, что он пропитывается этими улицами и домами не оставляло его в покое даже ночью.
Едва отслужив по контракту, Джим Гордон сначала отправился в Калифорнию устроить себе небольшой отдых. Возвращение в Готэм было лишь вопросом времени. Он уже списался с капитаном полицейского департамента Сарой Эссен по поводу устройства на место детектива и, получив согласие, с чистой совестью позволил себе немного расслабиться.
У него было еще несколько месяцев.
В Калифорнии Джеймс встретил свою давнюю знакомую — Барбару Кин. Они учились в одной школе с небольшой разницей в возрасте и даже умудрились потанцевать друг с другом на выпускном вечере Джима. В общем, начало было положено, и в Готэм они вернулись уже парой.
Барбара — милая, чудесная женщина, с которой у них изначально сложились близкие доверительные отношения. В это утро она встала пораньше, чтобы проводить его на работу. Очередной день расследования «уэйновского» дела, который, судя по всему, принесет Джиму и его напарнику лишь пустую беготню и разочарование.
— Едем к Фиш.
«А ведь Обри Джеймс, действительно, мэр…» — пронеслось почему-то где-то на бессознательном уровне, оставив за собой неприятный осадок.
Морони и Фальконе до сих пор пытаются поделить Готэм. Столько знакомых фамилий. За все эти годы они даже удивительным образом не выветрились из памяти.
Уехав, Джим испытал чувство вины. Он испытал чувство вины за свой отъезд, осознавая, что, скорее всего, Освальд Кобблпот уже тысячу раз мертв, потому что именно он, Джим Гордон, должен был ему помочь, а не трахать, а потом высылать к чертовой матери и позорно сбегать. Все это время он так сильно злился на себя за это, что осознавал: если Кобблпот жив, то — после всех этих пережитых свистоплясок совести — это его, скорее, разочарует, нежели обрадует.
Они вошли в богатое, роскошное помещение. Тут было много дерева и красного цвета. И золота. Чертового золота. На сцене вальяжно коротали время какие-то эскортницы. В ресторане было пусто, за исключением снующего из двери в дверь персонала.
— Скажи Фиш, что я здесь, — Харви явно сомневался, в необходимости присутствия напарника, и поглядывал на него исподлобья, недоброжелательно. Впрочем, Джим уже начал к этому привыкать и воспринимал такое отношение философски. Он бы, может, даже отпустил какой язвительный комментарий, если бы не крик с улицы.
Про Фиш Джеймс слышал семь лет назад. От Освальда. Влияния у нее на тот момент было немного, но она уже тогда была одним из любимых прихвостней Кармайна. Не удивительно, что ей отдали одно из самых респектабельных заведений в этой части Готэма.
— Харви, где ты пропадал, дорогой? — едва увидев Муни, Джим моментально осознает, что, скорее всего, ей это заведение не «отдали», а она вырвала его у кого-то зубами. Возможно, вместе с пальцами. С чужих слов представлял он ее себе не так.
Короткий обмен любезностями, лебезящий перед очередной красивой женщиной Харви. Стандартно.
— Кажется, я слышал крики, — Джим знает, каким взглядом на него посмотрит Харви, как отреагирует на это Фиш, но просто не может промолчать. Раз уж он принял решение быть правильным, то будет до конца.
Подворотня — полная противоположность роскошному нутру ресторана.
Впереди звонкие звуки ударов резко обрываются.
— …я не люблю эту кличку, — первое разборчивое, что доносится до Гордона.
Знакомый голос.
— Ой, как страшно.
— Что у вас тут происходит?
На него моментально устремляются все взгляды, но одна пара глаз смотрит на него так, что…
— Брось биту.
