– Ай! – снова вскрикнула я. Блэйд крутанул браслет в другую сторону. Боль пронзила руку и отдалась в плечо.

Блэйд отпустил украшение и посмотрел на меня:

– Кэйтлин, он сидит как влитой. Мне кажется… кажется, он впаялся в твою кожу.

– Нет, Джули. Ювелир не смог его снять. Сказал, что у него нет подходящей пилы по серебру.

Одной рукой я прижимала телефон к уху, другой толкала тележку с покупками. Черт! Я вовремя остановилась, чуть не врезавшись в спину женщине, катившей тележку, в которой сидела маленькая девочка.

– Ну и что ты будешь делать? – спросила подруга. – Нельзя всю жизнь носить браслет. Он же кровоток перекроет!

– Да что ты говоришь! – съязвила я. – По-твоему, я об этом не думала? – Я развернула тележку в продуктовый ряд. Блэйд шел впереди, на полпути к отделу замороженных продуктов. – Папа обещал поговорить с хирургом. Ну, знаешь, из тех, что костями занимаются. Который сможет срезать браслет, не отхватив заодно и руку.

– Я… мне… просто не верится, – пробормотала Джули. – И ты правда думаешь, что Дина Фиар…

– Я не знаю, что и думать, – сказала я. – Для сверхспособностей это как-то мелковато. Что-то случилось с серебром. Не знаю, что. Почему-то оно, видимо, расплавилось. – Я вздохнула. – Ладно хоть он остыл. Больше не жжется.

– Странно все это, – сказала Джули.

Свободной рукой я схватила кочан замороженного салата и кинула в тележку.

– Мне пора. Я в «Пэй-Райт». С Блэйдом.

– Не поняла? Кэйтлин, ты ходишь с ним за покупками? Вы съезжаетесь или как?

– Ха-ха. Очень смешно. Родители попросили. Ну а Блэйд пошел со мной, потому что…

– Кэйтлин, держи непрошенный совет, – перебила Джули, слегка понизив голос. – Возможно, ты немного торопишь события. Возможно, тебе следует быть осмотрительнее. Понимаешь? Придержать лошадей.

– Ты права, – сказала я. – Я действительно не просила у тебя совета. Поговорим позже, Джули. – Я отключилась и убрала телефон в сумочку.

Блэйд показал мне гигантский круг замороженной пиццы с пепперони:

– Есть такое в списке?

– Нет. Может, в твоем, но точно не у родителей. Положи на место.

Он повернулся и пошел назад по проходу, вращая пиццу на пальце. Я снова сверилась со списком. Родители затеяли тушить рагу, чтобы отвезти его моему двоюродному брату в Мартинсвилль.

– Сельдерей… – Я толкала тележку вдоль полок с продуктами под старую песню «Битлов». В соседнем ряду какой-то малыш ревел в голосину, обливаясь слезами – мама не разрешила ему взять печенье.

Блэйд добрался до сельдерея раньше меня. Схватив толстый пучок, он отломил пару черешков и кинул один мне.

– Защищайтесь, сударыня! – провозгласил он и пошел в атаку.

Я отвернулась от тележки и вступила в дуэль. Наше фехтование на черешках становилось все ожесточеннее. Орудуя «шпагой», я вошла в раж. Нанося очередной удар, я оттеснила Блэйда назад. Взмахнув руками, он налетел на стеллаж с хлопьями, и коробки с грохотом посыпались на пол.

Кругом заахали. Покупатели взирали на нас сурово и осуждающе. Краснолицый молодой человек в длинном белом фартуке уже спешил к нам, сердито махая рукой.

Мы с Блэйдом побросали наши сельдерейные «шпаги» в тележку. Откинув волосы назад, я тяжело вздохнула и приготовилась объясняться с возмущенным сотрудником.

– Что здесь происходит? – пропыхтел он, опустив руки вдоль тела. На его именном бейдже стояло имя «Чак В.». Его короткие каштановые волосы были зачесаны кверху, лицо было красным, как помидор, на лбу блестели капли пота.

– Мы… нечаянно, – проговорила я, указав на коробки с хлопьями, разбросанные по проходу.

– Да. Нечаянно, – повторил Блэйд. Мы состроили самые скорбные физиономии. – Нам очень жаль.

– Они просто попадали, – продолжила я. – Давайте мы поможем вам их собрать?

Молодой человек сердито посмотрел на Блэйда, потом на меня.

– Нечаянно? – Его взгляд упал на черешки сельдерея в тележке. Он долго смотрел на них. Казалось, он напряженно соображает, как быть дальше.

Наконец он вздохнул и покачал головой:

– Я позабочусь об этом. Хорошего дня.

Он удалился, вытирая вспотевший лоб и бормоча что-то насчет подростков.

Через несколько минут мы с Блэйдом уже загружали покупки в багажник маминой «тойоты».

– Где ты научилась так лихо фехтовать сельдереем? – спросил Блэйд.

– Брала занятия после уроков, – ответила я. – Хотела поучаствовать в турнире по фехтованию сельдереем на Олимпийских играх, но родители не смогли оплачивать счета за продукты.

Он поцеловал меня:

– Ты уверена, что тебе нужно идти на работу?

Я кивнула:

– Это мой долг. Не хочу лишать людей попкорна.

Между нами установились теплые игривые отношения. Несмотря на столь недавнее знакомство, нам было очень хорошо вдвоем. Я еще раз поцеловала Блэйда и поехала домой, чтобы выгрузить продукты.

По дороге я размышляла о предупреждении Джули. Не торопить события. Я понимала, что она желает мне добра. Она не ревнивая и не завистливая. Она знает меня целую вечность и осознает, что порой я теряю берега.

Я – натура эмоциональная. Я уже говорила, что рыдаю на фильмах. Пожалуй, иногда я обнимаю людей слишком долго. Пожалуй, меня легче уязвить, чем многих других. Одного грубого слова достаточно, чтобы я почувствовала себя полным ничтожеством.

Уж такая я. Против себя не попрешь, Дневничок. Так почему бы не прожить жизнь на всю катушку? Брать быка за рога. Не размениваться на мелочи. Ни в чем себе не отказывать.

Ну вот… меня понесло. С тех пор, как встретила Блэйда, я стала настоящим философом. С тех пор, как я влюбилась в него. Признай, Кэйтлин. Ты в него влюбилась. Это была любовь с первого взгляда.

И, пожалуй, это слегка сорвало мне крышу. Слегка вывело за рамки разумного. Сделало чуть более чокнутой, чем раньше.

Тем вечером, после рабочей смены за прилавком с попкорном, я, наверное, слишком бурно отреагировала на случившееся. Самые страшные мгновения в моей жизни… Да, пожалуй, я повела себя слишком эмоционально. Но такова моя натура. Что тут поделаешь?

Я грезила о Блэйде, Дневничок, опершись локтями на прилавок и обводя затуманенным взором почти безлюдный вестибюль. На полу у мужского туалета кто-то рассыпал тарелку сырных начос, и Рикки, управляющему, пришлось убирать, что привело его в прескверное настроение. Но это разве новость?

Автомат с попкорном был почти полон. Вечер тянулся невыносимо медленно. Я подумывала о том, чтобы прикарманить упаковку «Твиззлерс». Ведь я даже поужинать не успела. Но когда Рикки в таком расположении духа, лучше не искушать судьбу.

Рикки не то двадцать четыре, не то двадцать пять. Он долговязый, белобрысый, щеки и нос усыпаны веснушками. У него здоровенные лапищи, слишком большие для тощих запястий, как у героя мультиков. Весь он эдакий костлявый нескладеха. Джинсы всегда ему велики, а рубашки-поло, которые он носит, висят мешком.

Настроение у него, как правило, ворчливое. Наверное, ему не по душе работа управляющего. Он мне как-то рассказал, что хотел поступить в Пенсильванский университет и выучиться на предпринимателя, но пролетел. Приходится ему жить дома с матерью и брать онлайн-курсы.

Мой телефон завибрировал. Я достала его из кармана джинсов. Эсэмэска от Блэйда: «Увидимся завтра?»

Рикки закончил вытирать пол и подошел ко мне с ведром и шваброй. Я сунула телефон обратно в карман.

– Кэйтлин, не стой столбом, – сказал Рикки.

– Так ведь никого нет, – возразила я, указав рукой. – Что еще мне делать?

– Ну так протри витрины, – велел он. – Автомат проверь.

Я кивнула:

– Нет проблем.

С Рикки лучше не спорить, это я давно усвоила. Не хватало еще вылететь. Работенка непыльная, а получаю я пятнадцать долларов за час (плюс столько попкорна, сколько удастся стащить).

Отыскав тряпку, я стала протирать стеклянную столешницу. В животе урчало, и «Твиззлерс» смотрелись все соблазнительнее. Я была у края стойки, когда заметила, как кто-то вошел в вестибюль.