• Медсестры, которым здесь не место, но от которых почему-то невозможно отделаться.

Работал у нас, например, родственник высокого начальства. Не умел наш старый шеф возражать начальству, а больше вьюношу никто не брал. Вьюноша жил в своем мире и в наш возвращаться не планировал. Обучаться был неспособен. В общем, его отправили в вечную ссылку в блок с алкоголиками, рассудив, что там-то уж напортачить сложно. Рассудили, как оказалось, неправильно. Как-то прибегает в палату охранник, дежуривший в том блоке (была у нас такая должность, очень полезные и уважаемые люди), с криком: «Доктора, там больные э… того!» Доктора рванули в блок. Зрелище развернулось невиданное: сразу шесть реанимаций. По счастью, не все шестеро совсем остановились, некоторым хватило просто перевода на ИВЛ. Что произошло, нам объяснила врач-лаборант, которая позвонила поинтересоваться, как мы умудрились довести глюкозу в крови пациентов до абсолютного нуля. Оказывается, этот мальчик-мажор добавил в капельницы с глюкозой не по 6 единиц, а по 6 миллилитров инсулина. Если бы не Петя-охранник… Атак алкоголики оказались крепкими ребятами, все как один выжили. После этого случая мальчика отправили работать в рентгенологию. Под возмущенные вопли рентгенологов.

Еще один вариант – медсестры предпенсионного возраста, почему-то решившие доработать до пенсии именно здесь. Обычно, чьи-то родственники-знакомые. Учиться не хотят, мнят себя профи, хотя до этого реанимационных больных видели только в сериалах. Это реальная беда, потому что с такой медсестрой приходится следить буквально за каждым ее шагом. Какое уж там поспать ночью! Как-то я вырвала из рук медсестры раствор, предназначенный для введения в перидуральный катетер, который она собиралась залить в вену. Мои вытаращенные от ужаса глаза ей не сказали вообще ни о чем, а в ответ на мои разъяснения она с идиотской улыбкой проворковала: «Доктор, ну что вы сердитесь, я же не знала!» Другая дамочка попыталась залить вазелин вместо желудочного зонда в вену. Увидевший это реаниматолог не поседел только потому, что и так был седой. К счастью, в таких случаях медсестры сами умеют создать настолько невыносимую обстановку, что «чья-то родственница» быстро решает дожидаться пенсии в более спокойном месте. Медсестры крайне не любят делать работу за других, а уж воспитывать новичков умеют так, что школьным учителям и не снилось.

Вообще, важно понимать, что медсестра всегда человек привычки. Креатива в ее работе немного, зато четких правил, алгоритмов и дисциплины хоть отбавляй. И на медсестрах сверхнагрузки отражаются куда более пагубно, чем на врачах. Ибо десять реанимационных больных на сестру – это значит, что назначения будут выполнены, а вот на уходе и присмотре сэкономим. Но надо понимать, что для наших пациентов уход и присмотр зачастую важнее лечения. У больного на ИВЛ не будет убрана мокрота из трахеи, кислород в его крови упадет, а пневмония увеличится в размерах. Хотя, формально, все антибиотики будут введены. Кожу не обработают и вот вам пролежни. Да банально больным в коме лишний раз не обработают рты. Да-да, если человек не глотает, то уже через сутки из его рта появляется очень специфическое амбре. Кстати, опытный врач уже при входе в отделение именно по этому запаху определит, как здесь ухаживают за пациентами. Или при совсем уж плохом раскладе врач, войдя в блок, обнаружит синего пациента с выпавшей интубационной трубкой, орущий монитор и никого рядом. На все врачебные вопли медсестра ответит, что у нее не десять рук и она занята, а когда выпала трубка, она была в соседнем блоке, где пациенты тоже ее. И что тут ответишь? Механизма привлечения к ответственности медсестры у нас практически нет. Во всем будет виноват врач. Врач прикроет глаза на неухоженных больных, сам уберет мокроту и обработает, лишний раз зайдет в блок, чтобы проверить, все ли в порядке, и вот у медсестры уже появляется привычка: недоухаживать, недоприсматривать. А на замечания отвечать, что вам надо, вы и делайте. Дальше, если вернуть положенных трех пациентов на сестру, ей уже придется заново привыкать работать как надо. И процесс этот будет сложным, иногда – невозможным. Так что проще набрать новеньких и обучить с нуля, чтобы никакие «и так сойдет» им и в голову не приходили. И подождать лет этак десять.

Так вот, почему та тетенька в прививочном кабинете была совсем не похожа на медсестру? Вернее, она не была похожа на медсестру, работающую в уважающем себя медучреждении. Слишком много дурных привычек. С такими привычками можно работать только там, где позиция руководства: «А кто еще будет работать за такую зарплату?» Жаль, поликлиника в целом мне нравится. Но прививки детям я там делать больше не буду.

Если кто-то из наших девочек перейдет работать в платный медицинский центр, я буду все прививки-сдачи крови делать только там. Но они не переходят. Это сильно ниже их квалификации. Хотя оплачивается, скорее всего, куда лучше. Так что пока мы с ними в одной лодке, что не может не радовать. И да, я за медицину медсестер, а врачи пусть сидят у себя в ординаторских и рассуждают о высоких материях.

Разговорилась с очень интересной новой знакомой. Она дефектолог, занимается тяжелыми детьми. В том числе иногда приходится посещать детские дома-интернаты. Она рассказала, насколько выгоревшие там нянечки-санитарки, как они пассивно жестоки: часто смирительная рубашка на весь день, еда из огромной ложки, «глотай быстро!», и все такое. И никаких разговоров. В общем, ужас.

Никого не защищаю, но для меня это был повод задуматься о санитарках. Кто они такие? Понятно, что люди, которые моют все и по несколько раз в день. Ослепительная чистота в любом помещении отделения это их труд. Но это так, считайте – отдых. На них отвоз белья в прачечную, получение еды на пищеблоке и куча всяких других хозяйственных дел. Вдобавок они на побегушках у медсестер: отнести анализы в лабораторию, отнести историю болезни и так далее.

И все-таки главное: они ухаживают за пациентами, моют-перестилают, умывают, причесывают, и по требованию, и по расписанию, кормят, ворочают лежачих, помогают с туалетными делами, сажают, иногда даже книжки читают и разговорами развлекают. Именно санитарка первая обратит внимание на то, что у пациента мало мочи или, наоборот, что стул подозрительно черный. Или что бабушка плохо глотает и ее пора начинать кормить через зонд.

Кто же идет на такую тяжелую работу? Для Москвы это обычно жительницы дальнего Подмосковья. Дорога до места работы в среднем шесть часов и жестко привязана к электричкам. Что делать, там наши зарплаты – это деньги.

А кто остается? Обычно это женщины – мужчин в этой профессии крайне мало – с очень выраженным материнским инстинктом. Если послушать, что происходит в блоке, не заглядывая внутрь, можно подумать, что в палате милые двух-трехлетние детишки. «Милый… молодец… сейчас все исправим… вот и умница…» Они быстро учатся не обижаться, моментально реагируют на внештатные ситуации, с одного взгляда определяют, чего ждать от пока еще тихо лежащего алкоголика. Есть санитарки с опытом работы по 10–15 лет, причем именно с реанимационными больными. Призвание?

Я видела всякое. И крики, и грубость, и даже рукоприкладство. Как-то я вызвала психиатра к пациентке в тяжеленном психозе, и он выяснил, что ее несколько раз оскорбила санитарка. Видела, как пациент отказывался есть, потому что санитарки материли его при каждой смене памперса. Как могла, выговаривала, даже писала докладные, но это, сами, понимаете, зависит от позиции начальства.

Что хочу сказать. Санитарок в нашей реальности унижают как никого. Во-первых, их низвели до «уборщиков помещений», отобрав дополнительный отпуск, вредность и все прочее, что влияло на зарплату. С точки зрения чиновников от здравоохранения они вообще ничего не значат.

В правильном отделении заведующий сразу объясняет новенькой санитарке, что:

• Пациент должен сверкать чистотой и благоухать, в каком бы виде он к нам не заехал.