Он начал поправляться. Потихоньку, но он начал самостоятельно тренироваться дышать – сам отсоединялся от ИВЛ и присоединялся, когда уставал. Начал садиться, попросил книжку и увлеченно ее читал. Появился блеск в глазах. Наконец убрали трахеостомическую трубку. Как-то ночью он пожаловался, что его мучают кошмары и он не может из-за них заснуть. Это, кстати, вполне частая вещь после перенесенной гипоксии. Сначала он просто был парализован кошмарами, и только жена сумела его как-то растормошить и заставить двигаться к выздоровлению. Психиатр назначил таблетки от кошмаров, и все пошло еще быстрее.

Вскоре его перевели в отделение, а потом выписали.

А иногда родственнику действительно необходимо банально увидеть, что его близкий жив. До истерики.

Студент. Готовил какую-то работу. Записывал на флэшку, а колпачок (около 5 см) держал во рту. Вдохнул. При поступлении колпачок в гортани, аккурат под голосовыми связками, позже сместился в трахею. ЛОРы доставали его из трахеостомы, с трудностями, по частям. В итоге – воздух в плевральных полостях и в средостении. На ИВЛ, на повестке дня пневмония и прочие гнойные дела.

Я к нему провела маму, как только его отключили от ИВЛ. Говорить мальчик не мог из-за трахеостомы, но объяснялся жестами и писал на бумаге. Мама стояла и рыдала, а мальчик мужественно это терпел. Будет знать, как тащить в рот всякую пакость!

Кстати, все закончилось хорошо: ни гноя, ни пневмонии. Через неделю его уже выписали домой, дописывать работу и сдавать сессию.

Отношения мужа и жены – одна из самых пронзительных тем, когда действие происходит в палате реанимации.

Дедушка 80+ – болезнь паркинсона, пневмония и масса других неприятностей. С осознанием происходящего большие проблемы. Приходит бабушка где-то такого же возраста. Абсолютно ясный разум. Лично проверяет, правильно ли ему дают таблетки от паркинсона. Одна из них оранжевая, так она проверяет цвет его языка.

Вывести ее из палаты невозможно: если на соседнюю койку привозят пациента, а это значит осмотр, всякие процедуры и обследования, – так вот, она категорически отказывается выходить, а выходя, громко бурчит, что обслуживание здесь отвратительное, а родственников вообще за людей не считают. Пролежи дедушка у нас чуть подольше, я уверена, что бабуля организовала бы революцию. Но ему стало лучше, и парочка сейчас веселит терапию. Разве можно ими не восхищаться?

Бабушки вообще прекрасны. Если у дедушки есть бабушка, то дедушка счастливец, на какой бы стадии деменции он не находился. Дети обычно более отстраненные, а бабушка заметит каждую царапинку и лишний след от иголки и доведет медсестру до заикания.

Справедливости ради, дедушки тоже бывают просто огонь. Например, дождаться, когда медсестра с санитаркой отвернутся, и накормить бабулю с холециститом копченой рыбой, это как раз про них. Объясняешь – кивают, а потом раааз – и снова рыбку. Потому что бабушка хочет рыбку и точка. А врачи зануды и издеваются. Ругаемся, выводим за дверь и… а вы бы сами не позавидовали этой бабушке?

Женщина, чуть за 40, миастения. Не ходит, на огромных дозах гормонов. У нас с пневмонией.

Что такое пневмония у человека, получающего огромные дозы гормонов? Это когда вы одной рукой душите иммунную систему, а другой – предлагаете ей прибить ту самую зубастую устойчивую ко всему внутрибольничную флору, которую он подхватил в вашем же заведении, где вы щедрой рукой отсыпаете ему гормонов. Конечно, есть шанс, что это пакость окажется чувствительной к чему-нибудь, что можно достать в больничной аптеке. И та пакость, что ее сменит тоже… В общем, три недели на ИВЛ со всеми сопутствующими прелестями: неподвижностью, страхом, постепенным восстановлением тех возможностей, что у нее оставались до болезни, депрессиями, истериками «я больше не могу!». И все это время рядом был муж. Со списком процедур, которые ей нужно ежедневно делать, невзирая ни на какие ИВЛ: массаж, гимнастика для почти неподвижных ног, с телефоном лечащего невролога, наконец, со списком из более 10 наименований таблеток, которые ей приходится принимать… Лично я до сих пор считаю, что в ее выздоровлении половина заслуги – его. А она ворчала, что он невкусно готовит ее любимую еду. И вообще, пусть ее все оставят в покое. Сестры ворчали, что он постоянно торчит в палате и мешает работать. Но опять-таки, как ими не восхищаться?

Женщина 50+ – несколько лет сражается с опухолью. Похоже, опухоль победила самым неприятным способом – метастазами в мозг. Руки и ноги уже не двигаются. ИВЛ. В сознании, общаться может только глазами и мимикой. Почти не видит (все началось с резкого снижения зрения). Муж часами сидит рядом, разговаривает, обещает, что все будет хорошо, они ведь так много уже прошли. В один из дней сознание уходит. Муж откровенно плачет, но сидит рядом и разговаривает. Когда-то я сказала ему, что она и в коме его услышит. Очень надеюсь, что это правда…

Кстати, мужей, пытающихся принести дозу жене-наркоманке прямо в реанимацию, полным-полно. А вот наоборот я ни разу не видела. Интересно, не находите?

Конец рабочего дня после дежурства – дневной врач дежурит в режиме день-ночь-день. Поспать удалось около часа. Надо срочно дописать истории, передать больных дежурному коллеге и домой. Но голова чугунная и работать отказывается в самой категоричной форме. Сижу, смотрю на экран, мечтаю о телепортации прямо домой под одеяло.

Заходит шеф и странным голосом сообщает, что к одному из пациентов (тяжелый, назавтра готовим к операции, молодой, но шансов на долгую жизнь практически никаких) придет посетитель, и его нужно пропустить. «Он придет чистить карму и открывать чакры».

Пауза. Коллеги переваривают, я, резко проснувшись, ехидно интересуюсь, не вытечет ли через открытые чакры из болезного вся та кровь, что мы ему перелили за последние пару дней. Шеф шипит, что родственники пациента очень настаивали. А если мы пускаем батюшек по первому требованию, то чем хуже чистильщик кармы? По крайней мере, не банально.

Через какое-то время приходит тот самый посетитель. Что там он делал в палате, видела только медсестра, вроде, ничего особенного. Потом посетитель вышел. Мы решили, что шоу закончилось и вернулись к своей писанине.

И тут звонок в дверь. Коллега вышел открыть, и вернулся минут через десять с восторженным лицом и пятилитровой бутылью в руках. Бутыль принес тот самый специалист по чакрам. Ее надо открытой поставить под кроватью пациента. А завтра взять на операцию и поставить под операционный стол. Когда же операция начнется, анестезиолог должен будет быстро закрыть бутыль крышкой. Мол, вода там заряжена специально, чтобы унести с собой все неприятности нашего больного.

Проверили – там действительно просто вода. Ничего предосудительного. Так и представляю, как шеф вручает эту бутыль заведующему анестезиологией и объясняет, в какой момент закрыть крышку. Боюсь только, что наши ядреные антисептики нарушат тонкие свойства той воды…

В итоге бутыль стоит в ординаторской, тревожа непрочищенные чакры присутствующих. Под кровать она не влезет, да и санитарки будут явно против. Придет завтра шеф, вот пусть и решает, что с ней делать. В конце концов, иконы мы на мониторы ставим, святой водой неизвестного качества пациентов умывать разрешаем, батюшки тоже непонятно чем их там угощают. Может, и пять литров заряженной воды не такое уж отклонение от канона?

В общем, когда посещение родственниками реанимационных пациентов стало чем-то обычным, работать стало однозначно легче. С одной стороны, час, а то и два рабочего времени на это все уходит. С другой – масса вопросов снимается, когда видишь все своими глазами. Страшные слова «ИВЛ», «дренажи», «трахеостома», «зонд» приобретают вполне материальный смысл. А возможность убедиться, что близкий лежит спокойно, не мечется от боли и даже способен пожать руку и кивнуть, это порой имеет просто потрясающе успокаивающий эффект.