Перед поручиком между тем продолжала увеличиваться стопка кредитных билетов. Он уже давно успел отыграть у унтер-офицера умышленно проигранные тому пятьсот рублей и теперь заставлял всех троих оппонентов опустошать содержимое своих карманов и кошельков, делая все новые и все увеличивающиеся ставки.

Юров вскрыл новую колоду и предложил начать очередную талью.

– Господа, может, прервемся? – пробасил унтер-офицер, взъерошивая свои жесткие, как медная проволока, волосы. – Не желаете бокал шардоне? Или сигару?

– Нет, благодарю. Я хотел бы продолжить, если вы не против, – Юров чувствовал вкус победы только после того, как оставлял соперника без копейки. – Десять тысяч?

– О, признаться, сударь, ваше предложение мне не совсем по нервам, – с мягкой улыбкой отозвался капитан.

– Понимаю! Но разве можно так просто взять и закончить игру в столь чудесный вечер?

– Что же, я могу поставить еще вот эту безделицу, – капитан, немного помедлив, вынул из кармана чудной работы серебряный портсигар, украшенный гравировкой и изумрудами.

Юров повертел портсигар в руках, внимательно осмотрев его со всех сторон:

– Недурно! Прошу выбрать карту!

Он привычными движениями начал партию. Выбросил на стол бубновую двойку и валета червей, следующей прокидкой – даму бубен и пиковую восьмерку, потом – туза треф и червонную девятку.

Затем Юров, чуть прищурившись, взглянул на капитана и отбросил со лба прядь волос. Направо лег трефовый король, налево – пиковая шестерка.

Капитан, покрутив ус и подцепив ногтем большого пальца лежавшую перед ним на столе карту, перевернул ее лицом вверх.

На зелень сукна упала шестерка пик.

– Вот это поворот, господа! – загоготал унтер. – Прямо в яблочко, ваше высокоблагородие!

Юров обомлел.

Он твердо знал, что когда понтер делал свою ставку, у него в руке была совсем другая карта. Господин в капитанском мундире был не так прост, как казалось на первый взгляд. Юров вдруг почувствовал, что эта улыбка, это благодушное подкручивание усов, это волнение с поглаживанием тяжелого подбородка, азартный прищур – это все западня.

По его спине пробежал холодок.

«Каков, бестия! – подумалось ему. – Как это так?! Черт возьми! Кого мне привел этот шалопай-унтер?! Или нет? Вдруг они заодно? Нет-нет! Спокойно, друг! И не из таких историй целыми да с прибытком уходили! Попробуем по-другому!»

Он придвинул к капитану стопку банкнот:

– Я рад вашему везению, господин капитан! Вот ваш куш! Желаете ли продолжать?

– Отчего же нет?

Поручик продолжил метать.

– Снова в цель!

Юров смотрел в ликующую физиономию рыжего унтер-офицера, в лицо капитана и с трудом держал себя в руках. Ему вдруг показалось, что взгляд этих упрямых холодных глаз пронизывает его насквозь. Он почувствовал себя жуком, приколотым к бумаге острой холодной стальной булавкой.

Во рту у него стало сухо. Сердце предательски замерло где-то под горлом.

«Это что же за деятель? Собрат по ремеслу? – в смятении думал он. – Сам по себе или специально подослан? Неужели этот персонаж от того князя, что я пощипал три дня тому назад? Вот ведь каналья! Ну поиграли! Проиграл, с кем не бывает! Небедный, поди, народ, а вот ведь мстительный! Это с такими персонами часто бывает! Обидчивость вам, господа, не к лицу! Сколько раз давал себе зарок: не играть с темпераментными высокопоставленными вертопрахами! И вот! Все высчитали, черти! Разыскали! Но как быстро!! Или я где дал маху?»

Талья следовала за тальей, ставка шла за ставкой. Капитал Юрова катастрофически таял. Поручик проиграл весь сегодняшний выигрыш, и еще сверху пять с половиной из почти шести тысяч, вырученных за время московско-костромского вояжа.

«И малый этот с подносом! Свинья! Пяти червонцев ему мало? Что он мне подсунул? Он что, тоже с ними?!»

Наконец поручик понял, что пришло время спасать то немногое, что у него осталось:

– Моему визави, господа, сегодня благоволит сама судьба!

– А вы, как я понимаю, поиздержались! – хохотнул рыжий.

– Это пустяки! Хотя я все же попросил бы вас дать мне возможность отыграться.

– У вас есть что поставить?

– У меня в кармане вексель на солидную сумму.

– Не изволите ли предъявить?

Юров положил на стол долговую расписку на банковском бланке с гильошем и вензелями.

Капитан взял вексель в руки.

Документ свидетельствовал об обязательстве перед поручиком Арсением Валериановичем Юровым на крупную сумму серебром. Бумага была подписана одной известной высокопоставленной персоной.

В конце текста было начертано следующее: «Москва, дом господина Чекалинского, 1891 год, октябрь, 2-го дня, 2 часа пополуночи».

Капитан с унтер-офицером переглянулись.

– Ну что же, играем, – равнодушно протянул капитан.

Он спрятал в карман портсигар с изумрудами, отложил из стопки кредитных билетов несколько банкнот, а остальное поставил на карту. Затем он повернулся к купцу:

– Только у меня к вам, ваше степенство, особая просьба. Не откажете нам в любезности метать колоду?

– Просьба необычная, но, ежели остальные игроки не против, то отчего ж отказать? Пожалуйте!

Соперники выбрали карты. Купец начал метать банк.

На этот раз выиграла карта поручика. Тот даже не обрадовался такой удаче и лишь затравленно переводил взгляд то на капитана, то на его медноволосого компаньона.

Капитан бросил карты на стол и поднялся.

– Полагаю, на сегодня достаточно! Благодарю, господа, за доставленное удовольствие!

Рыжий последовал его примеру.

Они оставили совершенно ошарашенного Юрова за карточным столом и через узкую боковую дверь вышли в темный коридор, едва освещенный свечой в настенном подсвечнике. Унтер-офицер остановился, чтобы прикурить от свечи папиросу. Выпустив клуб дыма в приоткрытое грязное окошко, он тихо спросил:

– Промашка, Петр Александрович?

– Промашка, Евстратий Павлович. Алиби у него на этот день и час. И твердое такое, видными персонами заверенное! Далековато от доходного дома господина Синицына был наш шулер в ту ночь! Ваши сведения подтвердились, околоточный надзиратель Пятаков!

– А то как же! Он, стервец, мастер хвастать: где, когда и с кем играл, да на какие барыши! Видать, подзуживал, шельма, счастья попытать! Перстенечком приманивал! Ну, как это водится… Но стоило ли рисковать такими деньжищами? Нельзя ли было просто умыкнуть его в околоток, да и поговорить там с ним по душам? Или вот тут же, в коридоре, припереть к стенке и вытрясти из него все, что нужно?

– Нет, нельзя! Шума много могло выйти, и нежелательного внимания к нашему делу. Так что все верно сделали. Рекогносцировка боем! Иль не слыхали?

– Так точно, ваше высокоблагородие! Слыхали-с! Насколько я понимаю, вы все же остались при своих?

– Как и вы!

– Ну еще бы я внакладе остался! А возмещение за урон здоровью? Шутка ли – пить вторые сутки!

– Должен заметить, господин околоточный надзиратель, у вас немалый актерский талант!

– Благодарю! А вам, Петр Александрович, с вашим глазом, руками да хладнокровием цены бы в карточном деле не было. Уже миллионщиком давно были бы!

– Христос с вами, Евстратий Павлович! Пустое это – наживаться на человеческом пороке… А вот с шулером-то мы и промахнулись! Досадно!

Азаревич развернулся и пошел к выходу.

Пятаков потушил папиросу об край подсвечника, бросил окурок на пол, придавил его сапогом и поспешил за вороловом.

Два ложно взятых следа и отсутствие результата угнетали Азаревича: время снова утекало впустую. Он по своему опыту знал, что так бывает каждый раз, но легче от этой мысли ему все равно не становилось.

Поймать преступника довольно часто было делом небыстрым. Если это был мошенник, выслеживавшему его охотнику приходилось изучать сотнями и сотнями столбцы и строчки заметок местных газет, прислушиваться к разговорам на рынке, в трактирах, шататься по постоялым дворам, притонам и другим злачным местам в одежде бродяги или чернорабочего, осторожно расспрашивая возможных свидетелей, и ждать – месяц, полгода или даже больше, ждать его следующего появления – очередной дерзкой вылазки.