– И где ты живёшь сейчас?

Лукас указал куда-то вниз, в сторону асфальта.

– В аду, – заключила Хулия.

– В тоннелях под городом, – мягко поправил он. – Хотел бы сказать, что это загадочное и таинственное место, но больше всего тоннели похожи на технические подвалы под многоквартирными домами. Представления не имею, кто и зачем их строил, но выглядят они запущенными. Не беспокойся, не испачкаешься, когда я выхожу по утрам, принимаю душ на пляже.

– Кто велел тебе передать мне билет?

Парень поднял ладони, словно пытался затормозить поезд.

– Остановись. Хорошо? Меня мучает любопытство не меньше, чем тебя. Я отвечаю на твой вопрос, а ты взамен отвечаешь на мой. Я не меньше хочу узнать, кто ты.

Она на самом деле остановилась. Перевела дыхание. Отпила минералки. Вблизи очарование парня уже не было таким уж сногсшибательным. Его красивому лицу подошло бы выражение надменности, презрения к окружающим. Напротив, Лукас был мягок и спокоен, даже слегка безмятежен. Он походил на красивого ленивого кота, свернувшегося на солнце. На такого кота, кто и забыл про свою хищную породу и растерял дикую притягательность.

– Хорошо. Договорились. Прежде, чем я сама скажу тебе, кто я, сперва скажи, что ты обо мне знаешь.

– Что тебя зовут Хулия. Что ты днём ходишь по улице Сегур. Хотя бы изредка, потому что я ждал там тебя три дня. И что ты ходишь по путям.

– Теперь поподробней. Что такое пути?

Он улыбнулся, потом начал улыбаться всё шире и шире, явно ожидая её реакции на свой ответ.

– Я понятия не имею.

Хулия набрала воздух, выпустила. Ещё раз.

– Вопрос вне очереди: не будешь ли так любезен, чтобы просветить, каким способом лучше всего таким существам, как ты, наносить болезненные травмы?

Он уже откровенно хохотал.

– Слушай, спокойней. Я понимаю, что тебе, наверное, совершенно не смешно, но ты так забавно злишься, когда не получаешь ответы. Прости, но я в самом деле не знаю. Давай так, я расскажу, что знаю, ты потом задашь вопросы, если появятся. Попробую объяснить, хорошо? Представь, что ты не можешь отойти дальше, чем на сотню метров от этого места. Это будет тем, что я называю локацией. Люди будут проходить мимо тебя и спокойно идти куда угодно. Это их мир, но для меня – локация. Ты можешь миновать границу локации, но ты окажешься не там, где остальные люди. Я… слушай, я не смогу объяснить, даже если попытаюсь. Там всё изломанное, воздух изломан. Ты должен сделать нечто мысленно, я не знаю, что именно, то есть знаю, но не могу выразить словами. Словно поймать ускользающую мысль. Тогда ты сможешь оказаться в новой локации. Легко перемещаться по тем локациям, которые знаешь, но иногда можно найти новые.

– А как ты попал в реальный мир?

Лукас кривовато улыбнулся, словно сейчас расскажет отличный, хотя и не совсем приличный анекдот.

– Кто тебе сказал, что я попал в него?

Хулия неуверенно обвела рукой улицу, людей, небо, с которого ветер прогнал облака.

– Это реальный мир.

– Для тебя реальный. Для меня – локация.

– Ты же можешь отойти на сто метров.

– На сотню метров – могу, выйти за пределы города – нет.

Хулия смотрела на пёстро одетых людей, которые проходили мимо. Парочки, семьи, друзья. Улыбки, взрывы смеха. Жить в курортном городе, это всё равно, что жить на вечном карнавале. Их жизнь реальна, наполнена радостью. Можно встать из-за столика. Пойти вместе с ними. Не продолжать этот странный разговор. Желание сбежать от неприятностей, оставить себе пути обхода – ещё одна чисто человеческая черта.

– Кто велел тебе передать мне билет?

Лукас сделал жест как фокусник, чуть повернув ладони, что должно было означать, что он развёл руками.

– Есть одна локация. Я называю её Лабиринт. Лабиринт… лабиринт редко выглядит одинаково. Довольно часто он является библиотекой со стеллажами, забитыми книгами, – Лукас посерьёзнел. Он смотрел куда-то мимо неё, словно сейчас он пропускал свозь сердце все те локации, все те воспоминания, которые были связаны у него с прошлым. – Я всегда считал, что эта локация центральная. Я пытался дойти до центра лабиринта, но не уверен, что это возможно. Когда лабиринт становится библиотекой, там появляются служащие. Они одеты как монахи. И отвечают на вопросы ещё хуже, чем ты, – он, наконец, посмотрел на неё и снова заулыбался. – Несколько дней назад один из служащих сказал мне, что для меня есть письмо. Конверт лежал на одном из стеллажей и был подписан моим именем. Там был билет и твоё фото.

Лукас порылся в нагрудном кармане своей бледно-зелёной спортивной ветровки и бросил на стол блокнот, который принялся сразу же листать. Потом протянул ей её же фотографию. Хулия аккуратно взяла карточку в руки. Снимали явно не цифровым аппаратом. Цвета нереалистичны. В жёлтых и зелёных оттенках слишком много ядовитой зелени. Но этих цветов на фото маловато. Хулия испуганно оглядывается, стоит на фоне стены. Бордовые брючки, красно-белая водолазка без горла. Скорее всего, её первое погружение в рассказы. Она протянула фото Лукасу. Но тот развернул его и протянул обратно.

– На обороте. Твоё имя, фамилия. «Отдай билет Пролагающей пути». И название улицы. И никаких указаний, где и как тебя там искать. Я приходил к одиннадцати утра и ждал до семи вечера. Ненавижу тех, кто рано просыпается, решил, если ты бродишь по улице в семь утра, то обойдёшься и без билета в наказание. Да и всё равно я не мог там дежурить круглыми сутками. Я был уверен сегодня, что ты уже не придёшь и пропустишь сеанс.

Хулия снова протянула карточку ему обратно.

– Интересно, кто и как мог меня заснять…

– Слушай, мы вроде договорились. Теперь моя очередь задавать вопросы.

Хулия кивнула.

– Всё началось с книги…

Хулия собиралась что-нибудь утаить. Хотя бы то, что Санчес застрял в рассказах, но внезапно рассказала и это. В какие-то моменты она думала о том, что если Лукас врёт, то он и так знает эту историю. Если не врёт, то нет смысла таиться и самой пытаться что-то скрывать. Но это не имело значения. Секрет, который несколько недель жёг ей язык и нёбо, наконец мог выпорхнуть и перестать рвать её на части изнутри, пусть лучше он достаёт кого-то другого. Наконец, она говорила с другим человеческим существом (или хотя бы частично человеческим), благодаря чему могла сама оценить, как именно звучит её история. В какой-то момент Лукас достал гелевую ручку и принялся что-то строчить в блокноте.

– Это похоже на то, с чем ты сталкивался? – наконец закончила она.

Тот медленно, не отрывая взгляда от блокнота, отрицательно мотнул головой.

– Не то, чтобы я со многим сталкивался, но такого даже себе не представлял.

Он что-то подчёркивал, перелистывал страницы. Хулия почувствовала, как возвращается раздражение.

– А со сколькими событиями ты сталкивался? Сколько тебе лет?

Он поднял на неё глаза.

– Пятьдесят четыре.

– Сколько?

– Не у всех бессмертных возраст составляет трёхзначные цифры.

Он ещё некоторое время смотрел на неё, видимо, ожидая реакции, потом снова вернулся к записям. Хулия решила, что из всего произошедшего сегодня последняя информация была самой невероятной.

– Ты врёшь. Ты выглядишь младше меня.

– А сколько тебе лет?

– Шестнадцать.

– Ха! Тогда ты ошибаешься, я выгляжу на семнадцать, уверен.

– Ты ведёшь себя так, будто тебе тринадцать, придурок!

Лукас аккуратно дописал что-то в тетради и отложил ручку.

– Слушай, давай не ссориться. Я понимаю, что у меня богаче опыт столкновения со сверхъестественным, потому я могу не так остро реагировать на происходящее. У меня нет синдрома Аспергера или чего-то в этом роде, но я не часто практиковался в общении, если что. Если я тебя задел или что-то такое, то я не хотел. Я много читаю, смотрю кино. Но заводить какие-то дружеские связи, даже в локациях, которые являются частью какого-то мира, не просто. А тем более в тех, которые существуют автономно. Но мне пятьдесят четыре. Я знаю свой возраст и следил за изменением времени.