У него было продолговатое смуглое лицо, тонкие черты лица. Какая-то часть сознания Хулии пыталась её убедить, что всё ей только кажется, она ждала, что иной мир выплеснется в её реальность и теперь она попросту принимает за посланца иного мира какого-то распространителя бесплатных флаеров. Но пока она смотрела в его лицо, пытаясь понять – человек ли он или нет, злость, накопившаяся в ней за прошлую неделю, прорвалась наружу.
– Кто вы все, чёрт бы вас побрал, такие? Что именно вам от меня нужно?
Лицо парня стало злым, он отстранился.
– Поговорим после фильма.
Лёгкий спортивный мотоцикл издал рёв, который явно никто от него не ожидал, и спустя пару мгновений Хулия смотрела в спину уезжавшему мотоциклисту. Шлем он не носил, длинные его волосы развевались за спиной, и Хулия задалась вопросом: как это существо из иного мира отреагирует, если его остановит дорожный полицейский? Ещё интереснее: как отреагирует полицейский?
Бумага в её руках была кинобилетом. Серебряная бумага, рисунок бобины с кинолентой и адрес. Идти до места предстояло от силы минут десять. В детстве она любила смотреть старый фильм «Последний герой боевика». Но что-то в этом фильме её всегда не устраивало. В какой-то момент она поняла и стала смотреть только начало. В завязке было всё, что делало фильм увлекательным для неё – таинственный золотой билет, сеанс в кинозале только для одного человека. Когда герой погружался в оживший фильм, она выключала проигрыватель. Что-то настолько безумно волшебное не должно было быть завязкой к лёгкой поп-корновой комедии.
Умнее всего, было не идти по адресу. Одно дело, когда она была в волшебных рассказах, совсем иное – в реальном мире. Здесь действовали иные законы, более грубые, более неприятные. Отлично, сказала Хулия самой себе, я считаю, что в детективных рассказах, где почти на каждой странице кого-то убивают, действуют более милые принципы людского сосуществования, чем в реальном мире.
Она шла медленно. Мысли о том, куда она идёт, вызывали слишком неопределённую бурю эмоций. И внезапно она поймала себя на том, что думает о парне-мотоциклисте. Те девушки, которые говорят, что ни разу не рассматривали знакомых парней в качестве романтичных объектов, отчаянно врут. Подруги, кинофильмы, вся масс-культура твердит девушкам, чтобы они обязательно влюблялись в самого симпатичного из окружающих ровесников. Ну, в лучшем случае, бросали эгоистичного красавчика, чтобы одарить любовью храброго и ответственного главного героя. Потому что с красавчиками симпатичные девчонки встречаются не из-за любви. Наверное. Хулия подумала о том, что сотня с чем-то там лет феминизма ничего не изменила, женщины как были, так и остались призом самому крутому из близлежащих парней. Чувства девушек должны быть побоку, влюбляться надо только по сюжетной необходимости.
Мотоциклист отлично подходил под клише «романтический интерес героини». Симпатичный, точно магического происхождения, а ещё явно нерасположен к «главной героине», чтобы полностью отыграть клише «ненависть, которая сменится любовью». Правда, у Хулии быстро возникли претензии ко всем трём пунктам. Мотоциклист определённо был красивым парнем, но, если бы всё происходящее было фильмом, а Хулия занималась кастингом, она бы отвергла парня, не задумываясь. Парень не был красавчиком из молодёжных драм, скорее, что-то из артхаусных фильмов, слишком холодная, классическая красота. Длинные прямые каштановые волосы с лёгкой рыжиной, тонкий нос, идеальные скулы, смуглая кожа, тёмно-зелёные глаза. Где, спрашивается, обещанная соблазнительная голубоглазость и пухлые губы? Также Хулия не могла объяснить себе, почему решила, что парень является магическим существом. Насколько бы она заметила его отличие от других, если бы не видела мир «Рассказов без конца»? Да и третий пункт не был таким уж определённым. Да, он вёл себя недружелюбно, но при этом не был самоуверенным и самодовольным. Вполне возможно, что он просто среагировал на неприкрытую враждебность девушки.
Мысли о красавчике мотоциклисте помогал не думать о том, что её ждёт по адресу. Она неосознанно замедляла шаги, готовясь к тому, что увидит, когда придёт. Она увидела полукруглый выпирающий козырёк, на котором было написано (стиль шрифта – ар-деко, без сомнения) крупными зелёными буквами «Артезия». Окна заведения забраны щитами. На одном изображена девушка с чёрными кошачьими ушками и хвостиком, а также узнаваемым оранжевым «нимбом» вокруг головы, на втором модный кролик в джинсах и свитшоте, при этом в красном гальском кушаке и старинном картузе2.
Выставленные у заведения столики не оставляли сомнения в том, что несмотря на претенциозное название и оформление, это всего лишь летнее кафе. Стоило зайти внутрь и сомнений не оставалось. Помещение было тёмным, так как окна были забраны щитами, и освещалось только разбросанными по столам недорогими лампами (тот же стиль ар-деко), но в одном конце помещения располагалась стойка кафе с выставленными в стеклянных витринах-холодильниках уже подсохшими пирожными, из-за чего любые попытки придать, хотя бы и в воображении, месту таинственности, должны были спотыкнуться, если и не о написанное мелом меню, то хотя бы о скучающее выражение лица девушки за стойкой, которая, не слишком скрываясь, слушала плеер. В глубине помещения дверь вела, судя по всему, в небольшой кинозал. Около двери стояла ещё одна девушка, что-то рассматривающая на своём телефоне. То, что на ней была красная жилетка, должно было подсказать, что она проверяет билеты. Хулии вспомнилась цитата из любимого рассказа: «Это совсем не то, что я ждала от неожиданного».
Справедливости ради, кафе было вполне хипстерским. Стены были забиты стеллажами и полками с книгами, хотя прочитать название в таком полумраке было сложновато. Запах крепкого кофе почти сбивал с ног. У билета не оторвали корешок, кажется, девушка на входе даже не слишком обратила внимание, на демонстрацию билета и какой-то бесёнок внутри Хулии прошептал, что в крайнем случае можно этим воспользоваться и при особой надобности войти вообще без билета, лишь продемонстрировав что-нибудь блестящее. Вместо рядов сидений, в зале были мягкие кресла, расставленные в почти хаотическом порядке и несколько диванчиков. Хулия быстро облизала губы, понадеявшись, что кинотеатр исполняет свою главную функцию – показывать фильмы, а не является местом для свидания парочек.
В зале уже сидело несколько человек. Кто в самом деле не обращал внимания, кто с деланным равнодушием оглядывался на Хулию, когда она проходила мимо. В целом, она немного вписывалась в антураж. Зрители были как раз её возраста. Разве что волосы у них были выкрашены в более радикальные цвета, чем скрученные темно-русые прядки Хулии. Многие были в очках, что лишний раз подтверждало: они пришли посмотреть нечто интеллектуальное. Или подтверждало то, что в наши дни контактные линзы носят далеко не все. Порой детективные наблюдения могут приводить к самым простым результатам.
Хулия выбрала кресло поближе к экрану и достала телефон. Если бы она не ожидала, что по адресу её ждёт, как минимум, маскарад фэйри с оживлёнными манекенами, разносящими прохладительные напитки, она бы загуглила адрес намного раньше. «Артезиа», как она и предполагала, позиционировал себя как центр искусств. То, что такое заведение располагалось в курортном городке было необычно, но обладало своей логикой. Далеко не все молодые люди, живущие в курортных городках или приезжающие сюда отдохнуть, хотели бы проводить время только в клубах или на пляже.
Самой Хулии нравились фильмы или книги, которые относились к Высокому Искусству. Но в школе она не принадлежала к компаниям молодёжи, которые проводили время в обсуждении философских идей и артхаусных фильмов. Ей казалась их преувеличенная серьёзность чем-то инфантильным – те же попытки играть во взрослых, только более изысканные, чем у тех, кто спешил попробовать всё то, что запрещено детям. После пары попыток в этих компаниях покритиковать кого-то из «признанных» (потому что сдержанность и умение вовремя молчать не относились к числу её достоинств или пороков), и после того, как эти попытки были грубо оборваны собеседниками (деликатностью и умением прислушиваться к чужому мнению они тоже не обладали), Хулия предпочитала держаться подальше и даже втайне называла любителей «искусства не для всех» – недлявсерость.
