Сократ кинул на меня быстрый взгляд, а после задал самый неожиданный вопрос:

— Ты знаешь, кем была твоя мама?

Я растерянно заморгала.

— Она была учительницей, — и решительно уперла руки в боки. — С чего вдруг тебя заинтересовала моя семья?

— Потому что магия заставы слишком легко приняла на тебя. Слишком быстро. Так не бывает, люди не способны с такой простотой устанавливать контакт с древнейшей магией. И объяснить это возможно лишь одним способом.

Я насупилась, предчувствуя нечто, что скорее всего изменит мою жизнь, не зависимо от того, хочу я этого или нет. Навсегда.

— Каким?

— Если допустить, что твоя мать не была человеком.

Я поперхнулась.

Подождала с минуту, надеясь, что Сократ сейчас с довольной мордой заявит, что разыграл меня.

Но не дождалась.

А потому громко рассмеялась, запрокинув голову.

— Не самая лучшая шутка в мире, но мне было смешно, — отсмеявшись заявила я. — Моя мама родом из маленького провинциального города. Она уехала в столицу сразу после школы, чтобы поступить в университет. На третьем курсе мама познакомилась с папой через общих знакомых. Два года они встречались, а после поженились. Вскоре родилась я. А потом у мамы обнаружили опухоль. Она долго боролась за жизнь, на победить болезнь не смогла. Много ты знаешь колдуний, которые умерли из-за того, что злокачественные клетки разрослись в их мозгу?

— Нет, — честно ответил Сократ. — Колдуньи не болеют человеческими болезнями.

— Вот именно, — горько усмехнулась я. — А моя мама болела. Долго и тяжело. Так что не надо мне тут строить теории и выдвигать безумные версии, потому что всё это — чушь, которая к моему самому близкому человеку не имеет никакого отношения.

— Как твоя мама вела себя во время болезни? — продолжал допытываться неугомонный кот. — Она вела себя странно?

— У неё в голове была опухоль, — скрежеща зубами от раздражения, проговорила я. — Как ты думаешь, в таких ситуациях люди ведут себя странно или нет?

— Я не знаю, — склонил кот голову на бок. — Я никогда не был человеком. И у меня не большой опыт общения с…ними.

Я вздохнула, потрясла запястьями, пытаясь успокоиться и все же ответила:

— Я практически не помню то время. И плохо помню маму, но, по рассказам её подруги, она падала в обмороки. Бывало отключалась просто в секунду, даже не успевая предупредить, что ей плохо. Также у мамы часто случались провалы в памяти. Она могла идти из одной комнаты в другую, чтобы что-то сделать, но приходя, забывала, зачем пришла. Со временем ситуация ухудшалась все сильнее. Она начала забывать называния продуктов, предметов быта, имена друзей и родственников. Незадолго до смерти она уже никого не узнавала, даже меня.

— Ты знакома с родственниками своей мамы? Или с кем-то из её прошлой жизни? С кем-то, кто знал её еще до того, как она уехала учиться?

Я шмыгнула носом, чувствуя себя так же, как и всегда, когда речь заходит о маме. Разбито, удушливо и слезливо.

— Нет, папа говорил, что она не любила ездить в родные края. Утверждала, что там социальное болото, из которого есть только два пути — либо спиться, либо смыться. Это моя формулировка, не её, мама выражалась куда изящнее, чем я. Но родных её я тоже не знаю. Маму вырастила бабушка, которая умерла, когда мама училась на втором курсе. А больше никого не осталось, по крайней мере, мне о других членах нашей скромной семьи ничего не известно, — выпалила я на одном дыхании. — Сократ, к чему все эти вопросы?

Сократ махнул по земле хвостом, подняв и разметав в разные стороны земляную пыль.

— То, что ты описала, как симптомы болезни напоминает…

— Скажешь, «маразм», завяжу тебе хвост узлом, — сурово предупредила я.

— Я не знаю, что такое маразм, — повел усами кот, — но зато я знаю, что такое проклятье. Не делай такое лицо, Мира, в этом мире проклятья — это реальность. На самом деле, проклятий существует огромное количество и большинство из них страшные. Они приводят к ужасающим последствиям не только тех, кого проклинают, но и тех, кто проклинает. То есть, инициаторов проклятья. Проклятья очень действенны, но мало кто на них решается, потому что они требуют огромных энергетических затрат и очень часто сопровождаются откатом, то есть, бьют по проклинающему.

Я кивала в так его словам, делая вид, что понимаю, но на самом деле ничего для меня все сказанное им было просто потоком звуков.

— Мне-то это зачем знать? — деланно спохватилась я.

— Ну, во-первых, никакая информация не бывает лишней, — с едким нравоучением заметил кот. — Во-вторых, тебе все равно придется изучать это в Академии. А в-третьих, ты должна выяснить, что на самом деле случилось с твоей мамой.

— Ладно, хорошо, допустим, ты прав, и со мной действительно что-то не так, — в капитулирующем жесте подняла я руки. — Но почему ты предполагаешь, что это «не так» досталось мне от матери? Почему не от отца? Папа у меня жив и ему есть возможность позадавать вопросы.

— Нет, — решительно отмел эту версию Сократ. — По мужской линии передается только некромантия и магия стихий.

— Может, я некромант.

— Если бы ты была необученным некромантом, то сюда еще ночью явилась бы целая толпа неупокоенной нежити со всей округи, — уверенно выдал Сократ.

Я удивленно приподняла бровь.

— На месте, где стоит застава, во времена Великой Десятилетней войны шли кровопролитные бои. Многие убитые так и не были погребены в соответствии с традициями, их тела вобрала в себя земля. Так что, по сути, мы с тобой стоим на территории большого кладбища.

Меня передернуло. Оглянувшись по сторонам, я посмотрела себе под ноги, на которые успела натянуть ботинки, боясь, что вдруг встала на чью-то могилу. Тут же явилось настойчивое желание вскарабкаться на ближайшую елку и пообщаться с Жорой. Волшебный ворон, бывший когда-то человеком, пугал не так сильно, как возможное нашествие зомби.

— Да не дергайся ты так, а то у меня ощущение, что у тебя вот-вот случится припадок, — заворчал кот.

— Не хочу здесь оставаться, — заныла я.

— Не переживай, скоро уедем, — кот встал и начал вертеться на одном месте вокруг вырытого недавно углубления, как вдруг остановился, замер и заорал, задрав мордочку к небу: — Но только если ты, наконец, дашь мне пристроиться к этой чертовой ямке, несносная ты девчонка!

И меня как ветром сдуло.

— Теперь понятно, что он там так упорно рыл, — бормотала я себе под нос продираясь через колючие заросли, больше похожие на кусты ежевики, так как рванула я не к дому, а куда-то в другую сторону.

Самым удивительными было не то, что на меня наорал кот и меня унесло в чащу, а то, что острые шипы колючих растений меня совсем не ранили. Они царапали, доставляя далекие от приятных ощущения, как будто по коже скребли маленькие коготки, но кровавых следов, как это обычно бывает, не оставляли. Вырвавшись, наконец, из объятий местной растительности, я сделала шаг и… моя нога ушла по колено во что-то мягкое.

— Что за…? — сквозь зубы выругалась я, обращаясь в пустоту и разглядывая песчаные берега пронзительного золотого цвета, окружавшие раскинувшееся перед мной озеро. Песок был похож на тот, который я наблюдала, когда мы с Сократом шли от моря к дому Милены. Вот только этот был на вид совершенно обычным, безмолвными, застывшим, не шуршащим и не шипящим, никуда не зовущим, а потому менее пугающим.

Приложив руку козырьком ко лбу, я уставилась вперед и через несколько секунд наблюдений поняла, что вода в небольшом круглом водоеме дымится, напоминая исходящую паром и наполненную до краев кружку с горячим чаем. Вот только вместо чая, озеро было заполнено чем-то, похожим на топленое молоко.

Не успела я как следует рассмотреть это странное природное явление, как ощутила значительное давление на свою конечность. Посмотрев вниз, поняла, что мою застрявшую в песке ногу начало утягивать вглубь.

— Етишкина мышь! — прикрикнула я, хватаясь одной рукой за тонкую зеленую ветку и пытаясь выдернуть ногу обратно. Но это было все равно, что пытаться столкнуть с места грузовик. Испытываешь огромное напряжение, а результатов ноль. Уровень песка, поднимавшийся все выше, к этому моменту уже достигал моего бедра.