А вот хрен тебе, всё равно убегу! Посмотрим как ты на своих коротеньких ножках догонять будешь!

Резко повернувшись я заспешил в сторону чащи. Впрочем, бегать мне пришлось недолго. Я запнулся о какую–то корягу и с лету ударившись коленом о камень, растянулся на земле.

— Твою мать! Больно то как… — зашипел я, по детски растирая разбитую коленку.

Ну почему всякий раз когда я бегаю, я обязательно обо что нибудь споткнусь? Еще и на наколенниках экономят… Карманы для них есть, а их самих — хренушки!

— Ха! Да ты не только тупой, но и неуклюжий как мешок с овсом! — расхохоталась девка, задорно размахивая хвостом.

Мда уж, попал. Теперь уже свалить не выйдет, да еще и нога болит, зараза! И и эта дура зубоскалит… Дать бы ей леща, да колени поломать!

— Хренли тут разлегся, камень долбанный?! — я пнул засыпанный листвой булыжник и тот со звоном отлетел.

Стоп, камни не звенят!

— Какого…

Вместо камня на земле лежала армейская каска. Причем не в лучшем состоянии. Вся смятая и с зарубками на металле.

Покрутив головой по сторонам, я обнаружил странного вида бугорок.

— Ох ёптыть… — выдохнул я и подполз к «бугорку».

Сивира, глядя на мои действия, совсем по девичьи хихикнула. Вероятно, со стороны это выглядело нелепо.

Прямо на земле лежало изодранное тело. Всё в крови, со вскрытыми потрохами. Рук дальше локтей вообще нихера не было, вместо них — окровавленные лохмотья ткани вперемешку с кожей. Воняло болотной тиной, вперемешку с кислятиной так, что у меня аж дыхание перехватило.

Я почувствовал, как мне стало не по себе, но все же заставил себя взглянуть на вздувшееся от влаги лицо.

В одно мгновение весь мир словно потерял краски. В груди что–то сжалось, да с такой силой, что я застонал. Я отшатнулся и, сев задницей на землю, начал судорожно доставать сигареты.

— Замуруев, как же так, ёпт твою мать–то… — простонал я, тщетно чиркая спичкой.

Сивира смотрела на Лукина с презрением.

«И этот придурок пытался сбежать от меня?» — хихикнула она, глядя, как чужак пытается отползти от нее.

«Какой же он жалкий!» думала она, весело играя хвостом да с улыбкой глядя на его действия.

Эта сцена стала для девушки будто компенсацией за пережитый позор и она от души наслаждалась заслуженным шоу.

Лукин остановился, рассматривая что–то на земле, и через несколько секунд резко отстранился, плюхнувшись на задницу.

Сивира напряглась, когда чужак полез куда–то в карман. «Уж не оружие ли он достает?» — подумала она, приготовившись к драке. Когда чужак достал «сигарету», младлей успокоилась.

Спектакль начинал утомлять.

«Если он пытается снова провести меня, то у него ничего не выйдет!» — твердо решила Сивира и начала решительно приближаться к чужаку, дабы как следует его «взбодрить».

Лукин как–то странно застонал и принялся с яростью чиркать щепкой о какую–то пластинку. Подойдя поближе и заглянув в его лицо, лунная фелисина опешила.

«Ох, Солерия, да что с ним!?» — с испугом подумала девушка.

Она всегда считала, что такое выражение может быть только на лице у покойника. Лукин кажется напрочь позабыл о существовании стражницы и игнорировал любые ее действия.

Проследив направление взгляда чужака, младший лейтенант заметила какой–то мешок, лежавший в траве. Подойдя поближе и присмотревшись, Сивира не выдержала.

Она метнулась в ближайший куст и опорожнила желудок.

Ёбанная жизнь, как же такое могло произойти!? Что же я скажу его мамке!? — судорожно соображал я, жадно затягиваясь сигаретой.

Что же выходит!? Я не один попал сюда? А весь взвод? Или только мы с ним?

Да кто–же его так разорвал? Эти вонючие мутанты!?

Я с трудом посмотрел на Сивиру. Отвернувшись в кусты, та самозабвенно плевалась, вытирая рот рукавом.

А может и не они. У них и когтей–то нет, а зубы годятся только для того, чтобы яблоки разгрызать. Хм, а может зверье какое дикое? Или еще какая–нибудь неизвестная мне хрень? Да, блин, я же вообще ничего не знаю об этом мире! Черт возьми…

Замуруев, сволочь. Я даже имени его вспомнить не могу, только фамилию! Что же это такое–то… Он же сопля еще зеленая! Хрен–ли он пожил–то!? Что же это за херня–то, блять…

Выкурив сигарету в несколько затяжек и немного успокоившись, я принялся пристально разглядывать каждый камень, каждую веточку вокруг.

Ага! Вон и автомат лежит, весь покореженный, будто кто–то пожевал. А вот и вещмешок валяется. А вот и нога…

Не выдержав зрелища оторванной конечности, я отвернулся. Одно дело слушать истории от ветеранов, а другое — наблюдать вживую. Мурашки по коже, блин.

— Это… Он твой друг? — тихонько спросила Сивира.

Оторвав взгляд от земли, я увидел что она стоит передо мной с печальной мордой и прижатыми ушами.

Я с трудом кивнул. Говорить не хотелось. Хотя какой он мне, нахрен, друг? Просто еще один сержант из бесконечного потока подчиненных. Хотя легче от этого не становилось.

Немного помявшись, она присела рядом со мной.

— Мне очень… Жаль. — банально, но, похоже, искренне посочувствовала она.

Да уж. Ей жаль. Да она хоть представляет себе…

Мои мысли оборвал хруст веток. Где–то в двадцати метрах от нас кто–то быстро передвигался.

Яростно зарычав, этот «кто–то», явно почуяв чужое присутствие, пошел в нашу, с Сивирой, сторону. Хруст веток усиливался с каждой секундой.

Ничего не говоря и даже не раздумывая, я вскочил на ноги, сорвал с плеча автомат, зарядил его и направил ствол в сторону шума.

Уверен, кто бы там ни был, именно он виновен в смерти моего бойца.

— Иди сюда, ебало утиное!!! — заорал я, готовясь к бою.

Из кустов навстречу мне выпрыгнуло что–то большое и ни разу не понятное.

— Ну нихуя себе! — воскликнул я.

Передо мной стояла длинная пятиметровая махина, отдаленно напоминающая сороконожку. У нее совсем не было башки, да и глаз, по–моему — тоже. Огромная пасть помещалась в верхней части длинного туловища, утыканного хреновой тучей мелких лапок. Толстое, как бревно, и длинное, как железнодорожный вагон, чудище предстало передо мной во всем своем угрожающем великолепии.

Чуть постояв, выбирая на кого из нас напасть, оно кинулось на меня с яростным шипением.

Я надавил спусковой крючок. Автомат, закашлявшись, отработал несколько патронов. Впрочем, «утиное рыло» совсем не смутилось, и пули со свистом отскочили от его тела. Только одна смогла пробить толстую кожу «сороконожки».

Бронированная что–ли!?

— Блять! — только и успел выдохнуть я, прежде чем на меня навалилась огромная туша этой твари.

Сивира в страхе поджала уши. Такой твари ей еще не доводилось видеть. Да что там видеть, она даже не разу не слышала о чем–то подобном. Все мечты о подвигах, воинской славе и долге мигом улетучились из миниатюрной головки фелисины.

Немного выждав, чудище кинулось на Лукина. Чужеземное оружие громко прогрохотало — от монстра, высекая искры, отскочило нечто очень быстрое.

Чудище навалилось на чужака. Тот вскрикнув, рухнул на землю и, упершись спиной о толстое дерево, изо всех сил пытался отпихнуть титаническую тушу ногами.

Сивира сидела на земле и не знала, что ей делать. Она, само–собой, сильно недолюбливала Лукина, но убежать и позволить этой твари сожрать пришельца она не могла. Скованная страхом и смятением, она все так же сидела, поджав уши и в затравленно глядела, как чужак тщетно пытается спихнуть с себя чудовище.

— Отсоси, блядина страшная!!! — проревел человек и направил свою железяку в сторону монстра.

Раздалась еще одна серия хлопков, и чудище, мгновенно отпрянув, истошно завизжало от боли. Из его тела струей хлестала вонючая бурая жидкость.

Лукин с трудом встал на ноги и вновь направил железку на врага.

Хлопки разделялись небольшой паузой, от толстой шкуры отрывались куски плоти, но она отказывалась подыхать, а только протяжно визжала, извиваясь, будто стараясь смахнуть с себя боль.