Я перевожу дух.

Он растерянно спрашивает:

– Есть и три?

– Конечно! Она радовалась моему счастливому моменту «номер два» – ведь это она стала причиной моего неземного восторга. Ведь она любила меня, больше себя самой и жизни. Я был счастлив от ее последней радости намного больше, чем от первой. Это три.

Следователь трет кулаками глаза.

Я продолжаю:

– Есть ли конец этим взаимным проникновениям – в наслаждении, в любви и заботе? Она была на седьмом небе от моего счастливого момента «номер три». Я был в диком восторге от того, как она выражала свое неземное удовольствие, этим обстоятельством. Это четыре. Есть и пять, и шесть, и – до бесконечности, насколько хватит духа принять этот волшебный нектар, и не лопнуть от удовольствия, не умереть от разрыва сердца, рвущегося навстречу любимому человеку. Я был счастлив за нее, она – за меня, на каждом новом этапе близости, – седьмом, восьмом, десятом, взаимное наслаждение неконтролируемо росло, доводя нас до безумного трепета и экстаза. Мы были как зеркала друг для друга, в которых отражение нашей безумной любви бесконечно множилось.

Следователь смотрит на меня с опаской.

Я завершаю:

– То же самое чувствовала и Маша – по отношению ко мне. Простое наслаждение от секса со мной – это раз. И – так далее, два, три, четыре, десять – вплоть до полного слияния наших миров.

Ему нечего добавить, и он не знает, о чем меня спросить.

Неловкая ситуация. Глядя куда-то в угол, он грустно прячется за рифмованные строки:

– Увы, тому, кто не способен заменить

собой весь мир, обычно остается

крутить щербатый телефонный диск,

как стол на спиритическом сеансе,

покуда призрак не ответит эхом

последним воплям зуммера в ночи. (Бродский)

Странный он человек, мой следователь. Но, впрочем, интересный.

Он спрашивает меня:

– Что было дальше?

– Дальше? Только любовь. Только она.

– И что же такое любовь?

– Коротко – это когда не думаешь о себе. Когда полностью живешь любимым человеком, и твое собственное «я», со всей его тяжестью и темнотой исчезает, пропадает, растворяется в этом чувстве и не довлеет над тобой.

–А что ты делал, когда Маши не было рядом? Когда не было этого вашего обоюдного наслаждения? Ну, например, ты ходил в магазин за продуктами, наверное, ты где-то работал. Или тогда, когда приезжал ее отец?

Я улыбаюсь. Какой он наивный!

– Любящие люди никогда не страдают от физического отсутствия другого. Ведь, любя, ты ничего не ожидаешь взамен, не ждешь никакой награды, само это бескрайнее чувство – оно заполняет твое сердце полностью живительной отрадой. Неудобство только в том, что ты не можешь дать еще больше наслаждения своему партнеру, напоить его этой божественной росой. В минуты одиночества я наслаждался самим отношением, самим намерением любви и заботы, думая о Маше и о том, как я смогу при встрече наполнить ее счастьем и радостью – снова и снова, еще и еще. Все время разлуки для меня проходило в восторженном предвкушении той минуты, когда произойдет наша очередная встреча. Я мечтал о том, какие еще новые желания, устремления и мысли, какие новые грани я в ней открою, чтобы заполнить их собой. И какие свои чувства я ей открою, чтобы она заполнила их собой.

– Ты чувствовал ее желания, знал ее мысли и на расстоянии, будучи в соседних квартирах?

– Конечно! Думая, друг о друге, чувствуя – один другого, мы улыбались, как блаженные – нам достаточно было того, что каждый ощущает в сердце другого.

– Как развивались ваши отношения дальше?

– Как в сказке, как в раю. Особенно запомнился последний день, когда мы слушали музыку. Я часто приносил с собой новые компакт диски, мы ставили их, слушали мелодии, и делились тем восторгом, который они нам дарят. Помню, в тот день мы начали с музыки из кинофильма «Человек дождя». Помнишь, с Дастином Хофманом и Томом Крузом в главных ролях?

– Да, смотрел этот фильм.

– Чудесная композиция, ее автор Zimmer. Я ставил на повтор, и она крутилась множество раз. Я спрашивал ее – что ты чувствуешь? Как будто бы сам не знал. Она отвечала – я как будто солнышко, и даю свет и тепло всем деревьям и растениям, птицам и животным, морям и океанам, горам и людям. Она спрашивала меня – а что чувствуешь ты? Как будто сама не знала. Я отвечал – а я как будто благородная и сильная птица, которая летит в ласковых солнечных лучах над полями и лесами, реками и каньонами, наслаждаясь полетом и прекрасными видами, которые открываются, замирая от восторга единения со всем миром.

Минуту мы молчим.

– Потом мы слушали Jean Michel Jarre – Equinoxe, часть 3, она очень любила этого композитора. Я спрашивал ее – что ты чувствуешь? Как будто бы не жил внутри нее. Она отвечала – я жизненная сила, которая есть в растениях и деревьях, я тянусь через них к свету, я расту и расширяюсь, я дарю миру гармонию и красоту. Она спрашивала меня – а что ощущаешь ты? Как будто не жила внутри меня, каждую секунду. Я отвечал – чувствую себя дождем, благодатной влагой, орошающей землю, падающей на леса и долины, моря и океаны. Оттуда, снизу, я снова поднимаюсь наверх, через стволы деревьев, стебли растений, бесчисленными и легкими пузырьками.

Мы молчим еще минуту.

Он чиркает зажигалкой, задумчиво смотрит на огонь.

– Потом мы слушали Jann Tiersen, Rue des cascades, Deja loin – она обожала эту волшебную мелодию. Я спрашивал ее – что ты чувствуешь? Как будто бы не ощущал это пронзительней ее. Она отвечала – чувствую себя маленькой девочкой, в милом французском городке, и мой папа, улыбаясь в усы, играет на банджо, в маленьком кафе, на террасе, а мы с братьями и сестрами танцуем и кружимся, беззаботные и веселые, прямо на мощеной улице, веселя проходящих мимо прохожих. Она интересовалась – а что чувствуешь ты? Как будто бы не ощущала это пронзительней меня. Я говорил ей – чувствую себя случайным прохожим, который шел мимо симпатичного кафе, где папа-повар играл на банджо, на террасе, а дети танцевали прямо на улице, да так увлекся их волшебным настроением, что отложил в сторону портфель и зонтик, и бросился с ними в пляс, высоко задирая ноги, размахивая руками, озорно смеясь и подмигивая ребятишкам и другим прохожим.

– Ты сказал, что это был ваш последний день вместе?

– Да, это был наш последний день, перед долгой разлукой. Прошло уже три месяца непрекращающегося волшебства. Ее отец приехал и уехал снова. В этот день я особенно остро заметил перемены, которые в ней произошли. Ее подташнивало, и ее тело внимало тому, что происходит внутри него. Когда до меня дошло, я вмиг покрылся испариной – она беременна! Чтобы подтвердить эту догадку, мы отправились делать узи – рядом, через дорогу был медицинский центр. Пожилой доктор подтвердил нашу догадку, и счастью не было предела.

– У тебя были дети до этого?

– Нет, я расстался с первой женой.

– Понятно.

– Маше стало душно, и я вывел ее на улицу, на крыльцо, а сам вернулся и несколько минут оплачивал услугу и заполнял какие-то бланки. Когда я вышел вслед за ней, ее там не было.

– Как это не было?

Он перестает чиркать зажигалкой.

– Вот так. Ее там не было. В ужасе, я оббегал всю округу, я заглядывал в магазины, в подъезды, высматривал ее на улицах и в подворотнях, расспрашивал прохожих. Это длилось несколько часов, пока не наступил вечер, тогда я понял, что потерял ее. Ее и нашего ребенка. Даже больше того – в тот момент я чувствовал, что потерял самого себя.

– Но ведь ты только что говорил мне, что для любви нет расстояний? Ты что, перестал ее чувствовать?

Следователь снова закуривает.

– В том то и дело, что я ощущал ее, как и раньше. Но, на этот раз, ее мысли были спутаны, она была в ужасе, в растерянности, в диком волнении. Похоже, кто-то завладел ей против ее воли, и тащил куда-то, в неизвестность. Все, чего она желала – снова оказаться рядом со мной. Но не могла этого сделать.