На этом этаже нашелся настоящий музей – повсюду стояли штабелями древние вычислительные мощности, начиная с СМ-4. Стрелка дополненной реальности довела меня до немногим менее ветхой «E-Machine». Я сдунул пыль с тумбы или как их там называли, «башни», потыкал кнопочки – поклониться, что ли, электронным костям? Или, может, Елена Петровна скверно надругалась надо мной – стрелочки-то рисовал софт с её инфоносителя. Ладно, вскрытие покажет – я включил комп и древняя операционная система залила желтой краской экран, плоско и наглядно. В море-окияне островок, на нем то ли пальма то ли дуб, на дереве кейс-ларец, в ларце утка, похожая на птеродактиля, в утке яйцо. Соединение с сетью установлено, цифровое «яичко» – умели ж в старые времена писать компактные программы – ушло на выбранные адреса, где сможет развернуться и подсоединить все необходимые модули. И тут сработал перстенек адмирала-аморала. Включилась клиентская программа искина «Гамаюн», следом появилось окно активации цифрового объекта и его логотип в виде вещей птицы с картины Васнецова, но с лицом молодой Елены Петровны. Запускаю активацию искина и сажусь в лифт. Через полминуты я на последнем этаже.
Далее был коридор, изгибающийся вокруг ангара под вертолетной площадкой. По дороге я подхватил грузовую тележку на электроприводе, оставленную кем-то в коридоре. А перед входом в ангар стоял охранник в экзоскелете. Его можно было и за робота принять, если бы не шмыганье носом. Это даже не слактар, а биомех с доброй половиной деталей от трупов, и другой половиной, напечатанной на 3d-принтере.
Меня спасла стремительность. Пока тот поднимал руку и приказывал остановиться, то получил тележкой по голеням. Экзоскелет ему не помог – рухнул как миленький на тележку. Пока встроенная в него система управления соображала, с какой ноги вставать, я вытащил чип-ключ из его кармана. Когда, наконец, зажужжали сервоприводы экзоскелета и заскрипели наноактуаторы бронекожи, я направил тележку с живым грузом по лестнице вниз.
А чип-ключ пригодился на входе. Система здесь не сверяла биометрию, полагаясь на охранников, поэтому дверь в ангар распахнула без вопросов.
Что дальше? Ни роторник, ни геликоптер я водить не умею даже во сне.
Или попробовать? – сегодня ж многое было как во сне. Я направился прямиком к ближайшей машине, но внимание привлек звук – так бжикают подметки.
Не тот первый стреляет, кто первый начинает – гласит ковбойская мудрость.
Я, как более нервный, начал целиться первым, но первым выстрелил охранник-биомех. Не тот первый попадает, кто первый стреляет, говорит мудрость дуэлянтов. Я стрелял из-за корпуса роторника, в то время как охранник маячил еще возле двери, в результате чего получил свинец. Но не успел я отвернуться, как он снова встал. И это после того, как пообедал пулей-бутоном!
Только второй выстрел остановил его. Охранник упал, выкинув свои узловатые пальцы в мою сторону. Пуля, пробив с близкого расстояния экзоскелет, вскрыла его чрево. И открылась еще та анатомия! Человеческие внутренности – сосуды, соединительная ткань, органы, сухожилия, сочетались с карбоновыми черными костями и какой-то пузырчатой структурой, скорее всего биополимерной, – прозрачной, со светящимися диодами. Внутри ползали слизневидные медботы, а индикатор на артерии показывал, что давление крови быстро идет от нуля вверх. Похоже, на этом биомехе пока рано ставить крест, подлатает себя в режиме самовосстановления и снова в строй вместе с остальными зомби.
Долго любоваться не пришлось. Сбоку, из кабины роторника, на меня прыгнул некто в оранжевом комбинезоне, вроде как механик, и вломил ногой. Хорошо, что я успел метнуться в сторону и свалиться; но плохо, что сделал это не столько от ловкости, сколько от страха. Однако ж, оказалось, новая позиция удобна для того, чтобы трахнуть механика прикладом в челюсть.
Едва я привстал, как почувствовал – кто-то сзади. Враг выносит ствол своей винтовки на уровень моего пятого спинного позвонка и готов засадить туда игольчатый заряд.
Я сумел полуобернуться и почти угадать направление выстрела. Продолжая разворот, отвел свое тело от линии полета пули и, подхватив с пола здоровенную гайку, швырнул в физиономию слактара. Ошарашил и за мгновение преодолел расстояние до противника – моя рука легла на вражеский ствол и отодвинула его от себя. Другая подхватила противника за талию. Девки сплясали интересно. После подножки слактар грохнулся на спину, попробовал сесть и снова завладеть оружием, но получил коленом в висок и повалился.
Я влетел в кабину роторника. Пилот-то на месте – ну, держись. Это была... Елена Петровна.
– «Гамаюн» помог, – объяснилась она и начала щелкать тумблерами.
– В одном черном здании есть черная комната, а в ней есть маленький черный винчестер, но одна дамочка прекрасно знает, какая хрень на нём записана и что я могу ее активизировать. А сейчас поднимай машину, Елена Петровна, надеюсь, ты умеешь... похоже, ты много чего умеешь.
– Я вообще-то готовилась на однороторных машинах, а это какая-то летающая тарелка, – неожиданно хихикнула она совсем по-девичьи; ясно, что не боится.
Над головой раскрылась гармошка люка и мы вылетели в небесную синь.
Мне пару раз за всю жизнь удалось испытать чувство единения с пространством. Это когда солнце золотит воду и море вокруг, а небесная синь сливается с морской, отчего мир становится легким и тонким. И вот случилось такое же – на несколько секунд.
– Кочан прикройте, – напомнила мне Елена Петровна о шлеме.
– Надо еще сказать «пристегните ремни» и исполнить «танец стюардессы».
Верхний дисплей, встроенный в налобник шлема, сейчас показывал местность в вертикальной проекции – изображение явно передавалось с орбитальной следящей системы. На нижнем подшлемном экране возникла интегральная радиолокационная картина в ортогональной проекции вместе с подстилающей поверхностью. Данные от нее явно поступали от радаров системы воздушного базирования.
– За нами «хвост», – сказала Елена Петровна, опять спокойно так, без напряга в голосе. Она точно под психопрограммой работает.
Треугольные флайеры взмыли свечкой, заходя на позицию, удобную для атаки. Под лучом солнышка мелькнули финские свастики на бортах машин.
– Блин, да здесь все атлантические ВВС.
Роторник рванул в сторону, на перпендикулярную улицу, которая напоминала каньон благодаря стенам наноплантовых небоскребов, подпирающих облака. Пущенная вдогонку ракета разнесла этаж углового здания.
Я видел, как из раненого небоскреба летят офисные потроха, полки, столы, бумаги, мешки или тела, что ли.
– Времени у нас мало, – с каким-то смущением произнесла Елена Петровна, – напоследок хотела сказать, что вы... что ты...
Ровно через мгновение один из флайеров, заложив крутой вираж, зашел роторнику в лоб, и под крылом у него сверкнуло.
Почти сразу же нашу машину встряхнуло, повернуло, мои кости как будто отделились друг от друга, в нос шибануло острым запахом металлической окалины, а какая-то жижа вышла поздороваться из моих внутренностей, залепила мне рот и чуть не перекрыла дыхание.
В этот момент другой флайер, вывернувшийся из узости между двумя исполинскими небоскребами, влепил ракету в корму нашего роторника, она тут же и сыпанула бенгальскими огнями. Кокпит отлетел, по мне ударила сильная выключающая перегрузка – я был выброшен спасательной системой из вспыхнувшей машины.
Когда пришел в себя от перегрузки, то понял, что не планирую к земле, как должно быть по идее, а повис, уцепившись стропами парашюта за «архитектурное излишество» небоскреба в виде барочного архивольта. От Елены же Петровны никаких следов.
Еще одна плохая новость: лично мной интересовался флайер атлантистов. Однако он не успел меня обработать. Глаза уловили бросок ракетного факела и почти сразу обломки вражеской машины шикарно впилились в изгибающуюся стену модернового небоскреба, напоминающего фаллос-переросток. Я успел даже заметить отлетевшую голову летчика. Атаку на флайер произвел кто-то невидимый.