— Ты сам-то плачешь. — улыбнулась она и взяла ребёнка. Он пыхтел, зажмурив глазки. Софа всхлипнула. — Ну привет, мой мальчик. Это мама. Ох, тяжёленький. Прямо как папочка.
Я сел к ней на кровать и обнял, любовно чмокая и смотря на сына. Я стал отцом, а моя пышечка — мамой. Через час, когда спальню привели в божеский вид, а Софа оправилась и накормила грудью ребёночка, к нам впустили Дарона и парней. Как я узнал, тесть все эти часы себе места не находил. Когда он увидел младенца, то так растрогался, что аж прослезился.
— Боже… на тебя похож. — сказал он мне. Затем сильно поцеловал дочь. — Моя милая, моя малышка… я… можно?
— Иди к дедушке, мой хороший. — сказала Софа, бережно дав сыночка отцу.
Дарон трепетно взял ребёнка на руки и поцеловал в щёчку.
— Какой тяжёлый, прямо рыцарь. — он немного покачал его, ощущая тяжесть. — Прямо как твой дядюшка Верд.
Дядюшка Верд в это время стоял и неотрывно пялился на младенца. Фейлн взял племянника на руки и шмыгнул носом.
— Божечки, он такой хорошенький… я теперь твой дядя… а как его зовут? — он посмотрел на нас.
Софа и я переглянулись. Я погладил её руку и поцеловал.
— У нас был один вариант… — начал было я.
— Имя должно быть достойным лорда! — вдохновился Дарон, тискаясь с ребёночком на руках сына. — Рорри Флейм. Или нет, Тормер Флейм. Или нет, как твоего дедушку звали, Софочка, Боуэн Флейм!
— Или именем короля, Аурон Флейм! — поддержал родителя Фейлн. — Или как его отца, Гийер Флейм.
— Ну какой он Гийер? — Верд взял племянника у брата. — Может, стоит получше мозгами работать? Всё же очевидно — он явный Верд.
— В таком случае, он явный Дарон. — фыркнул Дарон.
— Он не Верд, не Дарон и не Гиейр. — пресекла их Софа.
— Он Дариус. — сказал я, забрав сына. — Дариус Флейм.
Ребёночек закряхтел стал ёрзать.
— Кушать просит.
— Давай. — Софочка взяла его, отвернулась и стала кормить. — Мой мальчик ненасытный. Ну весь в папочку. — сказала она тихо.
— Дариус. — Задумчиво повторил тесть. — Дариус. Дариус Флейм. Неплохо, мне нравится.
Ночью, когда мы укладывались спать, Дариус Флейм всё никак не отрывался от груди матери. В самом деле весь в меня, с таким-то аппетитом.
— Никак не наестся. — улыбнулась Софочка, поглаживая сына по головке. — Ты моя сладкая булочка.
Сладкая булочка закряхтела и с усилием открыла глазки. Они были большими и тёмно-зелёными. Я думал, у младенцев они обычно светло-голубые. Софа поцеловала его и прижалась к лобику. Затем взволнованно посмотрела на меня.
— Рафи, он… он…
— Что такое, сладенькая?
— В его источнике есть что-то чёрное… как у меня.
Я округлил глаза.
— Но мы ведь уничтожили Раскол. Он не может быть тенью.
— Не может. Но видимо, магия теней ему передалась от меня. Хех, при этом у него там светится огонёк. — Софа нежно улыбнулась и поцеловала нашего сыночка. — Ты особенный, мой Дариус.
— Прямо как твоя мама. — добавил я, обняв их обоих.
Мы заснули, и я увидел сон. У леса, далеко на севере, где бушевала метель, стоял мальчик с золотыми волосами и зелёными глазками. В одной его руке горел свет, в другой была сосредоточена тьма. А за спиной были крылья из яркого пламени. Лицом мальчик напоминал мне меня, когда я был его возраста, лет семи. Он смотрел на меня и улыбался. И он сказал звонким детским голосом: «Я люблю тебя, папа». Возможно, это был полёт моей разгорячённой родами жены и радостью от появления сына фантазией. Возможно, это было видение, и спустя годы я увижу эту же картину. Но это будет уже совсем другая история.
