Пегас выбежал из стойла и подлетел ко мне. Я вскочил на него и погнал за бастардами. Через несколько минут я нашёл Софу. Она была поодаль сражения и упиралась руками в землю. Рирз был в паре метров от неё и раскидывал наступающих теней. София засветилась, ярко вспыхнула, и превратилась в аликорна. Её медная грива развивалась и блестела, глаза были ярко-золотыми, огромные белые крылья были широко распахнуты. Из её большого рога хлынул столб магии, который понёсся к небу. Она стояла беззащитная и уязвимая, когда одна из теней сбежала от Рирза и полетела к аликорну. Она рычала и занесла длинные острые когти. Меня перемкнуло от испуга, я с размаху ударил ей в челюсть. Тень рухнула на землю, и пала жертвой клыков Холдбиста.

— Ты можешь усиливать магов? — спросил он.

— Я? Я… теоретически да, но у меня плохо получается…

— Добавь ей сил. Я защищу, только торопись, — он прыгнул на очередную тень.

Над нами пролетел Верд, посылая огненные стрелы и сбив с двадцать существ Раскола. Я смогу. Все сражаются, все хотят жить, всем страшно. Я люблю её, если я или она умрём… я боюсь этой боли. Я не могу позволить Софе умереть. Я обещал ей. Я сдержу слово. Я подошёл к ней и взял мордочку в руки. Мне не приходилось усиливать магов, тем более — одарённых, но я читал, как это делают целители. Я прильнул к ней лбом и погладил мягкую шею.

— Я рядом, любимая. Я помогу.

Я прикоснулся к её энергии, которая рвалась в небеса и окутывала луну. Сосредоточился. Через секунду я чуть не ослеп от того, как ярко засветился рог Софии. Луна начала сдвигаться, а затем солнце полыхнуло во всю силу. Тени с шипом стали отступать и гореть. С шоком я увидел, как они собираются в огромного чёрного дракона. Он зарычал и, сгорая, выпустил столб тьмы в Софу. Я сделал то, чего нельзя. Рог аликорна вновь загорелся и столб света хлынул в магию дракона. Целителям запрещено использовать заклинания подчинения себе людей. Что ж, видимо, я теперь злодей. Две магии соприкоснулись с оглушительным взрывом, после которого и меня, и Софочку свалило на землю.

Кругом лишь мрак. Я даже не понимаю, открыты мои глаза, или нет. Наверное, всё-таки открыты, потому что далеко впереди маячит какой-то золотистый силуэт. Я шагнул. И направился к силуэту. Невысокий, пухленький… Софа. Такая, какой была до побега из дома. Она парит в этой темноте и смотрит на картины перед собой. Я понял, я в её сознании. Похоже, это случилось после того, как я заставил её защититься от дракона. Надо бы извиниться.

— Соф, — негромко сказал я, коснувшись её.

— Чшш.

— Что? — перешёл я на шёпот.

— Чшш, мальчик, — она обернулась. Её лицо было чужим, а глаза темнющими, как бездна. Она схватила меня за руку и бок. — Не дёргайся. Всё твоё тело — сплошное уязвимое место, не искушай меня вспороть тебе брюхо и умыться твоей кровью. — Я замер, испуганно на неё таращась. Лицо незнакомой женщины на теле моей Софы ухмыльнулось. — Ты влез в её магию, ты навеки связал себя с нами. Ней и мной.

— Кто ты?!

— Не делай вид, что тебе интересно моё имя. Теперь запомни, — она взяла меня за щёки, — ни ты, ни она не победили. Вы отсрочили свою кончину, не более того. Я вернусь, Раскол никогда не будет уничтожен. Часть меня останется, и всегда будет преследовать вас.

Я коснулся её руки. Это были руки моей любимой Софочки, но управляла ими не она.

— Софа, — тихо сказал я. — Софочка, любимая, вернись ко мне.

— Заткнись ты!

— Моя дорогая, пожалуйста. София. Булочка.

Глаза на незнакомом лице заблестели, сверкнули и словно треснули. На их месте были зелёные глазки Софочки. Я слова сказать не успел, как она со всхлипом налетела на меня и сильно обняла.

— Рафи.

— Софа. — я поцеловал её, чуть не плача. — Моя маленькая, моя пышечка, прости меня. Я тебя заставил кое-что сделать…

— Я знаю, ты правильно сделал, — закивала она, льня ко мне. — Я всё знаю. Мы теперь связаны. С того момента, как ты подарил мне свою магию. Я — твоя. А ты — мой.

— Твой, — кивнул я, лаская её. — Только твой, любовь моя.

— Я увидела… она показала… смотри.

Я поднял голову. Перед нами возникло видение. Молодая женщина с тёмно-рыжими кудрявыми волосами лежит на больничной койке и тяжело дышит. Ей показывают ребёнка.

— Девочка, Маргарита. Поздравляю. — говорит медсестра. — А где же папочка?

— Он… Дарон Флейм… — тихо-тихо сказала женщина, коснувшись щёчки младенца.

— Дарон? Странное имя. Такого в коридоре нет, он не приехал?

— Он… лорд…

— Что?

Маргарита без сил откинулась на подушки. Медсестра быстро позвала врача, а ребёнка уложила на маленькую постельку, и попросила коллегу увезти накормить, пока матери плохо. Женщина лет тридцати шатаясь катит ребёнка по коридору, ей навстречу идёт другая. Кроватки сталкиваются и меняются местами несколько раз.

— Ты чё?! — накинулась первая.

— Заткнись! — шикнула вторая.

— Что происходит?! — рявкнул пришедший врач. От шума дети стали хныкать, а мужчина принюхался. — Я не понял, почему перегаром пахнет?!

— Да мы просто…

— Цыц! Где чьё дитё?

— Это Маргариты Стар, — сказала первая медсестра, придвинув к себе ребёнка.

— А эта — Наталии К…

— Точно? — врач присмотрелся, перебив. — Не дай бог узнаю, что детей перепутали.

Он пошёл в палату Маргариты. Медсёстры посмотрели друг на друга.

— Они точно наши? — напряглась вторая.

— Ну… да? Ладно тебе, не перепутали же мы детей. Наверное.

Видение размылось. Я был прав… Софу перепутали в роддоме с другой девочкой. Я посмотрел на булочку. Она стояла, поджав край губ.

— Я настоящая дочь Дарона Флейма, — тихо сказала она. — Родная. Он правда мой папа.

— Это же прекрасно.

— Да… только мне немного обидно, что меня растила не моя настоящая мама. — она неловко усмехнулась. — Вместо меня в детский дом попала менее везучая бабёнка.

Я обнял её. Софа вздохнула мне в грудь и посмотрела в глаза.

— Рафи, эта женщина из Раскола… она не уйдёт просто так.

— Я знаю. Но сейчас она ушла. Вернулась в каньон, откуда выйдет нескоро. И нам с тобой тоже пора вернуться, моя любимая.

— Я боюсь увидеть кучу убитых Флеймов. И папа с Вердом… и Рирз… что, если и ты мёртв?

— Я не умру, Софочка. Не сегодня, — улыбнулся я.

Она улыбнулась в ответ, сильно меня обняв. Тьма вокруг стала трескаться, а мы куда-то проваливаться, держась за руки.

— Рафаил! Софит, ау! Народ, вы не могли умереть, вставайте!

По ушам бьют чьи-то разговоры. Я понемногу вспоминаю, что произошло, и открываю глаза. Ярко светит солнце, а надо мной склоняется Фейлн.

— Проснулся! — обрадовался он и сел на меня, обняв.

— Фейлн… слезь… — прокряхтел я.

— Нееееет.

— Софочка, солнышко моё, открой глазки, — причитал лорд Дарон, приподнимая дочь. Посмотрел на меня. — Слава богу, ты жив. Вы вдвоём засияли ярче солнца и ударили по дракону, а потом взяли и свалились. Я уж перепугался, что вы умерли!

— Мммф… — застонала рыжая. Она тяжело открыла глаза. — Папа?

— Да, да, это я, моя…

— Папа. — перебила Софа, обняв его тучное тело. — Мой папа. Родной.

Тот аж потерялся.

— Милая?

— Ты был прав, — шептала она. — Моя мама — Маргарита Стар. Рыжая и кудрявая. С маленькой светлой родинкой на плече.

Дарон застыл. Зажмурился и крепко обнял дочь.

— Я люблю тебя, папочка.

— Я тоже тебя люблю, доченька моя. Моя бусинка, моя искорка, София… моя София.

Не будь у меня лютой мигрени, я бы прослезился, это слишком трогательный момент. Софа потянулась ко мне свободной рукой и тоже обняла. Над нами стояли ничего не понимавшие Рирз и Фейлн, где-то вдалеке матерился на живые трупы Верд, ругались незнакомые мне выжившие Флеймы, а солнце светило поразительно ярко для пяти часов. Время чая. Желательно с бергамотом и булочкой. Милой, слезящейся рыженькой булочкой.

Прошло чуть меньше месяца. После нашествия теней, как выяснилось, лорды Холдбист и Глейгрим выжили, их держали в плену. Оба совершенно ничего не помнили о том, что от них хотели и что с ними делали. Софочка способствовала тому, чтобы между её и соседней династиями воцарился мир. Во всяком случае, Фейлн больше не называл Глейгримов трупоедами. Всё семейство вернулось в Файрфорт, откуда Дарон быстро выдворил людей Зейира, а самого его отдал королевскому суду. Крейд стал вторым по значимости лордом в их землях, Рирза Софит назначила своим личным камердинером, наплевав на то, что обычно у девушек-леди их не было. Меня же оставили при дворе, только уже не как лекаря, а, как выразился лорд Дарон: «Очень подходящего моей дочери кавалера, который не раз спасал её здоровье и жизнь. И мою тоже. И да, со свадьбой не затягивайте, я тут о внуках подумывать стал». Да, об его намёки порезаться можно. Одним словом, он признал меня молодым человеком своей дочки, и даже не хотел убить, когда видел, как я на неё пялюсь. Ну, почти не хотел. Не успел.