— Слушайте, ладно, сейчас я вам всё объясню. Я просто… я… нет, я не боюсь, я только… мф, я наебал Холдбиста, кинул его и сбежал. Ну и как бы он обиделся. Сильно.

— А если не секрет, как ты его наебал? — с нервной улыбочкой спросила Мэхиген.

— Ну мы должны были вместе дать леща Варфайрам, а земли поделить, но я как бы рассказал им обо всех его планах, и мы вдвоём его нагнули.

— Зачем?! — возмутилась Софит. — Ты же… так, стоп, а с тобой что? — она перевела взгляд на Мэхиген. — Ты тоже что-то натворила?

— Хех… мы с его сыном снюхались, и когда он собирался захватывать власть, я… я любезно рассказала о его планах всем династиям и убила его сынка.

У Софы аж руки опустились.

— То есть, наша семья дважды нагнула Рогора Холдбиста?

— Да, — стыдливо сказали Флейм и Мэхиген.

— Да из-за вас… да вы… вы… вы двое…

— Тихо, не ругайся, — мягко сказал ей Дару. — Тут отец рядом.

— Я вас убью, идите сюда оба!

— Я научу пользоваться молниями, а если ты меня убьёшь, то всё, пипец! — выпалила Мэхиген, зажмурившись.

— А я… а я… я твой предок, без меня тебя бы не было, так что прояви уважение! — попытался защититься Флейм.

— Я тебя первого и прибью, — Софа полезла драться. — Жужелица хитрожопая, покрышка лживая, скумбрия!

— О, точно, скумбрию хочу!

— Ты издеваешься?!!!

— Софа, пожалуйста, не надо! — Дженна потянула её за руки от Флейма. — Тише, успокойся…

— Да из-за этих двух опарышей меня чуть не убили! Дядю Крейда чуть не съели! Пусти меня, я их нагну!

— Милая девочка, — Первый подхватил милую девочку на руки и чмокнул в лоб. — Ну ладно, не ругайся. Я всё порешаю.

— Пусти меня!

— Зачем? Мне нравится тебя трогать.

— Рафи, убей его! — захныкала Софит. — Дару, сломай ему лицо!

Флейм усмехнулся и кинул девушку так высоко, что я испугался, что она головой о люстру ударится. Рыжая булочка взвизгнула, а когда её поймали, она схватилась за плечо и шею прародителя и сглотнула.

— У тебя что-то хрустнуло, — сказала она.

— Я долго спал, кости затекли.

— Ну всё, спусти меня, я тебя сломаю.

— Не сломаешь, — он поставил Софит на пол. Чмокнул в щёку. — Булочка.

— Хватит!

Ревновать к предку девушки нормально или нет? Вернее даже не ревновать, а беситься, что он к ней лезет? Я сделал глубокий вдох, слушая возмущение Софит и ответы Флейма.

— Чё ты тогда к Дженне не пристаешь?! Или к Амнерис с Брианой?!

— А мне нравится, — ухмыльнулась Мэхиген. — Пусть продолжает.

— Вот! — Флейм прижал к себе за зад блондинку.

— А мне нет!

— Я к ним не пристаю, потому что они мне не нравятся. Не обижайся только, — сказал он Дженне.

— Я переживу, — усмехнулась Форест.

— Женщина должна быть полной, — со знанием дела говорил он Софе. — Румяной, от неё пышит здоровьем, и с хорошим аппетитом.

— Ах, это прямо про меня, — посмеивалась Мэхиген. — И про тебя, а, Софит?

— Цыц!

— Зачем женщине быть худой? Полнота делает её красивее, мягче, нежнее и женственней. Она ведь не должна воевать и носить тяжёлые узкие доспехи, она должна просто быть красивой и вдохновлять на подвиги мужчину.

— Мгм, а дети?

— Ну если до них дойдёт, то да, и дети. Хотя мне кажется, что без детей было бы лучше.

— Погоди, если это так, как ты стал основателем рода?

— Эм… — он улыбнулся. — Влюбился. В четверых. А потом сбежал к пятой и растил ребёнка с ней.

— В см… ах ты бабник!

— Я не бабник. Я любвеобильный. Я бросил своих бастардов, и мне не стыдно.

— Ну ты и…

— У любви недолог век, если хочешь знать.

— А у ответственности?! Господи, мне очень жалко женщин, которые на тебя повелись и залетели.

— Можно подумать, они страдали! Я не воспитывал бастардов, но голодать и бедствовать им не давал, так что не надо.

— Подведём итог: ты кинул Холдбиста, разосрался с Глейгримами, бросил четверых, ЧЕТВЕРЫХ женщин со своими детьми, чтобы вырастить одного с пятой. Ты мудак.

— Зато счастливый.

Чуть погодя он увидел Рирза. Взвизгнул и собрался было убегать, но свернул в сторону тренировочного зала, в дверях которого не так давно застряли Верд и Софа. Нетрудно догадаться, что Флейма ждала та же участь. Застрял он боком, и когда его нагнали Софа, я и Рирз с Дару, последний начал ржать.

— Вхахв, второй раз! на том же самом месте.

— Уйди от меня! — размахивал рукой Первый, пытаясь отогнать Холдбиста. — Не подходи, я тебя спалю к хуям!

— Я тебя где-то видел, кажется, — рассуждал брюнет. Улыбнулся. — Да, точно! Это же ты их Первый, я тебя помню! Мне было только десять, когда мы встретились. Ты ещё напился у нас дома, а потом стал лапать служанок.

— Пошёл вон, псина!

— Кто? — Рирз в момент оказался перед ним и оскалился.

— Сука, твоё счастье, что я застрял, — ворчал Флейм, стараясь вылезти.

— Давай ты потом его нагнёшь за «псину», — вмешалась Софочка. — Его вытащить надо.

— Сам виноват, нефиг было так жиреть.

— Да я тебя… да ты… да мне…

Теперь ясно, откуда у Флеймов склонность к оскорблению короткими междометиями во время злости и исчерпания словарного запаса.

— А что, я не прав? — ухмыльнулся Рирз. — Когда мы виделись, ты был куда стройнее. Примерно как он, — брюнет показал на смеявшегося Дару. — может даже поменьше.

— Заткнись ты!

— Серьёзно, зачем ты столько ешь? Ты ведь правда очень толстый. Даже нет, толстый скорее Верд, а ты жирный.

У Флейма дёрнулся глаз.

— Нельзя так людям говорить! — Софа отпихнула Рирза в сторону и взяла за руку Первого. — Ты не жирный, ты просто… просто… просто. Вот. Втяни пузико пожалуйста, я попробую тебя вытащить.

— Отойди, — он отвёл девушку в сторону, прицелился, и пальнул в Холдбиста потоком огня. Тот едва успел отскочить. — Ргх, промазал.

— Стоп! — встрял я. — просто втяни живот, давай, мы тебя тащим.

Он что-то проворчал и втянул. Особо это не помогло. Софа приобняла его.

— Больно?

— Жить буду.

— Принеси масло, — попросила она Дару.

— Вхух, ща, ща… ахах, подожди…

— Да блин, Дару! Если ты худой, это не значит, что ты можешь ржать над всеми, кто в проходе застревает!

— В том-то и дело, что я не худой, — смеялся он. — Ладно, всё, иду, ахах.

В общем, облив маслом живот и спину Флейма, мы его таки вытянули. С горем пополам. А потом он стремительно помчался давать пизды Рирзу, пока тот убегал и дразнил его. Софочка же и я пришли в её покои, где стали тискаться. Она повалила меня на кровать и обняла живот.

— Мой, — она гладила мне пузо мягкой ладошкой. — Только мой.

— У меня странное чувство возникло, — задумчиво сказал я, приобняв ватрушку.

— Какое, сладенький?

— Ну когда к тебе Флейм приставал, я… у меня мелькнула мысль, что… как сказать…

— Ты приревновал? Милый, я же только твоя, а он мой дальний родственник. Я люблю тебя, мой пончик.

— Да нет, я немного не о том. Мне просто подумалось, что я… что я недостаточно толстый.

Она странно улыбнулась и засмеялась. Я же стал краснеть.

— Не обязательно надо мной смеяться.

— Я не над тобой, сладенький… хих, просто это так умилительно выглядит. Иди ко мне, мой самый вкусный тортик, — она поцеловала меня. Потом прошлась пальчиками мне по щеке. — Раз уж ты подумал об этом… то да, надо срочно это исправить, тебя маловато.

— Тебя не смущает, что я и так почти полторы сотни вешу?

— Во-первых не сильно. А во-вторых, если так подумать… меня всё равно твоё здоровье беспокоит… а на диете я тебя видеть не смогу…

Она вздохнула, а следом и я. Потом я улыбнулся.

— Я придумал.

— Что, милый?

— Давай так, если я дойду до ста пятидесяти, то остановлюсь. Если будет больше, то похудею.

— Уверен?

— Мне слишком нравится быть твоим толстым мальчиком, — тихо сказал я, поцеловав её щёчку и положив маленькую ладошку на живот.

— Мой ты кругленький мягонький шоколадный рулетик, — улыбнулась Софочка, обняв мне живот и поцеловав. — Я люблю тебя, Рафи.