– Что случилось? – спросила Антия и не узнала своего голоса.
Ардион вздохнул. Выпрямился, отряхнул руку, обернулся:
– То, что убило моего отца, прошлось по всему Ашх-Анорну. Ладно, что здесь стоять… пойдем посмотрим, что снаружи.
Антия вышла за ним на лестницу, с трудом подавив желание схватить Ардиона за руку. В мире, который изменился окончательно и жестоко, ей хотелось почувствовать опору. Ступеньки, которые вели из башни вниз, были покрыты такой же серой пылью, как и пол в башне, и Антия увидела человеческие тени на камне стен. Они были похожи на рисунки, набросанные буквально в несколько штрихов, но их наполняло таким страданием, что хотелось кричать.
Те, кто был здесь, приняли мучительную смерть. Антия чувствовала ее дымный запах.
Вместо двери на улицу в стене красовалась дыра. Они вышли в парк, и здесь Антии сделалось еще хуже. Воздух был наполнен запахом гари, под которой вились знакомые сладковатые нотки гниения. Сыпалась листва – мертвая листва с мертвых деревьев. Кругом царила прозрачная тишина – казалось, на сотни миль вокруг никого нет.
– Где мы? – спросила Антия. Они прошли по дорожке среди деревьев, и она никак не могла избавиться от неприятного жжения между лопаток, словно кто-то оценивающе смотрел ей в спину и прикидывал, для чего она может пригодиться.
– Это Тахшет-Такхеван, – ответил Ардион. Его голос прозвучал спокойно и ровно: так мог бы говорить оживший механизм, и Антии не хотелось думать о том, что сейчас на душе у ее спутника. – Последний оплот людей на севере. Когда-то я тут жил, но мне это место никогда не нравилось. Вот оно и умерло.
Дорожка вывела их к изящной лестнице, сбегавшей к маленькому пруду, и здесь Антия снова увидела прах и тени. Вот отпечаток на ступеньках, вот тающий оттиск на неровных камнях дорожки. От воды тянуло тухлятиной – круглые листы водяных лилий почернели, их головки напоминали крошечные сжатые кулаки. Мелькнуло белое брюхо мертвой рыбины. Они остановились возле маленькой скамьи, Ардион устало сел и спросил:
– Что ты чувствуешь?
– Гниение, – ответила Антия. – Смерть. Здесь все испорчено. Все умерло.
Он кивнул, соглашаясь. На дорожку перед Антией бесшумно опустился коричневый лист – кленовый, изъеденный чернотой, загнувший зубцы, словно пальцы. Она с трудом подавила в себе желание оттолкнуть его.
– Я никогда такого не встречал, – признался Ардион. – Но оно здесь повсюду. Давящая злая сила… Ты можешь как угодно относиться ко мне и к моему отцу, но мы никогда не хотели просто разрушать и делать живое неживым. А то, что сюда пришло, как раз этого и хочет.
От башни донесся шелест, словно по траве двигалось гибкое змеиное тело. Ардион поднялся, рванул Антию за руку в сторону деревьев и, прижав к себе, выдохнул:
– Не шевелись. Замри.
Перед глазами Антии мелькнула полупрозрачная завеса, и она вдруг почувствовала себя такой же – размазанной, стертой, невидимой. От брони Ардиона веяло холодом, и Антии показалось, что она слышит, как в глубине бьется его сердце.
Ардион закрыл глаза. Они слились с растрескавшейся корой и пожухлой травой, стали тенями, превратились в невидимок. А невидимки не вопят от ужаса – когда Антия увидела, что именно вышло к пруду, то закусила губу, чтобы не заорать.
Существо было высоким – пожалуй, выше Ардиона – и настолько худым, что казалось двумерным. Тонкие руки спускались ниже колен, такие же тощие ноги с грубыми нитями мышц под серой кожей оканчивались мясистыми раздвоенными ступнями. Бугристое брюхо охватывал тяжелый золотой пояс с круглыми бляшками – насколько могла видеть Антия, они были покрыты какими-то значками. Но самым жутким была голова: серая, безволосая, шишковатая, с узкими прорезями глаз, она словно покоилась на трех толстых жгутах, которые утекали в шею и плечи, – и голова эта крутилась, дергалась, тряслась, словно ее обладатель пытался взять след.
«Учуял! – заорала паника. – Он вас учуял, он знает, что вы здесь!»
Антия стиснула руку Ардиона так, что пальцы хрустнули. Он обнял ее крепче, и Антия с облегчением поняла, что Ардион спокоен, просто непробиваемо спокоен, и серый урод уйдет ни с чем. В Ашх-Анорне было много странных и необычных созданий, но от того, кто сейчас остановился возле пруда, так и веяло ненормальностью. Он был чужд этому миру, но хотел лишь одного – присвоить и изменить его.
Голова снова дрогнула, прорези глаз налились оранжевым. Чужак издал прерывистый щелкающий звук, и из-за деревьев к нему присоединилось еще трое таких же. Обменявшись щелканьем, вся компания двинулась обратно в сторону башни, и Антия подумала, что им страшно повезло добраться сюда незамеченными. А ведь шли-то, как на прогулке, говорили, не таились…
– Все как будто в дымке, ты заметила? – негромко сказал Ардион. – Небо в тучах, солнце не проглядывает. Они не любят солнечный свет.
– Наверное, – откликнулась Антия. – Что нам делать?
Ноги заныли – хотелось бежать, спасаться, скрыться от тех, кто смог сокрушить Солнечного кормчего и оставил от людей только прах.
– Пойдем дальше, – откликнулся Ардион. – Я должен понять, сколько их… и сколько нас.
Захотелось вернуться в пирамиду. Обжигающе, остро захотелось. Вернуться, лечь на постамент и погрузиться в прежний сон – сил на это хватит.
Ардион отогнал эту мысль с негодованием и злобой. Его отца убили. Его мир разрушали. Он никогда не оставался в стороне.
Запах Дохлого моря появился прежде, чем они вынырнули из норы в пространстве. Море погибло много веков назад, но вокруг него всегда была жизнь – правда, она носила криминальный характер. В водах Дохлого моря хорошо было прятать мертвецов, а на берегах обстряпывать мутные делишки вроде варки наркотических зелий – иногда полиция близлежащих земель совершала рейды на поселки и хутора, которые лепились к берегу, но от этого не было особенного толку.
Антия схватила его за руку, чтобы не упасть. Они стояли на берегу, бурая вода набегала на белый песок, и тишина была настолько густой, что Ардиону на мгновение показалось, что он слышит шум крови в ушах.
Налетел ветер – скользнул сальными пальцами по лицу. Антия всхлипнула, но не заплакала.
– Это Дохлое море? – спросила она.
– Оно самое. Вон там поселок. – Ардион указал на запад и побрел по едва заметной тропинке среди мертвой травы. Грязно-серые стебельки покачивались на ветру, тучи висели низко-низко, и на всем лежал зернистый отпечаток безжизненного сумрака.
Эти уроды были явными иномирянами. В Ашх-Анорне не было никого похожего; шагая по тропинке, Ардион пытался понять, откуда они взялись, и не находил ответа. От иномирян веяло голодом и смертью – он и сейчас чувствовал их тяжкий замогильный дух, хотя кругом была тишина и пустота. Ни души.
Отец убит. Ашх-Анорн захвачен и разрушается.
«Долго же я спал», – угрюмо подумал Ардион, и Антия тотчас же спросила:
– А кто там живет? Я думала, возле Дохлого моря нет жизни.
Он усмехнулся:
– Ее здесь очень много. В этом поселке, например, обитают джайпсы. Народ-изгнанник, который славен в основном наркоторговлей.
Антия нахмурилась. Ардион вдруг уловил какой-то далекий шум, похожий на пульсацию, которая зарождается в чаше с водой, если рядом с ней размеренно стучать ладонью.
– Я, кажется, понимаю, почему их не арестовывают, – откликнулась девчонка. – Делят доход с полицией и здешней властью.
– Верно. Иногда устраивают показательные рейды, кого-нибудь не слишком расторопного сажают за железную дверь, на этом дело и кончается. А вон там, дальше, есть дорога в Хан-Шекен и Антувар. Посмотрим, кто сейчас по ней ходит.
Поселок джайпсов встретил их безмолвием, и это было неправильно. Не брехали лохматые рыжие собачонки, которые всегда заливались лаем, стоило постороннему появиться в этих краях, не квохтали бесчисленные куры – единственное мясо, которое джайпсам позволяли есть древние традиции, не голосили чумазые дети, которых тут всегда было больше, чем кур. От тяп-ляп построенных домишек не поднимался печной дым, не пахло едой, не слышно было разговоров. Они медленно побрели по улочке – ветер трепал пестрые лохмотья, развешанные на веревках, за грязными растрескавшимися оконными стеклами царил сумрак, и Ардиону все время казалось, что кто-то смотрит ему в спину – он ощущал чужой взгляд, словно огненную точку между лопаток.