— Никогда не понимал, почему люди завидуют? Ведь твоя жизнь она самая лучшая, — начал Миша, — в такие моменты сидишь и думаешь: Где-то там суета начинается, а тебе тихо и спокойно, вся твоя суета это трава, которую ветер колыхает да мухи.

— Если так глубоко мыслить, то взаимоотношения людей превратятся в механизм и ты потеряешь прелесть быть человеком. — Философствовала Соня.

Начало её фразы было совсем не почтительным его концу, что вогнало Михаила в раздумье, он решительно ничего не понял, но и досаждать спутницу вопросами не стал.

— Да, с людьми и правда стало трудно общаться, временами я думаю, может это я трудный, а не они? — Риторически продолжал Мишка.

— Ты и в правду трудный, — с ухмылкой отвечала Софья, — чем голову себе морочишь? Не нравиться человек, значит не общайся, всё просто! — Заключила Соня, широко улыбаясь, оголив свои белые зубы.

— Если так устроен мир, то я согласен. — Смеясь, заключил Мишка.

Он налил еще по одной кружке какао и продолжил наблюдать за восходом.

— Я кстати нашел рецепт своего счастья, шли дождливые дни и я был в депрессии, а сейчас, как по волшебству, чувствую себя очень довольным.

— Это естественно, солнце способствует выработке серотонина в организме. — Пояснила Соня.

— Всё-то ты знаешь!

— Ну а ты, в самом деле, как вчера родился. — Повернувшись к Мише и обнимая его за плечо, отвечала Соня.

— Ничего не вчера, кажется, я это уже слышал где-то, — отстреливался Михаил, — как-нибудь бы устроить свою жизнь так, что бы проводить так утро или вечер каждый день.

— Ну, тут ты, конечно, размечтался, глупыш, важные дела тоже нужно решать, иначе никак. Но участить такие посиделки можно, потому-то я и намекала тебе вопросами, где бы ты хотел жить, — продолжала Сонька, — сейчас начнутся холода и снова эта грусть, прятки от мороза и прочие прелести нашего климата, я бы хотела в теплые края.

— Нам только по семнадцать, куда ты так торопишься? — Заворчал Миша.

— А думать надо уже сейчас!

— Сейчас я ничего не хочу думать, хочу наслаждаться моментом. Вот видишь дерево?

— Ну.

— Вот ты смотришь на него, а оно в эту секунду растет. — С довольным лицом проговорил Михаил.

И четыре юных глаза уставились на высокий тополь, будто и в правду пытаясь уловить взглядом процесс прорастания. Для уставшего ума любая глупость услада. Покинем на некоторое время этих прекрасных юных мечтателей, ибо таково решительное требование повествования и заглянем в дом Калагереевых.

Да простит мне мою оплошность читатель, я до сих пор не назвал фамилии Романа Захаровича, это ни в коем случае не тайна, а всего лишь рассеянность автора. В то воскресное утро Роман Захарович, живший по глупому графику «работа-дом-работа», подбирал галстук к синему костюму. Супруга молча кормила кота. В квартире царила тишина, но тишина для посторонних ушей, для жителей этой квартиры был чётко слышен металлический скрежет шестерен огромной машины, название которой супружеский брак. Всякий раз, когда я думаю об этой семье, я не могу найти те самые точки соприкосновения, существование которых до этого года оба супругов не смели ставить под сомнение. По какому-то непонятному распорядку Гера покидает дома, а на замену ей приходит Эрида. То, что женщина делает из мужчины человека — это факт неоспоримый, как и то, что также ловко она может его полностью разрушить. Но, ни того ни другого Оксана еще пока не торопилась выполнять. Она погрузилась в раздумывания, где сплошь фигурировали только догадки, толи любовница молодая толи работа встала каким-то образом на первое место. А может это и временно, думала она, все мы люди и все мы совершаем ошибки, а иногда из них выходит что-то чудесное. Также она твердо понимала, если бы семья была счастьем для человека, то это была бы семья с большой буквы, чего сейчас о них сказать никак нельзя. Никогда не болейте людьми, от них нет лекарства. И даже если бы сбылась мечта всего человечества — рождаться старым и глупым, и по мере взросления молодеть и обретать разум, то всё равно ситуации в семье Калагереевых избежать не удалось. Т. к. их возраст средний и при любых векторах развития человека они бы находились на одной и той же стадии. И вот когда галстук был подобран, не вспомню уже какой, наверняка тот же, что и вчера, Роман Захарович поспешно удалился из дома. Оксана смотрела в след до тех пор, пока дверь не захлопнулась. После накинула легкий плащ взяла сумку и на полминуты задумалась у двери, глядя на ключи от автомобиля. То были ключи мужа, он никогда не водил свой автомобиль. Роскошный, белый, немецкий седан простаивал неделями во дворе, изредка Оксана садилась за его руль, чаще Сонька воровала ключи, чтобы посидеть с Михаилом или в одиночестве, слушая музыку. Приняв решение о пешей прогулке, она открыла дверь и вышла, кот пришел провожать хозяйку, самодовольно вылизываясь после плотного завтрака. Оксана прогулочным шагом, будто первый раз в этом городе направлялась в сторону проспекта N, там она повернула направо и остановилась у пешеходного перехода. Желтые листья пронеслись у ее ног, будто играя в догонялки, друг за другом. На разрешающий сигнал светофора Оксана не сразу начала движение, она смотрела на него, но не видела. Юноша, пролетевший мимо на велосипеде, заставил её опомниться и поторопиться через дорогу. Покинув главный проспект города S, она более не выполняла никаких маневров, продолжая идти прямо. Дойдя до свежевыстроенной высотки, она подошла к последнему подъезду и позвонила в домофон. Высокомерное, невозмутимо спокойное «Кто там?» прозвучало из динамика домофона.

— Это я. — Ответила Оксана Владимировна.

— Ой, доченька, заходи! — Прозвучало сквозь помехи и дверь разблокировалась.

Роскошная, стальная белая дверь была уже открыта. Она скрывала от глаз соседей невероятно дорогостоящее убранство этой квартиры.

— Чего не позвонила, знаешь же, что не люблю незваных гостей. — Томным тоном цедила женщина, сидя в комнате на большом бежевом кресле.

— Прости, забыла. — Снимая туфли, ответила дочь.

— Входи, ну как ты? Рассказывай! — Начала беседу мать.

То была статная, роскошно одетая, умеющая себя держать как барышня высшего света, женщина шестидесяти двух лет. Вдобавок ко всему вдова. Отец Оксаны полтора года бился с опухолью головного мозга, увы, силы были не равны. Он оставил в наследство своей жене адвокатскую контору, которая как нефтяная вышка приносила неисчислимые доходы матери Оксаны.

— Да помаленьку, вот, шла в салон и решила к тебе зайти. — Продолжала Оксана.

— Я по одному твоему виду вижу, что что-то не так.

— Тебе никогда не казалось, что папа тебе изменял? — Спросила Оксана очень аккуратно, будто преодолевая минное поле.

— Ах, вот оно что, ну я тебе говорила, не выскакивай ты за этого козла, у него в глазах все видно, что он там из себя представляет! — Подняв чуть выше тон, проговорила мать и отвернулась в сторону с недовольным лицом.

— Нет, всё совсем не так, как ты подумала, он просто стал какой-то странный…

— Доченька, он не стал, он им и был, — перебила мать, — просто глаза твои постепенно стали открываться, когда уже и дочь выросла, долго же тебе надо было!

— Ну почему так происходит?

— Доченька, единственный настоящий мужчина уже умер полтора года назад, этот твой Рома, он же нарцисс самый натуральный, он никого вокруг не видит, через работу свою все комплексы несет, сажает вон всех виновных-невиновных, он питается этим. Оставь ты его, у тебя есть все средства, чтобы растить дочь самостоятельно. Кстати как там твой салон?

— Да с ним-то всё в порядке.

— Вот и давай не тяни с этим, Сонька уже взрослая она всё поймет, а если сама раскроешь все его похождения, больнее будет, не лезь ни во что, слышишь меня?

— Слышу. — Вполголоса ответила дочь.

— Иди я тебя обниму. — Уже спокойным тоном позвала мама.

Оксана с блестящими глазами подошла к матери и приобняла ее. Мать погладила её по плечу и дала обещание, что все будет хорошо.