Инфернальное гетто для социальных отбросов, застроенное прямоугольным «муравейниками», пробуждало широкий спектр эмоций – от брезгливости до танатофобии. Неглубокие, обычно четырехэтажные дома с песочной отделкой внутри, наспех напечатанные на мобильных 3D-принтерах. Их выкапывали, собирали чуть ли не за сутки, и сдавали в эксплуатацию, не подключив к системе водоснабжения. Селили туда обычно беженцев и потерявших жилье во время войны 22-го года, но также всяких бомжей, бичей, беспризорников, алкоголиков, бюджетников, прочий биомусор. Программа «доступное говно». Согласно статистике, а, как известно, бывает ложь, наглая ложь и статистика, такие районы били все рекорды по криминогенным показателям и индексам несчастья. Почему-то охотно в это верю. Если тебя здесь расчленят по-питерски, то сам виноват. Здесь обитали ребята не из диснеевских мультиков. Три влиятельных «клуба по интересам» поделили столицу Руси на зоны, муравейники находились в юрисдикции комбатантов. Вояки промышляли рейдерством, крышеванием, таргетированным вандализмом и криминалом любых жанров. Контингент состоял в основном из ветеранов различных вооруженных конфликтов последних двадцати лет: Афганистан, Ирак, Украина, Центральная Азия, Западная Европа, Китай. Многие их них являются членами ВОФ – Всенародного освободительного фронта. В войне нет победителей, остаются только безработные и социально-дизентегрированные калеки.

По каким признакам можно понять, что ты находишься именно в 20-х, а не в 10-х или 90-х? Если просто пройтись по безлюдной восточноевропейской улице – никак. Разве что по-хамски брошенные средь тротуаров прокатные электросамокаты и гироскутеры могут пробудить сомнения. От совковой эпохи отличить проще: кондиционеры, пластиковые окна, иностранные корыта. Здесь все тоньше. Надо рассматривать людей, как они одеты, их аксессуары, гаджеты. Мы подшучивали над азиатами, не снимающими медицинские маски, сейчас – все такие. 2020-й не прошел бесследно. Но лучше – заглянуть в их жилища, вот тогда все становится очевидно. Видаки в 90-х, ноутбуки в 00-х, смартфоны и их периферия – в 10-х, просьюмерские девайсы – в 20-х. Биохимические анализаторы, нейропрограмматоры, принтеры для объемной печати, электрогенераторы… А еще док-станции виртуальных голосовых помощников (Siri, Alexa, Cortana), некогда пылесосящих биг дату в интересах третьих лиц, превратившиеся в пластмассовые тыквы. Невзирая на очевидную примитивность этих землянок, додики, облеченные в биотековые полипропиленовые обноски, с полумесяцами и обручами на шеях, напоминающими шейные массажеры, сразу сигнализировали – ты в будущем, чувак, очень ебобовом будущем. Ты не клошар в нестиранном тряпье, теперь ты апсайклинг-энтузиаст! Комбатанты не сильно жаловали эту человекоподобную плесень, но были единственными готовыми принять, понять, простить. Раньше мода ползла до нашей глухомани годами, сейчас – доставляется за наносекунды. Тренды распространяются быстрее, чем когда-то новости о техногенных катастрофах в твиттере. Качество жизни не улучшилось. Просто все неожиданно стали выглядеть стильно. Гибсон говорил, что будущее неравномерно распределено. Но он ошибался. Подобная формулировка подразумевает, что распределение будущего – некий стихийный процесс, но это не так. Прогресс – такая же имитация и профанация, как выпуск очередного Киселева aka Ядерный пепел.

Не постучавшись, так как парадная дверь просто-напросто отсутствовала, я вошел в тесное холодно освещенное помещение на минус втором этаже, больше похожее на самый закопченный по версии «Книга рекордов Гиннесса» берлинский сквот. На стенах нет живого места – они усеяны ценными образцами урбанистического искусства. А вот этот арт-объект подозрительно напоминает творчество позднего Покраса Лампаса…

– А потом они впаяли пять лет колонии шестнадцатилетнему ребенку за то, что тот хотел взорвать здание ФСБ в компьютерной игре. Таким образом спецслужбы учили следующие поколения, что взрывать их здание нужно точно не в Майнкрафте, – Игос, как всегда, развлекал разлоченного iRobo приторными околореволюционными речами.

За те полтора месяца, что мы не виделись из-за моего затворничества, Игос успел забить себе татуировками вторую половину лица – теперь точно выглядел как рэп-фрешмен на стероидах. Нейроанализатор вывел уведомление о добавлении тега в профайл Игоса: [фрик]. Этот парень, чэд со стрижкой цезаря, массивной квадратной челюстью и апатичным блуждающим взглядом, со стороны производил впечатление полного отморозка-дебилоцефала, но при непосредственном контакте неожиданно оказывался приятным эрудированным собеседником, знающим слова «редукционизм», «эгалитаризм» и «автохтонный».

– Ты уже месяц видео не выпускал, – пожурил меня отставник.

– Сорри, с головой погрузился в машинное обучение. Ты знал, что нейросеть различает хорьков и собак по форме ушной раковины?

– А если ухо не попало в кадр?

– Тогда по длине хвоста.

– А если нет хвоста?

– Тогда программа делает заключение об инвалидности животного.

– Ты рофлишь, да?

– Ага, – я, расплывшись в улыбке ехидного блинчика, хотел было протянуть руку, но вовремя остановился. Руки не пожимаем – «эхо ковида».

Помимо нас двоих в полузатопленном плохо освещенном погребе находились: две откормленных быдлинушки, словно из боевика категории Б 90-х, жонглирующих либераторами – пистолетами, напечатанными на 3D-принтере, о технике безопасности они явно не слышали; заряжались два робопуделя – кладдоги aka закладчики, и сумрачный штришок за старым макбуком, будто срисованный с Элиота из сериала «Mr. Robot». Он хоть и похож на Алдерсона, который в свою очередь похож на стереотипного хакера, чем этот челик промышляет по жизни, я не в курсах. Может, занимается ремонтом ноутбуков (крайне маловероятно).

– Архорт, – промямлил я нерешительно, все еще будучи неуверенным, что при посторонних можно произносить это имя.

Игос вопрошающе на меня посмотрел:

– Тот самый?

– Да, невероятно вредная…

– Постой, это телка, что ли?

– Social justice warrior'ов нет на тебя. Мы не в хлеву… менструирующая персона.

– О, ты начал понимать правила игры, правачок. И че, эта персона типа заправляет всем в Панде? Rejected! – он непроизвольно стукнул кулаком по изрешеченной столешнице, словно пережившей три мировые войны. Третьей мировой не было, вдруг чего, хотя это не точно.

Игос, как и все ультраправые, был тем еще сексистом-мизогинистом-шовинистом, видимо, в его прямоугольном расово арийском котелке не укладывалось, что сильная и независимая™ женщина способна основать тайную экстремисткою организацию.

– Бро, все в нашем чате знают, что Архонт – женщина, – неожиданно парень за ноутбуком проснулся. – Вот только насчет возраста мнения расходятся, одни считают, что ей 14, другие, что 33.

– Вы таки промахнулись слегка, – ответил я.

– Кстати, хотел сказать, что через минут пять к нам наведаются незваные «пассажиры». Сколопендры засекли одного киберпса и двух патрульных на минус четвертом этаже. Вошли через метро.

– Похоже, время лутать хоббитов, – Игос изобразил улыбку Джокера и моментально выхватил смартфон из кобуры. Наблюдая за его скоростью печати, невольно вспомнил, что Николай Соболев был чемпионом в клавагонках. У Коли явно появился серьезный соперник. – Ребята разберутся, – он перевел взгляд на меня. – Инфлюенсер ты наш… опинион-мейкер. Выкладывай уже, чего явился в такое пекло, не байки же травить…

– Я хочу вернуть правду людям.

– Как писал Оруэлл, «во времена всеобщей лжи говорить правду – это экстремизм». Получается, ты – экстремист?

– Это цитата-бастард.

Игос, этот двухметровый перекачанный атлант, заинтересованно насупился.

– «Во времена обмана говорить правду – это революционный акт». Так в действительности звучала эта фраза.

– Удивлен, удивлен. Сам понимаешь, среди зетов и альф чтение книг является анахронизмом. Я бы и сам вряд ли бы прочитал что-нибудь серьезнее букваря, если бы не продолжительная отсид…