Илларион ел, слушал и отвечал.

«Нет, я не испытываю неприязни к лисам. Я работал с лисами и людьми, никаких проблем».

«Нет-нет, никакого раздражения, я вообще не мог понять, есть ли в вас волчья кровь. Выглядите как полярный лис».

«Брайко и на рысей шипит, не только на волков. Иногда ему требуется уединение, и он рычит на всех, кто попадается на глаза».

«Да, это плетеный оберег. Заговоренный на благоволение Кароя. Нет, Брайко еще рано носить оберег, он маленький. О детях и омегах заботится Линуш. Потом, когда рысь вырастает, можно получить оберег у шамана. Они разные – для альф, для омег и для бет разного пола. А можно жить без оберега, сейчас многие живут, не веруя в богов-близнецов. Я ездил к шаману-рыси в тайгу. И почти на все праздники носил дары к городским алтарям Кароя и Линуша».

К финалу трапезы Илларион почувствовал себя изрядно измочаленным. Не потому что Славек был наполовину волком, а потому что нельзя быть таким настырным – расскажи ему, как выглядят древесные барсы, объясни, как они живут на заимках. По-разному живут. Как и рыси. Как и люди.

Они ушли, унося запас готовой еды на сегодняшний вечер и день после смены. Брайко все-таки затащил Иллариона в магазин и заставил купить вишневую газировку. Дома выпил чашку, превратился и отправился осваивать двор – там тоже зазеленели кусты, полезли стрелки каких-то цветов на грядках.

Илларион сделал себе чай, уселся на веранде, чтобы не выпускать сына из виду, и задумался. Расспросы Славека всколыхнули таившуюся муть, подняли обиды, надежно спрятанные в тайниках души. Пора было признаться самому себе: в Хвойно-Морозненске он тосковал по Борису, лелеял надежду, что дарс сменит гнев на милость и снова впустит его на заимку. И его, и Брайко. Прощание с царапиной на лобовом стекле ничего не изменило. Илларион скучал по своему омеге. И побег только временно развеял тоску – сейчас снова навалилась.

Другой альфа постарался бы сойтись с омегой-рысью, вытереть воспоминания. А Илларион бережно лелеял каждую крупицу. Как познакомились – машину отправили к заимке во время лесного пожара, чтобы пролить тлеющую подстилку вокруг изгороди. Как он замер, впервые увидев Бориса, спускающегося с дерева вниз головой. Это было так завораживающе, что Илларион потерял дар речи. Ни один рысь не умел спускаться с дерева вниз головой, всем приходилось слезать, нащупывая задними лапами ветки и выступы коры. А древесные барсы разворачивались и пробегали по стволу, завершая спуск коротким прыжком на землю.

А какой у Бориса замечательный хвост! Длинный! В три раза длиннее, чем у Иллариона. Пушистый, темнеющий к кончику, гибкий, усеянный пятнышками. А шуба? Какая прекрасная мраморная шуба! Не то, что рыжие и бурые шкуры знакомых рысей. Никакого сравнения.

Илларион, околдованный красотой дарса, ездил к заимке больше полугода. С осени до весны, пока не был милостиво впущен в ворота в дни Вороньего праздника.

Как они любили друг друга! Борис обманчиво поддавался в двуногом теле, одарял жаркими ласками, а потом, превратившись, гонял Иллариона по участку так, что клочья шерсти летели. И постоянно забирался на деревья и спускался вниз головой – благосклонно выслушивая восторженное мяуканье.

Илларион очнулся от грез внезапно, как будто шилом в бок ткнули.

«Брайко! Где Брайко? Куда он убежал?»

Он выскочил на улицу, завертел головой, выглядывая сына. На ярко освещенном пятачке возле кафетерия было пусто. В конце переулка горели прожектора, разгонявшие тьму над воротами и дорогой к госпиталю. Холодный свет слепил, не позволял внимательно рассмотреть палисадники и заборы, и Илларион, поддавшись панике, побежал. Молча, зигзагами, от одного тротуара к другому, трогая запертые калитки.

Брайко нашелся недалеко от госпиталя. Сидел возле чьего-то забора и увлеченно мурлыкал. Илларион остановился, прищурился и остолбенел. Высокий забор был почти наглухо закрыт железными листами, только внизу остался кусочек из прутьев и колец, через которые мог пролезть некрупный детеныш. Волчонок, лисенок или котенок.

Вот котенок и пролез.

Брайко обнюхивался с маленьким дарсом, шевелившим круглыми ушами. Судя по всему, дети нашли общий язык – Брайко тронул хвост нового знакомца, а тот в ответ коснулся кисточек на его ушах.

Илларион отмер после короткого воя – звука, которым древесные барсы-омеги предупреждали детей об опасности. Маленький дарс подпрыгнул, заметался и упал в неглубокую канаву между тротуаром и палисадником. Илларион сделал шаг, чтобы ему помочь и отпрянул. Омега перепрыгнул через забор, ухватил котенка зубами за шиворот, взмыл в воздух и исчез – как будто и не было.

Ошеломленный Брайко тоже упал в канаву и завизжал. Илларион выудил его из лужи, отнес домой и насильно искупал, не слушая протестующих воплей. За время купания он немного переварил впечатления и распрощался с мыслью, что Борис соскучился и приехал вслед за ним в Ключевые Воды – прыгнувший через забор дарс был мельче и значительно светлее. У Бориса шуба на спине отливала болотным цветом, границы мраморных пятен очерчивали четкие темные линии. У омеги-прыгуна шуба была почти белой, с темными пятнами на лапах и кольцами на длинном хвосте. Прекрасном длинном хвосте. Может быть, даже длиннее, чем у Бориса.

Когда сумятица в голове немного улеглась, Илларион понял, что омега с котенком живут в том большом волчьем доме с гаражом и бассейном, который был ему не по средствам. Надо же, какая странная прихоть судьбы. Или шутка Кароя. Или Линуша. Илларион бежал через всю страну, чтобы забыть дарса, и встретил другого дарса в чужом краю.

«Что делать? Омега был недоволен. Вряд ли я смогу втолковать Брайко, что нельзя приближаться к этому дому. Переезжать? Только-только устроились, рядом кафетерий с вкусной едой открылся, до бочки с молоком десять минут трусцой, в часть и в садик ехать удобно. Что за невезение такое? Неужели прокляли?»

По телу пробежала дрожь. Он вспомнил запах омеги. Приятный, чистый, напоминающий о талом снеге, и, почему-то о библиотеке: тишина, переплетный клей, шорох бумаги. От Бориса пахло пихтовой смолой – горькая противоположность.

Судя по запаху, рядом с омегой не было альфы. И не было давно, иначе Илларион сразу бы учуял противника, с которым придется делить территорию. Ничего удивительного – древесные барсы часто жили отдельно. Может быть, второй отец приедет. Может быть, дожидается мужа и ребенка где-то на заимке. А, может быть, не дожидается, а выгнал вон. Но это Иллариона никаким боком не касается – у него сын, служба и своя жизнь.

Уснуть удалось с трудом, как и встать по будильнику. Илларион отвез Брайко в садик, и привычно успокоился на медосмотре, сосредоточившись на текущей работе. Занятия по тактико-специальной подготовке. Выезд на тушение грузовика – огонь перекинулся на пластиковые конструкции надземного пешеходного перехода. Физподготовка, выезд на возгорание в жилом многоквартирном доме. Теоретическая подготовка – изучение схем деловых центров, планировки помещений и эвакуационных путей. Выезд на угрозу газового хлопка. Выезд на пожар в отдельно стоящем одноэтажном офисном здании. Выезд на ДТП.

Сменившись, Илларион столкнулся с проблемой. Брайко не пожелал гулять в городе и становиться на ноги – воспитатели сообщили, что он спал, свернувшись клубочком на кровати – и замяукал, требуя, чтобы его отвезли домой. Навалились подозрения, что сын собирается проведать своего нового приятеля. И винить его было невозможно. Сосед. Котенок. Как запретить здороваться?

Сворачивая в переулок, Илларион заметил автомобили на парковке возле кафетерия и обеспокоился. Огромный черный джип, белая машина с мигалками, гербом, голубой полосой на боку и надписью «Городской отдел полиции».

«Неужели ограбили? Или драку кто-то устроил? – удивился он, паркуя машину рядом с джипом. – Надо заглянуть, полюбопытствовать. Если все спокойно – просто кофе выпить. И удержать Брайко вдали от соседского забора – хотя бы на полчаса».

Дверь открылась легко. В зале, за столиком, сидели два волка, занимавшие чуть ли не треть помещения. Знакомый полковник помахал им рукой и сказал мордатому детине в мятой военной форме: