– Вот подрастешь, тогда обязательно возьму, – почесывая кудрявый подбородок, привычно вразумлял своим басом Илья, и поглаживал своей здоровенной – как у медведя лапа рукой, небольшую для нее головку сына.
Очень любил Илья Степанович своих детей, да и жену тоже. И хотя суров был от рождения – климат, но воспитывал деток по новому: уговорами – поучениями, без малейшей силы. Ведь его руками, которые с легкостью по полста верст невода да сетей с рыбой, или сработавший многоверстовый ярус – снасть для ловли на живца за день перетягивали; можно зашибить любого. Хотя не мог знать он: о том прогрессивном методе воспитания, что откроет в будущем двадцатом веке, наш замечательный педагог Антон Макаренко. А просто так чувствовал Илья Строгов: со своими родными людьми нужно лаской, а не силой и приказами. Вот и повторял сейчас старательно своему Ване.
– Да я сейчас хочу, батька. – Не соглашался юный Иван Ильич, доедая быстрей своих старших мужчин столь сытный завтрак. Ведь он еще и смышленым рос, и поэтому понимал: голодным его, ну точно никто не возьмет.
– Какая сила остается у работника, у которого желудок забирает все? Когда в поисках съестного тот так сосет, что и трудиться нет мочи. Голод – это не тетка, – так поучал детей, всезнающий отец.
– Ешь лучше, давай добавку положим, – стоявшая рядом супруга, понимая полувзгляд мужа, добавляла горку распаренной каши.
– А то силы не будет, какой тогда с тебя рыбак, – снова упоминал старший Строгов.
– Ведь мы – рыбаки, в основном руками работаем. И мой отец рыбаком был и вам – моим детям, также придется эту лямку тянуть. Тяжелая работа – ничего не скажешь. Но зато голодать никогда не будете. Море Белое – оно доброе, а вот Баренца – сурово бывает. Зато, там всегда улов. Я вас, – он обнял сыновей в охапку, – всему научу, как меня обучала семья ремеслу.
– Главное, хорошо запоминайте, – необходимо не уставать. Никогда! Мне такой наказ дали родичи, и я вам, их внукам – правнукам, завет передаю: Страху не иметь ни перед чем, ни перед кем. Никогда ни от кого не зависеть. И помощи не просить и даже не принимать, если сами предложат. Вот! Ведь если ты просишь у того кто сильнее, автоматически попадаешь в положение униженного и слабого. Так в будущем станешь надеется не на себя лично, а на чью-то стороннюю помощь. Привычка дети – это такое дело…
– Возьмите, батька, – не сдавался несговорчивый Ваня. – Я пригожусь, буду рыбку солить – складывать или еще что на берегу. Костер, просушка одежды…Как прошлым летом, уже помогал вам.
– Это верно, но понимаешь сын, – проговаривал Илья, одновременно понимая, что внутренне уже давно одобрил этот замечательный порыв. Поэтому, даже незаметно кивнул женке: Мол, видела, какой наш северным растет? Работящий, настоящий наследник будет. И продолжил:
– Одно дело, это вдоль берега ходить по Белу морю, а другое – в даль. Мы сегодня далеко пойдем, на месяца два – три где-то. Насолим рыбы и только тогда вернемся. А без улова, не видать нам родного берега. Море наше поле, быть помором – значит жить и кормиться морем. Вот и пословица наша о том же: Была бы рыба, тогда и хлеб будет!
Теперь и старший сын, важно показывая – что он-то уже совсем большой, тоже решил рассказать про весенний тресковый промысел:
– Холодно там и мамки нет. И не видно бывает, куда плывем. Что ты будешь делать? А вот летом, в июле – августе, переместимся на восток – к дому ближе. Тогда можем и взять.
– Да, верно, – поддерживал первенца отец. У нас так заведено:
– На одной стороне – рассудок, на другой – Вера. Пока видны приметы на берегу, плывешь и читаешь одну сторону книги жизни; а когда берег исчезнет, и шторм вот-вот разобьет судно – переворачиваешь, и с другой стороны книги жизни обращается к Николаю Угоднику. Молишься, значит…
Марфа – мать детей и жена, все это время только молчала; сдерживалась – не вмешиваясь в мужские разговоры. Часто вздыхала… Так заведено на Севере: хозяйке без хозяина нельзя. Вот и сориться нельзя. Но всегда глазами подсказывала, когда муж привычным взглядом просил одобрения. Ведь помнил Илья: как тяжело без него будет. И хотя отложил ей приличную сумму денег, на всякий случай – мало ли? Когда он назад вернется? Чтобы хоть не голодала здесь, без него. Ведь она у него не какая-то зубатка – злющая женщина; а самая настоящая – любящая. А вдруг, он вообще не вернётся? Вот и старался поддержать русскую женщину.
Помнил еще: как побегут они по морю на скромных баркасах – в след встанут жены с родными смотреть. Мерзнуть на холодном ветру – согревая теплом своих душ, отправившихся на опасный промысел. И молиться также будут…
– Да верно, возьмем летом. Когда работа переместиться поближе, к Териберке. – Подтвердил Илья.
– Так у нас же надежный карбас: льды его не берут, поднимают вверх. И под парусом я ходил, – все бурчал и бурчал, не собираясь сдаваться младший.
– Нет. Станешь старше, поймешь меня. Не отчаивайся… А пока, я хочу тебя попросить что-ли. Поможешь, своему бате? Я могу на твою помощь рассчитывать? – с невероятно серьезным видом – откладывая в сторону ложку, поинтересовался отец. Удивленный такому резкому повороту, второй сын трижды повторил:
– Да, да, да. – И сразу затих. Непривычно было.
– Ты остаешься старшим мужчиной всего хозяйства. Будешь мамке помогать и защищать, – на ходу придумывал Илья.
– Я заметил, гнус появился амбарный. Надо его изжить. Кошку хорошо кормим, вот она и не ловит. Мамке без тебя справиться. Береги ее, – он протянул свою ладонь и пожал ладошку сына. И тут же, в этом догонял старший – соскочил. Не принято было кушать до и после хозяина дома.
– Хорошо, – соглашался с такой постановкой вопроса Ваня. И не желая так быстро отпускать любимых, вспомнив, что отец всегда говорил в такой ситуации, быстренько предложил:
– Присядем на дорожку?! Ведь не рассвело – время есть. И собака молчит, значит бригада не идет к дому. А присев на лавки, тут же: – Бать, а расскажи-ка историю?
– Только коротко, – согласился Илья. А сам думает: Действительно, что же это артельщики не подходят. Ведь условились собираться на восходе солнца.
– А что короткую? Ведь под парусом и в отлив, быстро и легко бегут карбасы, – как знаток делился информацией Ванька.
– Историю? – задумался Илья, тиская по бокам своих парней.
– Да, – отвечал он Вани, – Быстро можно, вот только легко – редко бывало. Только взяв с собой мужество, можно добиться цели. Веками суровая природа воспитывала в нас характер непоколебимый и стойкий. А также умение везде выживать. Так что, слушай сюда сынки:
– Давним-давно, на остров Шпицберген – на промысел ушла ладья. Под руководством кормчего… кажись Химкова. Но когда судно приблизилось к острову, навстречу двинулся лед и крепко зажал между глыбами. Так, пятерка рыбаков, прихватив с собой запас муки, пороха, мушкет и другое снаряжение; отправилась на землю по льду; памятуя о том, что где-то там, когда-то была старая изба. И поморы действительно нашли заброшенное зимовье, и заночевали в нем. А когда проснулись с утра, то с удивлением обнаружили: вместо льдов чистую воду. Ладьи больше не было… Но они были северные – наши; а поэтому не могли растеряться. Кормчий подбодрил своих спутников, и те принялись за работу. Оказавшиеся в беде мужики, заново законопатили мхом избу, отремонтировали и подготовили печку. Тщательно исследовав все окрестности, обнаружили железный крюк. А сделав из подручных материалов горн, быстренько выковали наконечники стрел и пули для мушкета. Затем, соответственно сделали луки и начали охотиться, добывая необходимое пропитание. А еще, параллельно выпаривали морскую соль; благодаря которой и заготовили мясо на зиму. Постепенно – ведь не портные были; научились разделывать шкуры убитых животных и изготавливать настоящую зимнюю одежду.
В ежедневных заботах летело время и снова пришла зима; когда спасаясь от неминуемой цинги – вспомнив, как это делают все северные народы: стали пить оленью кровь. Так тянулись года и месяцы. И прожили они на острове: целых шесть лет. Наверное, прожили бы и больше, но к Шпицбергену подошел русский корабль, на котором царская комиссия осуществляла опись государственных земель. Каково же было удивление прибывших моряков, когда к ним выбежали заросшие, бородатые – говорившие по-русски братья. Химков договорился с капитаном судна о том, что с острова он заберет не только людей, но и то, что они успели заготовить, пребывая в вынужденном заключении: 50 пудов оленьего жира, 210 медвежьих и оленьих шкур и более чем 200 шкурок белых и голубых песцов.