Тод, выслушав меня, криво улыбнулся:

– То есть ты у нас графиня?

– Да… – я смотрела на него во все глаза.

– И ты все это время скрывала от меня свое происхождение? – его язвительный тон неприятно полоснул по сердцу.

– Я просто не думала об этом… Не считала важным, – я принялась оправдываться. – Ведь я была уверена, что обо мне забыли…

– Но они не забыли? – Тод поднялся и повернулся ко мне спиной, будто собрался уходить.

– Мне плевать на это! Я хочу остаться с тобой! – я тоже подскочила и   подошла к нему. Наш разговор шел не так, как я себе представляла, и реакция Тода на мои откровения тоже пугала. – Ты мне не веришь?

– Не знаю, – он наконец повернулся ко мне лицом. Взгляд его был непривычно жестким. – Слабо верится, что кто-то добровольно откажется от своего титула и денег и останется в бедности.

– Но это правда! – выкрикнула я в отчаянии. – Ты ведь знаешь меня, знаешь о моих чувствах к тебе…

– Докажи, – вдруг потребовал Тод.

– Что? – не поняла я. – Как?

– Стань моей. Сейчас же.

– Ты имеешь в виду свадьбу? Хочешь сбежать? – робко предположила я.

– Нет, я о другом, – он резко притянул меня к себе. – Отдайся мне.

– Ты серьезно? – не поверила я.

– Да, – и Тод впился мне в губы требовательным поцелуем, а затем толкнул меня на топчан.

Я не удержалась на ногах и упала на пыльный мех, а Тод навалился сверху. Я до последнего не верила, что он это сделает. Даже когда он не реагировал на мои мольбы и слезы. Даже когда он силой прижимал меня к топчану, предупреждая все мои попытки сопротивления. А потом меня ослепила боль, и мир на мгновение померк. Слезы хлынули из глаз от осознания того, что сейчас произошло. Что некогда любимый человек со мной только что сделал.

– Зачем, Тод? – сорвавшимся голосом спросила я. – Зачем…

Он не ответил. Молча поднялся и поправил свою одежду. В его глазах не было ни капли сожаления или любви, лишь так и непонятное мне злорадство.

– А теперь можешь возвращаться в свой Лестервильд, графиня, – наконец грубо произнес он, направляясь к выходу и оставляя меня одну, раздавленную и униженную.

– Тод – прошептала я, но он меня уже не услышал.

Не знаю, сколько я пролежала, не двигаясь, впав в подобие транса. Лишь когда в сторожке стал сгущаться сумрак, я заставила себя подняться. Тело дрожало до последней клеточки и плохо слушалось, ломило мышцы и болело внизу живота. Но это было не страшнее той боли, от которой разрывалась душа. Защитная оболочка моего мира лопнула, как мыльный пузырь. Теперь мне не было места и здесь.

Плохо помню, как дошла до своего дома. Окно все еще было приоткрыто, но я направилась к двери. Гейл не заметила моего прихода, возможно, она до сих пор на меня злилась, однако это было сейчас к лучшему. Меньше всего мне хотелось бы выслушивать ее расспросы и упреки.

Я стянула с себя всю одежду, переоделась в ночное и забралась под одеяло. Сна не было, только мысли, мысли, горькие, обреченные, безвыходные. К рассвету боль притупилась, но на ее смену пришел холод и пустота.

А еще я приняла решение. И когда утром Гейл заглянула ко мне, спросить, проснулась ли я и готова ли к отъезду, ответила ей глухо:

– Готова.

После всех сборов в маленьком старом чемодане оказалось много свободного места. Большую часть одежды я с собой не брала, сложила лишь самые дорогие сердцу вещи. Обручальное кольцо еще ночью было выброшено, чтобы ничто не напоминало мне о Тоде. Потом я целый час просидела в ванне, с яростью смывая с себя его вчерашние прикосновения. Жаль, что из памяти и сердца те минуты нельзя было стереть таким же способом.

– Селина, кажется, едет! – заглянула в комнату взволнованная Гейл. Сегодня она надела свое самое нарядное платье, причесалась по-особому и даже подкрасила губы, что вызвало во мне очередной всплеск раздражения.

Я же, напротив, нарочно не принаряжалась, собираясь предстать перед братцем в самом своем обычном виде.

Я вышла на крыльцо ровно в тот момент, когда у дома остановилась карета. Таких роскошных экипажей в нашей деревне отродясь не видели, потому около него в считаные секунды собралась толпа зевак. Я, не желая прилюдно встречаться с братом, вернулась в дом и стала наблюдать за всем из окна. Он вышел из кареты с аристократичной изящностью. Блондин, среднего роста, подтянутый, в темно-сером дорожном костюме и модной шляпе.

«Пижон», – проскочила едкая мысль.

Гейл между тем бросилась к нему, что-то возбужденно заговорила, расчувствовалась, а он улыбнулся и обнял ее, затем что-то спросил, и она махнула на дверь. Они вдвоем направились к дому, а я внутренне подобралась.

– Вот она, ваше сиятельство, – с этим словами Гейл вошла в кухню, где я пряталась. – Наша девочка…

– Селина? – голубые глаза брата засияли. – Это ты? Как же ты выросла, сестренка! Какой красавицей стала!

– Да, к ней полдеревни свататься пробовали, – с гордостью произнесла Гейл. – Но я всех отвадила, не переживайте.

– Ты не хочешь меня обнять, Селина? – брат открыл мне объятия, но я даже не шелохнулась. – Не узнаешь меня?

Я неуверенно качнула головой. В моей памяти образ брата был размыт, да и был он тогда еще совсем мальчишкой.

– Тогда давай знакомиться заново, – он шагнул ко мне и протянул руку. Его открытая улыбка вызывала смешанные чувства: отторжение и радость одновременно. – Я Дэн, твой брат.

Я без энтузиазма вложила свою руку в его, затем быстро отняла ее. Где-то рядом тяжело вздохнула Гейл.

– Ваше сиятельство, можно вас на минутку? – попросила она.

– Конечно, – Дэн окинул меня внимательным взглядом и пошел следом за Гейл.

Я не подслушивала, о чем они говорят, и без того было понятно: обо мне и моей нелюбезности. Ну и пусть… Пусть брат знает, что я не так уж счастлива видеть его.

Они вернулись быстро. Дэн все так же улыбался, а Гейл выглядела задумчивой.

– Ну что? – обратился ко мне брат. – Мы можем ехать? Или тебе нужно еще время?

– Ваше сиятельство, – спохватилась Гейл. – А вы не хотите отдохнуть с дороги? Я, вон, пирогов напекла…

– Нет, Гейл, – он ласково потрепал ее по плечу. – Спасибо, но мы поедем. Если, конечно, Селина готова. Хотелось бы к вечеру быть в Лестервильде. Дорога неблизкая.

– Тогда я вам с собой положу, уж не побрезгуйте, – Гейл засуетилась, а брат вопросительно посмотрел на меня.

– Едем?

Я кивнула.

Прощание с Гейл было мучительным. Мы обе расплакалась, долго обнимались, не желая отпускать друг друга. Гейл пообещала, что непременно приедет в гости, скорее всего, по осени, когда соберут урожай. Я тоже поклялась, что буду навещать ее как можно чаще. Дэн не торопил нас, терпеливо ожидая, пока мы попрощаемся.

– Ну иди, все иди, – Гейл первая взяла себя в руки и подтолкнула меня к карете. – Если судьба, не навеки расстаемся.

Брат помог мне забраться внутрь и сел напротив. Лошади тронулись. Я открыла окно, чтобы еще раз взглянуть на Гейл. Она махала мне одной рукой, а другой украдкой вытирала слезы. Вдоль дороги растянулись соседи, тоже провожая меня взглядами. На повороте, уже на выезде из деревни, я внезапно увидела знакомый силуэт. Тод стоял в сторонке, наблюдая за каретой. Наши взгляды встретились, и он ухмыльнулся. Я резко отшатнулась и задернула шторку. Сердце испуганно билось, словно я на миг вернулась во вчерашний вечер.

– Что-то случилось? – заботливо спросил брат.

– Нет, – мой тон непроизвольно вышел грубым. – Все в порядке. Показалось.

Дэн некоторое время просто смотрел на меня, затем произнес:

– Ты так похожа на маму. У тебя ее глаза. Как ночная фиалка…

Я сжала ладони, комкая ткань юбки. Сделала вдох, и на выдохе проговорила:

– Родители ждут в Лестервильде?

В глазах брата мелькнула печаль, и он отрицательно мотнул головой.

– Наши родители умерли, – тихо ответил потом.

– Умерли? – мой голос дрогнул.

Дэн кивнул.