В то же время вместе с профессором Слизнортом им удалось восстановить лабораторию в подземельях. Гораций, не питавший большой привязанности к ней во время обучения, внезапно для себя открыл в ней талантливого зельевара. Он часто сравнивал её с другой своей любимой ученицей — Лили Эванс. У Гермионы было много общего с матерью Гарри: маглорождённые Гриффиндорки, жадно стремившиеся к знаниям, добрые и самоотверженные, храбрейшие женщины волшебного мира. Сначала это сравнение ей очень льстило, но случайно проронённая Слизнортом фраза всё перевернула в её сознании.

— Лили была просто красавицей, — сентиментально щебетал он, помешивая зелье. — В неё были влюблены многие мальчишки, особенно её однокурсники. Даже Северус, чего уж говорить!

Гермиона чуть не выпустила из своих рук ложку. Позднее это подтвердил и Сириус, и даже Гарри. Именно он пусть и с неохотой, но отдал ей воспоминания Снейпа, в которых его любовь к Лили выглядела чуть ли не самой важной частью истории. Увидев всё это, в голове Гермионы наконец всё стало на свои места: она нашла ответ на вопрос, откуда Волдеморт знал о пророчестве, почему Поттеров решили спрятать, а главное, из-за чего все эти годы Снейп защищал Гарри в противовес видимой ненависти между ними. Северус любил Лили Поттер. Гермиона сочла эту новость крайне занимательной, особенно в контексте того, что между ними произошло. Удивительно, но ревность, вспыхнувшая в ней в первые минуты, очень быстро сошла на нет. Будто бы её так легко подавило какое-то иное чувство. Но какое? Единственное, что она ощущала при мысли о матери Гарри — живой интерес.

Снейп провёл в больнице почти месяц, и за это время Гермиона навещала его каждые два дня. Она интересовалась у целителей его самочувствием и прогнозами. Колмедики снова и снова говорили ей, что его спасение — просто чудо, случившееся благодаря своевременно оказанной помощи. Впрочем, не всё было гладко: Нагайна повредила его связки, отчего зельевару было противопоказано много говорить. Поэтому визиты Гермионы были исключительно в то время, пока Снейп спал. Таким образом она соблюдала рекомендации колдомедиков, а заодно подавляла соблазн выяснить всё о Лили.

В это же время в больничном крыле Хогвартса находился Люпин. Нельзя сказать, что ему повезло больше — если бы не медальон, его бы уже не было в живых. Однако уже через сутки он очнулся и принялся уговаривать мадам Помфри, что он здоров. Гермиона, как раз в это время подоспевшая в лазарет, пообещала ему всё уладить.

— Тебе нужно отдохнуть, — сказала она, заботливо поправляя его одеяло. — Восстановление займёт всего пару дней.

— Я в порядке, — покачал головой Ремус. — Школе нужна помощь. Я вполне мог бы…

— Ох, перестань геройствовать! — возразила Гермиона, но затем смягчилась. — Ты и так чуть не погиб. В твоей благородности никто не усомнится, даже если ещё несколько дней ты позволишь себе просто полежать в постели.

По правде говоря, она жутко перепугалась за него. Несколько раз за прошедшие сутки у него исчезал пульс. Мадам Помфри уверяла, что делает всё возможное, а задержки сердцебиения говорят лишь о том, что его организм старательно восстанавливается. Тогда Гермиона тайно удвоила дозу его зелий, как когда-то сделал для неё Снейп. К счастью, это подействовало.

— Знаешь, я всё чаще думаю о том, что обязан тебе жизнью, — с улыбкой произнёс Ремус, держа её руку в своей. — Тогда в Министерстве ты закрыла меня собой, и меня… Много лет я винил себя в том, что произошло. Я решил, что защищая тебя, я смогу вернуть тебе это долг.

Гермиона тревожно посмотрела на него. Его лицо было хмурым, будто он говорил не счастливом спасении, а о несчастном случае. Неужели после всего, что с ними случилось, его мучала совесть? В этом был весь Ремус — сгусток комплексов, наматывавшихся друг на друга с каждым годом его жизни, с каждым промахом. Он не считал, что его самоотверженность, его храбрость и порой безумное желание защитить тех, кто ему дорог, могут перечеркнуть все его неудачи. Видя его мучения, Гермиона дала себе слово, что она это исправит.

— Что ж, думаю, что долг возвращён, — резюмировала она. — Теперь ты закрыл меня собой и не дал погибнуть. Один-один.

Едва ли этого было достаточно. Люпин отрицательно покачал головой и большим пальцем погладил тыльную сторону её руки.

— Вот уж нет, — усмехнулся он. — Ты дала мне медальон, от которого отскочила Авада.

— А ты дал мне смысл, — перебила его Гермиона и заставила взглянуть ей в глаза. — Ремус, ты дал мне смысл это сделать! Когда ты говоришь, что это я закрыла тебя собой — это правда лишь отчасти, ведь с другой стороны ты защищал меня. Бессмысленно вести этому счёт. Какая разница сколько раз один из нас спасал другого? Важно, что мы оба живы благодаря друг другу.

Она ласково коснулась ладонью его щеки. Кто сказал, что мальчишки когда-то вырастают? Каким бы взрослым Ремус не был, сейчас в своём смущении он ничем не отличался от Гарри или Рона. Разве что пару седых волос, да двухдневная щетина выдавала его возраст. Прилив нежности побудил Гермиону податься вперёд и мягко поцеловать Люпина.

Через неделю мадам Помфри разрешила ему покинуть больничное крыло. Близилось полнолуние, и бедный Ремус был вынужден снова бездействовать. Впрочем, благодаря аконитовому зелью, немного усовершенствованному Гермионой, процесс трансформации стал менее болезненным и Люпин быстро оправился. В том числе и благодаря его стараниям Хогвартс уже в сентябре того же года был готов принять учеников обратно. Минерва, став директором, уговорила его остаться. Впрочем, «уговорила» — не совсем верное слово. Она скорее настояла на том, чтобы Люпин не только остался преподавать, но и занял должность декана Гриффиндора.

Для Гермионы эта новость стала одной из немногих радостей в августе. Казалось бы, восстановление Хогварста, отнявшее у неё столько сил и времени, должно было стать достойной наградой за такие старания. Но конец лета был омрачён тяжёлым и щекотливым вопросом — в самом разгаре были суды над бывшими Пожирателями смерти. В том числе и над Северусом Снейпом.

Доказать его невиновность было непросто. Прямо во время выписки из больницы святого Мунго Снейпа взяли под стражу, и Гермиона не успела обменяться с ним даже парой слов. На допросах он был немногословен, что некоторые сочли свидетельством его вины. Обратных доказательств он предоставить практически не мог. Даже Гарри Поттеру с его безоговорочной репутацией Визенгамот не мог довериться полностью: воспоминания Снейпа могли быть поддельными. Кроме того, бывшие члены Ордена не могли простить ему убийство Дамблдора, что стало основной частью обвинений против него. Живых свидетелей договорённости между ними не было. Заседания суда растянулись на месяц. На слушания вызывали практически всех, кто так или иначе был связан со Снейпом. Гермиона была одним из постоянных участников этого непростого дела.

— Вы утверждаете, что Северус Снейп не сражался в битве за Хогвартс на стороне Волдеморта? — в очередной раз повелительным тоном спросил у неё Кингсли.

По его лицу было видно, что он сам ужасно утомлён этой судебной кутерьмой.

— Очевидно, сэр. Змея порвала ему горло, он был без сознания, когда я оставила его в коттедже «Ракушка», — Гермиона устало вздохнула. — Мерлин, допросите его под сывороткой правды и отпустите человека.

На следующий день она узнала, что суд постановил оправдать Северуса Тобиаса Снейпа после семичасового допроса под сывороткой правды, в ходе которого его невиновность была полностью доказана.

========== Глава 39 ==========

— Это какой-то бред!

Рональд бушевал с самого утра. Эта рыжая буря чуть было не разнесла с трудом отстроенную заново Нору всего от одного письма.

— Успокойся, Рон, — Гарри вновь предпринял робкую попытку утихомирить друга. — Ты ведь понимаешь, что это необходимо. К тому же год — не так уж и много.

— Да куда уж там! — фыркнул тот. — Мы выживали в ужасных условиях, мотаясь по миру в поисках крестражей больше года. Мы выжили во время битвы. Неужели этого недостаточно?!