– Ты даже не представляешь, с какой радостью я избавилась от твоего выродка. Когда из меня его выдернули, я ликовала. Не скучай, Русланчик! – и хищно улыбнувшись, уже громко, для публики произнесла, – Ни одно наказание не сможет искупить все, что ты сотворил!. Как ты мог! Я ведь так верила тебе, так любила!

Охрана увела ее под ручки. Она собирала сочувствующие взгляды и вытирала платочком крокодиловы слезы.

Что чувствует человек, когда слышит приговор суда о пожизненном заключении? Не знаю. К тому моменту я уже был мертв. Осталось пустая оболочка.

Время тянулось медленно. Палач не появлялся. Я не знала сколько времени. Ночь, день или вечер. Хочу есть до тошноты. Живот урчит. Что его так сильно разозлило? Он точно сумасшедший. Бешеный. И я полностью в его власти. В любой момент что-то опять в мозгу переклинит и порешит меня. То, что он способен – не сомневаюсь.

А я сижу на цепи, как собака. Нет. О домашнем питомце лучше заботятся. Его хотя бы кормят. Цепь достаточно длинная. Могу свободно передвигаться по комнате, но к двери мне не добраться. Снять железные кандалы с ноги – невозможно. Выходит, если он не появится, помру я тут с голоду. Медленно и мучительно.

Повернула голову, посмотрела на дырку в стене, от его кулака. Лучше бы и дальше продолжал тут все колошматить. Чем вот это безмолвие. А самое паршивое – это чувство, зародившееся в темных закоулках моей души – мне его не хватало. Могла найти тысячи оправданий, почему жду его появления. Но в первую очередь – хотела его увидеть.

Чтобы дальше терпеть его нападки? Его срывы? Смотреть, как он звереет на моих глазах? Нет, это вне всякой здравой логики. Когда меня запирал Борис, я была готова сидеть, сколько потребуется. Лишь бы не видеть мерзкой рожи. Так почему сейчас все иначе?

Замок щелкнул. Неужели! Появился, снова с голым торсом и в джинсах. Побрит. Темно-каштановый ежик на голове стал еще короче. В руках тарелка и кружка чая.

Подошел к столу. В нос ударил запах геля для душа, а под ним его аромат металла и мускуса. Один вдох и туман дурмана выключил мой мозг.

Удар посуды о полированную поверхность стола. Вздрагиваю. Отвести взгляд не могу. Разглядываю его бесстыдно. Ни капли не смущаюсь.

– Жратва подана, ваше величество, – сейчас выглядит спокойным, ухмыляется иронично. Бешенство прошло? Когда ждать следующий приступ?

– Наконец-то! – встаю с постели, сажусь за стол. Пахнет изумительно. На вид пугающе. Так проголодалась без разницы. Что угодно готова съесть.

Не уходит. Пододвигает стул к стене, садится, облокотившись грудью о спинку. Наблюдает из-под полуопущенных ресниц. Как хищник, караулит добычу. В любой момент готов напасть. Все равно. Сама как зверь голодная. Начинаю жадно есть. Как же вкусно. Ни разу в жизни не ела с таким аппетитом как в этой камере.

– А я думала, ты уже решил исполнить свою угрозу. Обрек меня на голодную и мучительную смерть, – говорю, запивая кашу чаем. Ммм, даже простой напиток у него какой-то особенный получается. Настроение сразу поднимается.

– Так и нарываешься, да? – без злости говорит. Не запугивает. Ноги расставлены по обе стороны от стула, губы изогнуты в полуулыбке. Он завораживает. Что в нем такого, что готова, вот так часами сидеть и смотреть?

– Ах, да! Я еще не отработала, как ты там говорил… воздух… которым дышу… по твоей милости, – продолжаю есть кашу. С каждой ложкой, мне все лучше и лучше. – Так, что если следовать твоей логике, время у меня еще есть.

– Чет ты сегодня раскудахталась, – стальные глаза искрятся. А я осознаю, какой он меня видит. Зеркала нет, но представить могу. Чучело. Почему меня заботит, как я выгляжу? Не все ли равно? Нет. Не хочу такой перед ним быть. – Молча есть не умеешь?

– Умею. Только не хочу. Ты уйдешь, а мне снова взаперти сидеть. Только и остается, что со стенкой говорить, – доедаю кашу, облизываю ложку. Тщательно. Еще бы столько же съела.

Его взгляд моментально меняется. Темнеет. Даже с довольно приличного расстояния ощущаю его жар. Замер. Неподвижный. Мышцы под кожей напряглись. Глаза лихорадочно по мне бегают.

Как его понять? Если настроение меняется каждую минуту?

Отводит взгляд в сторону. Делает глубокий вдох. С виду ничего не изменилось. А воздух как наэлектризованный. Сижу. Пью чай. Наблюдаю. Обводит взглядом стену. Вновь смотрит на меня.

– Чего свои брюлики по полу разбросала?

– А зачем они мне? – пожимаю плечами. – Подарены не с душой. Показуха. Не в них счастье.

– И в чем, по-твоему? – выгибает бровь, смотрит с издевкой. – В женишке твоем? В статусе?

– Пффф, – морщу нос, – гнилое общество и правила отвратные. А счастье в искренности, чувствах, трепетном отношении. Когда жертвуешь всем, только чтобы увидеть улыбку на родном лице, – вздыхаю. Понимаю, я сейчас выгляжу круглой и наивной дурой. – Так в идеале должно быть. Но мир жесток. И вокруг только грязь.

Вздрагивает так, словно я ему нож в спину всадила. Сжимает зубы. Ну все. Ожидается новый приступ бешенства.

– С Игорьком ты чувства искала? – смеется, да так что мороз по коже. Точно маньяк обезумевший. Металл его глаз грудную клетку вспарывает.

– Выбора у меня не было, – чувствую, как в самой злость закипает, словно от него ее перенимаю. – Вот как сейчас, сижу тут. И выбора нет. Насрать всем чего хочу. Безысходность. Что там, что тут. Клетка, какая бы она ни была, всегда останется клеткой, – бью кулаком по столу, со всей силы, так что кости заболели, – Так что, господин тюремщик, нечего говорить, то о чем ты и понятия не имеешь.

– И не жалко его? – смеется. Злость моя, палача веселит. Теперь я еще и клоун для него. – Не горюешь?

– Мне все равно, – отворачиваюсь. Сжимаю ложку в руке. Это ж надо выбесить меня так! – Пристрелил, так пристрелил. Закрыли тему.

Молчит. Долго смотрит на меня. Не вижу, чувствую обжигающий взгляд. Дыхание тяжелое, словно пробежала несколько километров. Ярость вперемешку с этим непонятным диким чувством. С ним я меняюсь, бесповоротно, безвозвратно.

Слышу, отодвигает стул. Встает. Поворачиваю голову, подходит ко мне. Наклоняется, берет мою ногу. От рук палача, перехватывает дыхание. Прикосновение грубых шершавых пальцев тут же отзывается сладкой болью внизу живота.

Снимает с меня цепь. Перекидывает через плечо, как вещь, ненужную, как мешок с мусором. Выносит меня из комнаты. Несет по лестнице наверх.

– Ты можешь меня поставить?! Или хотя бы нести по-человечески?! – мой зад на уровне его лица. Ткань платья не спасает, в местах соприкосновения наших тел все горит огнем.

– Нет…

Злюсь на себя, за свою беспомощность. На свою чудовищную реакцию на палача. Сатанею. В руках все еще сжимаю ложку. И не успев подумать, начинаю бить ею тюремщика в спину. Вкладываю в удары всю свою ярость, горечь, боль.

Он даже не вздрагивает. Хотя в местах моих ударов уже появляется кровь. Несет меня невозмутимо, как будто боль привычное для него состояние. Словно давно у него уже выработался иммунитет.

– Угомонись, – резко ставит меня на ноги. Не удержала равновесия, голова закружилась. Облокотилась о стену. Мы в коридоре. Все обито деревом. Нет этого ядовитого розового цвета. Вполне себе простая и адекватная обстановка. Подходит ближе, кладет руки на плечи, сжимает их так, что круги черные расплываются перед глазами. Еще чуть больше нажима и мои кости не выдержат. Превратятся в пыль. Разотрет их в муку и не заметит. – Еще одна выходка, – сталь глаз прожигает во мне дыру, – И ты пожалеешь, что не размазал твои мозги по асфальту.

Смотрю на каменное лицо. На сжатые челюсти. Вдыхаю его ярость. Понимаю – не шутит. Он способен на все. Тормоза у палача сорвало давно и с концами.

И даже сейчас мне нравится его близость. Боль в плечах смешивается со странными импульсами, разливающимися по телу. Хочу что-то сказать. Возразить. А оказывается, он украл у меня весь кислород. Киваю головой.