– Видел, – отвечает неохотно.

– Где он? Я… мне надо…

Обрывает меня на полуслове:

– Ни черта тебе не надо, Лизок. Как вы зае…ли меня, ты и твой… – осекается. Его имя он старается не произносить. – Документы у тебя? – берет себя в руки, снова спокойный голос.

– Да…

– Отлично. Я позабочусь обо всем.

– Ты и… он вы не можете обойти меня в этом вопросе?! Не забывай, это и меня касается напрямую. Он мне документы передал!

– Идиот, потому что, вот и передал. В этом деле ты будешь сторонним наблюдателем, смирись, – делает паузу, слышу, как сопит, – А еще лучше отправлю тебя с дочерью заграницу. Тут станет слишком опасно для вас.

– Я никуда не уеду, – в голосе стальные нотки. Тут ему у меня не выиграть.

– Лизок, пойми, ты, наконец, – голос мужа смягчается, – Он уже ходячий труп. Его сломали. Там нет ничего человеческого. И вопрос времени, когда пуля его настигнет. А она настигнет. Он это понимает, – вздыхает, – А ты как слепой котенок, тыкаешь в закрытую дверь.

– Сам собираешься на курок нажать? Когда, не нужен станет, – ели бы сейчас стоял передо мной, точно бы пощечину заработал.

– Нет, – вздыхает устало. – Он сам справится. Думаешь, я мало видел таких, как он? За ними смерть ходит. Там все сгорело. И конец у таких персонажей всегда один. Поверь моему опыту, – его опыту я верю, но только не с Орловым. Тут он ошибается, Орлова невозможно просчитать. Даже я не смогла. А ведь была уверена – узнала как облупленного. Он выжил, выкарабкался, не для того чтобы умереть.

Смерть настигнет его только в одном случае – у меня будут веские доказательства – что он мразь конченая. И тогда я заберу его жизнь. Но не раньше, чем докопаюсь до всей правды.

– Мне нужно его увидеть! Один раз. Скажи локацию. Устрой встречу.

– Зачем? Будете трахаться как звери! Как одичалые твари, потерявшие контроль? – даже не видя его лица, ощущаю, как скривился.

– Мне надо прояснить несколько моментов, – игнорирую его высказывание.

– Неужели ты не понимаешь, Лизок, – снова смягчает тон, – Должны же были мозги встать на место за четыре года. Опасен он для тебя. И ты для него. Тебе напомнить в кого ты с ним превратилась? Тебе самой десятка минимум, при очень хорошем раскладе светила. Выбралась. Так живи дальше. У тебя есть для кого.

Знает куда давить.

– Я благодарна тебе за помощь. Но это ничего не меняет.

– Все это меняет. У тебя бы дочь забрали. И сидели бы вы по разным клеткам, друг другу письма строчили, которые никогда бы до адресата не дошли. А потом? Кем бы ты вышла? Благодари судьбу, что целой, выбралась. Что не успел он тебе жизнь окончательно под откос пустить.

– Только ты не учитываешь, что и сам в этом дерьме по горло застрял. Так как ты можешь меня осуждать, за то что хотела того, что и все мы?! – голос срывается, хриплю. Слова мужа отбрасывают меня назад. Заставляют прокручивать картины прошлого по бесконечному адскому кругу.

– Я изначально осознавал, во что влез. А тебя я… и даже он… мы хотим защитить. Без тебя все решится. Тебе что не хватает, а Лиз? – неприкрытая злость в голосе. – Дочь я как свою воспитал. Дал тебе свободу. Ни разу не притронулся. Живу в соседней квартире. Не лезу к тебе. Оградил от проблем. Так какого, ты сама в новую петлю лезешь?

– И я сто раз повторю, что благодарна. Только…

Обрывает меня.

– Нет. Проясним раз и навсегда. Я не знаю где он. Так безопасней для всех. Ты не ищешь. Ты живешь как раньше. Узнаю про твои глупости – отошлю на хрен из страны, – громко фыркает, – Лизок уясни – тебя это дело больше на прямую не касается. Когда будет результат – отпразднуем. Если кто и подставит голову, это буду я, или он, но не ты. Все мы больше к этому разговору не возвращаемся.

Отключил вызов.

Падаю на пол. Отрицательно мотаю головой. Даю волю слезам. Муж во многом прав. Он всегда размышляет рационально, холодно. Все у него рассчитано, по полочкам разложено. В моей ситуации я должна молиться на него. А ненавижу обстоятельства, вынудившие заключить этот договор.

Он воспитывает чужого ребенка, как своего. Принял Маю. И знаю – любит ее. Взвалил на свои плечи меня. Купил смежную квартиру, чтобы пресса думала, что мы просто расширили жилплощадь. Ни разу не пришел секса требовать. В моем положении идеал.

Тварь я, наверное. Раз не ценю помощи. Не ценю заботы. Но он не понимает одного – это уже не жизнь. Только ради дочери существую. И ради той встречи с Орловым, которая состоится. Вопреки всем запретам. Я слишком долго ждала. Слишком долго была без него.

Прошлое…

Она хоть понимает, что творит, сука? Скромная, стыдливая, а яйца без наркоза выкручивает. Вначале думал – играет Савельева. Корчит из себя целку. А там все уже распечатано, и не по одному кругу опробовано. Нет. Реально гребаная девственница.

Выдернул из самой сердцевины гниющего логова, а внутри чистой оказалась. Проверил. Не брешет. А у самого вся кровь в болт ушла. Как подумал, что еще ни с кем, ни разу. На тело посмотрел. Поплыл. Красивая зараза. Ладная. Все при ней. Кожа нежная, тонкая. Соски – сам сок.

Я ее в ванную отправил, чтоб потом нормально отодрать. Чистую. А тут придурок залюбовался представлением. Долго был уверен, профессионалка спектакль разыгрывает. Несколько раз хотел подойти, нагнуть и засадить по самое горло. Сдержался. Не хочу без согласия. Не прет меня по сухому. Когда баба от боли корчится – не мое это.

А вот когда добровольно ноги раздвинет другое дело. Кайфа больше. Хотя изначально с Савельевой церемониться не думал. Все равно смертница.

А она меня своим стриптизом в агонии корчиться заставила. Адскую боль в яйцах тереть. Звонок ее спас. Не сдержался бы я. Тогда только болтом думал. Похоть разрывала меня на части. Даже в клетке такого не было. Спокойно мог без бабы обойтись. Да, хреново было. Но вполне терпимо. Меня другие вопросы куда больше накрывали. Как мразей казнить буду? Как долго сдыхать будет, тварь лживая? Как разорву ее на куски… за моего сына… за мою жизнь…

А тут забыл про все. Надо выдрать ее быстрее и забыть. Все что могу сделать для Савельевой – быструю, безболезненную смерть подарить.

Мобилу прижал к уху, а сам до сих пор ее соски, ее тугую дырку чувствую. Вывод: спермотоксикоз – вреден для мозга.

– Только не говори мне, что Савельева у тебя! – в трубке раздраженный голос Антона. А мне так по барабану его возмущения. Я хочу снова к ней. Залезть в ванную, и понеслась душа в рай.

– А если да, то что?

– Ты себе могилу выкопаешь, и меня за собой утянешь! Ты вообще понял, что учудил? – он на взводе. Беснуется.

– Нетелефонный базар. Встретимся, потолкуем, – отключаю вызов.

Не могу же признаться, что мозг расплавился. Обмяк я, одурел. На бабе чертовой помешался. Успокоиться надо. Мозг на место поставить. Аппарат в штанах усмирить.

Захожу в комнату. Боль в яйцах нестерпимая. Член разрывает. Пытки ничто по сравнению с адским желанием. Перед глазами все плывет. Ее хочу до одури.

Расстегиваю ширинку. Сжимаю болт. Переждать надо. По-любому полегчать должно. Надо бабу какую поехать выдрать. Если в таком состоянии к Савельевой вернусь, разорву ее. Стопор снесет, контроль к чертям полетит.

– Тебе помочь? – даже не слышал, как вошла. Вот что недотрах делает.

Поворачиваю голову. Стоит босая. Мою футболку нацепила. И только одним этим мне со всего размаху по яйцам зарядила. Красная как рак. Стыдливая. Еще одна ее фишка, от которой крышак сносит.

Не видел еще деваху, чтоб вот так краснела. Идет ей заразе. Сразу мое желание на несколько градусов вверх подскакивает. А ведь дальше уже некуда. Лимит. Дальше озверин включу.

Такая она домашняя, уютная, в моей футболке с босыми ногами. Мокрые волосы спадают на плечи, капли воды по лицу, телу текут. Даже не вытерлась. И каждая капля – новый удар по яйцам.

– Помоги, – говорю, а голос, как наждачная бумага скрипит. Поворачиваюсь к ней, рукой подзываю.