Принц вздохнул, слез с едва дышащей лошади и устало побрёл вперед, к возвышающейся вершине.

Если в этой башне не будет златовласой красавицы, то, вернувшись в своё королевство, Принц велит повесить всех бардов и менестрелей - а нечего порядочных членов королевской семьи обнадёживать.

Да и оруженосца таки жалко.

***

Это была самая настоящая удача! Его новая жена - такая красавица, какой мир ещё, Принц был готов поклясться, не видывал!

Нежная кожа белее любого фарфора, зубки сверкают, точно маленькие жемчужины, волосы - само золото, льющееся из её прелестной головки. Глаза были синее любого моря, синее неба, синее красок придворных художников, а уж голосок! Трели соловья по сравнению с этим голоском казались Принцу скрипом телеги, не более. Принцесса - её звали Аврора, что за прелестное имя! - была нежна, точно свежий лепесток розы, смотрела на окружающий её мир широко распахнутыми глазами, а её коралловые губки то и дело округлялись в беззвучном удивлении.

Поражало Аврору всё: от телег и до убранств королевского замка. Аврора ходила по коридорам с высокими потолками, вела нежной дланью по сверкающим доспехам, любовалась узорами мозаик. Принц то и дело слышал её голосок:

- Се красивъ, Принц, такъ красивъ!

- Се такъ странно, Принц! Такъ много злата, зачем оно? Столько железа за злато то обменять можно! Уж лучше ковать мечи, чем такъ сорить.

- Се красивъ, Принц, но, - лепетала она, часто моргая, - где же мой меч, Принц? Уж неужто могёт Принца жена идти безъ меча верного, аки безъ платья верхного?

Принцесса часто улыбалась, будто знала, что её улыбка способна заставить Принца - и половину его королевства в придачу - горы свернуть, реки вспять повернуть, а чужие замки - дотла сжечь. Аврора посылала свои улыбки Принцу, и тот никак не мог наглядеться на блеск её зубов, алые губы, ямочки на нежных щёчках.

- Се красивъ, Принц, но где ж конь мой верный? Неужто могёт Принца жена идти безъ коня, друга дорогого, аки безъ ног своих же?

И были у Принцессы и мечи, и кони, и латы такие, что ни один рыцарь себе и вообразить не мог. Было у Принцессы многое другое: книги, платья, безделушки, блестящие украшения, дорогие картины… но не считала Принцесса, что есть что либо на свете лучше, чем меч, конь и хороший доспех: читать она не умела, искусство презирала (бесполезная трата времени!), украшения она ненавидела лютой ненавистью: мол, с кольцами меча не подержишь, серьги тяжелы для её головы, браслеты звоном своим выдают её неприятелю, а колье и вовсе похоже на петлю висельников. Читать жена-красавица не умела и учиться не хотела, а все военные книги, что так почему-то полюбились Авроре, читал ей старый верный библиотекарь. О платьях же она и вовсе думать не желала, искренне считая, что одной удобной накидки с лисьим мехом ей хватит; к тому же, тех лис она сама на охоте поймала, когда стрелы вошли аккурат в глазницы зверькам.

- Се красивъ, Принц, такъ красивъ! - улыбалась Аврора, глядя на собственное отражение на лезвии своего меча. - Такъ красивъ!

Несмотря на то, что читать Аврора не умела, любимая книга у неё всё же появилась. Эта была старая, пыльная книга с порванными страницами, на которых рассказывалось о старинном Племени, где люди были столь же жестоки, столь и красивы. Аврора часами слушала сухое бормотание библиотекаря, и Принц мог бы поклясться, что иногда он видел в глазах своей красавицы-жены слёзы, что были чище хрусталя. Но, несмотря на всё это, Принц не понимал, почему Принцесса так любит эту книгу. Там описывались обряды Племени, их обычаи, моральные устои. Помнится, после прочтения Принц ещё долго вздрагивал. У Племени было довольно странное поверье, мол, уж если жена сможет своего мужа убить, то себе она забирает не только его силу, его дом и деньги, но и само его обличье, его душу.

Спал Принц спокойно, и, казалось бы, ничто не говорило о его приближающейся погибели: жена была ласкова, солнце одаряло посевы нежным светом, рыбаки исправно вылавливали множество различных рыб в морях.

А одной ночью Принц проснулся от того, что не мог дышать. Что-то хлюпало, когда он пытался вдохнуть хоть немного воздуха, а горло болело так, будто…

- Се красивъ, Принц, такъ красивъ, - улыбалась Аврора, сидящая на его груди.

Она подносила руки к алым губам, слизывала его кровь, радовалась, как ребёнок.

И единственное, что было красиво в этом диком звере - счастливый блеск её синих глаз.

========== Дополнение. Храброе сердце. ==========

Тропы в лесу тихие, глазом людским не видимые.

Птицы не поют, зверьё не рычит, олень головы не поднимает. Изредка слышится скулёж, точно от большой собаки - то волк с волчицей судьбу свою оплакивают.

По лесным тропам не ходи, уведут тебя они далече, назад дороги не найдёшь. Останешься плутать средь высокой травы и колючих, рвущих плоть ветвей.

Троп много, на любой вкус. Приведут тебя и к злату, и к любви, и к смерти. Разум отнимут, жизнь на волоске конском подвесят. Любимого сердце вырвут, кровью упиваться будут, траву на руках его растить, в глаза мёртвые заглядывать.

В лес не ходи - зло там большое, что под медвежьей шкурой ходит. Скрывается днём у самой кромки леса, там, где голоса людские слышны - а ночью уходит далече жизнь других пить, далеко уходит, не по одной тропе. Лапами траву разгребает, землю когтями царапает, деревья одним ударом ломает.

В луну не смотри даже в тёмную чащу - заберёт душу твою, сердце твоё, жизнь твою, оставив тело со звериным духом по каменным долинам бродить да других людей пугать. В луну таких бездушных лес зовёт на тропы свои, и идут мёртвые, одурманенные запахом ночных цветов и примятой травы, идут далече.

А по утрам - глаза свои мёртвые трут, волосы рыжие поправляют, колчан со стрелами надевают, чтобы в лес пойти, где сгинуло народу много, медведем разорванные.

По тропам идут, легко, будто тысячу раз до этого.

А тропы в лесу тихие, костьми устланные.