Неслышно звякнули тяжёлые железные браслеты, когда его руки, испачканные в машинном масле и липкие от колы, накрыли маленькие аккуратные ладошки.

- Она… - рыжий поднял голову, осматривая подошедшего мутным, ничего не выражающим взглядом.

- Она отнесла книгу, - ласково улыбнулся второй, аккуратно гладя пальцы Санни. - Всё скоро закончится.

Взгляд обоих метнулся в сторону палубы, на которой застыл музыкант Мугивар. Сквозь густые зелёные заросли можно было видеть его нечеткий силуэт, освещенный луной.

Рваный вздох Санни рушит тишину.

- Хорошо… это хорошо, хорошо, - он повторил это ещё несколько раз, и каждый был тише предыдущего; второй терпеливо гладил его по голове и шептал что-то успокаивающее. - А что они?

- Почти, - лёгкая улыбка едва тронула бледные губы, - всё скоро кончится, потерпи ещё немного.

В его словах было столько спокойной, хладнокровной уверенности, что рыжий и сам проникся этим стойким ощущением безопасности.

- Это хорошо, - в который раз произносит Санни, двигаясь немного влево, - садись.

Его собеседник аккуратно усаживается рядом, стараясь не касаться Санни даже своим жёлтым мятым дождевиком. Клаубаттерман, лишь раздражённо фыркнув, притягивает к себе сидящего рядом, обнимая его с такой жадностью и острой необходимостью, что тот даже не смеет отстраниться. Поправив жёлтый дождевик, он легко обнял Санни в ответ, пару раз подёргал рыжего за тяжёлые серёжки и затих.

Занимался рассвет.

- Кто ещё… подвержен? - шепотом спрашивает Санни, уткнувшись лбом в хрупкое плечо своего знакомого.

- Музыкант. Принцесса - ты её не знаешь, но она очень хорошая. И ты, конечно.

- А навигатор? - Санни осторожно зарывается пальцами в белоснежные волосы, прикрывая глаза. Его друг не возражает.

- Её… капитан вывел, если можно так сказать, - он смотрит на тонкие ветви деревьев, нежно обмотанные бесчисленными тряпками, полотенцами и даже клейкой лентой.

Всё было предельно просто - Луффи притащил упирающуюся Нами к её драгоценным деревьям и заставил смотреть, как он ломает хрупкие ветви. Девушка кричала, плакала, умоляла прекратить, но Мугивара с жестокостью палача ломал дерево, и каждый треск был подобен взорвавшейся вселенной. В конце концов Нами бросилась на Луффи, но не с кулаками. Девушка обняла своего капитана, умоляя его охрипшим голосом прекратить. И тогда Луффи обнял её в ответ, потом он ей помог вытереть с лица слёзы и аккуратно принялся обматывать ветви тряпками.

- Капитан может.

- Конечно.

- А канонир?

- Усопп? - Санни почувствовал, как его друг вздрогнул всем телом, и обнял его ещё крепче. - Усопп… я помог ему.

- Ты с ума сошёл! - зарычал рыжий, отпихивая от себя разомлевшего собеседника. - Не в твоём положении показываться на глаза людям! Не сейчас, когда доски в морской пучине почти полностью сгнили! Мерри, ты меня вообще слушаешь!?

Мерри только улыбнулся, ведь ему было совершенно нечего сказать. Конечно, показаться на глаза Усоппу было рискованной идеей, но цель действительно всё оправдывала. Даже то, что сам бывший Клаубаттерман Мугивар мог исчезнуть навсегда.

- Прости, - просто отвечает он, неловко опуская взгляд, лишь бы не видеть этих яростных глаз напротив. - Я не думал, что ты так разозлишься.

- Я не злюсь, - предельно спокойно зашипел Санни, стирая с лица засохшую грязь, - я просто не понимаю, почему ты не подумал обо мне, Мерри!?

Мерри думает, что в гневе Саузенд Санни Го разрушителен, точно тысяча штормов и смерчей. И что он быстро остывает, перегорая, как спичка. И вот уже спустя пару минут Санни устало откидывается на один из кустов, и Мерри рад, что духи не имеют плоти - и так сломанное дерево не выдержало бы вес взрослого мужчины.

- Что ты ему сказал?

- Что я его люблю. И что ему совершенно не обязательно быть самым лучшим - я буду любить его со всеми недостатками. Он ведь мой младший братик.

- Принцесса?

- Она связана со всей командой. Спадёт общее помешательство - и она вновь станет собой.

- Ладно, - рыжий отмахивается от готового продолжить монолог парня. - Что с плотником?

- Как только книга покинула корабль, он пришёл в себя. Стыд, злость и необходимость всё объяснить Робин перебороли проклятие.

- А сама Робин?

- Она вкусила запретный плод, - тихо произнёс Мерри, поджимая губы. - Ты же знаешь, что она… почти влюблена в Френки. И после ночи объятий и, - тут Мерри легко покраснел, - ты понял, чего, Френки побежал к ней с извинениями. Это был самый настоящий удар, прямо в сердце.

Санни вздохнул. Робин действовала из лучших побуждений, и, в итоге, сухими из воды вышли почти все, кроме неё самой. Это было так неправиль и так печально…

- Смотри, - прервал его размышления Мерри, легко раздвигая ветви деревьев и указывая пальцем на замершего Брука.

Санни пригляделся. Рядом с музыкантом стоял Луффи.

Луффи дышал размеренно и глубоко, стараясь запрятать скопившееся раздражение и усталость поглубже в самое сердце. Выходило довольно плохо: глаза он зло щурил, кулаки сжимал до хруста и впившихся в ладонь ногтей, дышал часто и резко, будто после марафона. Внутри, в самом зачерствевшем сердце, медленно разворачивалась огненная геенна.

Он был в ярости, самой настоящей. Она то обжигала его, точно калёное железо, то сковывала холодом, будто Луффи попал в зимний пояс Гранд Лайн. Луффи злился на весь мир, а в частности на себя. Просто потому, что не смог уберечь собственных накама, что стали дороже его жизни, от проклятой книги. От отвратительной, проклятой, грязной книжонки, что вытащила на поверхность все их стремления и желания, все мысли и страхи, всё самое тёмное, что вообще было в их душах.

Лучше бы они не высаживались на этот остров, избежали бы многих проблем. Но какой смысл теперь думать об этом? Это всё слишком утомляет, не так ли? Что случилось - то случилось. И если Робин, поддавшись соблазну, принесла из проклятого храма осквернённый молитвенник, то так ведь должно было случиться? В конце концов, они же все пираты. Как нибудь справятся, ведь противник - всего-то! - их собственные пороки.

Самый худший противник, которого можно было бы пожелать.

Робин просто умница, - о, он давно понял её простой, но гениальный план - но она могла бы и предупредить его. Хотя бы как друга, если не как капитана. Книга, которую она недавно унесла, была особенной. Шанкс рассказывал легенды о ней, когда его корабль нежился в прибрежных водах. Книга вытаскивала самые худшие качества человека, и только очень сильный духовно мог ей сопротивляться. И сопротивляющийся получал великолепный бонус - благословение самого Океана. Если выигрывал в битве с собой, конечно.

Луффи закрывает глаза, медленно считает до десяти, вновь открывает. Злость и ненависть всё ещё в его душе, им там комфортно. Они обжились там довольно хорошо, ведь времени со смерти его брата прошло довольно много. Два года самобичеваний и размышлений, ненависти и выдумывания пыток. Два года наедине с самим собой - это слишком много.

Он смотрит на Брука, замершего, точно каменное изваяние. Поборов в себе желание коснуться музыканта, чтобы убедиться, что он настоящий, Луффи начинает говорить. Сначала тихо, иногда переходя на свистящий шёпот, но со всё возрастающей интонацией. Луффи говорит о том, что он чувствовал, когда Эйс умер. О том, на что он надеялся, когда вообще затевал идею с проникновением в лучшую тюрьму Морского дозора. О том, как он боялся остаться совсем один, как чуть не сошёл с ума. В конце Луффи кричит на своего накама, кричит, что он боялся за них каждый чёртов день из тех двух лет, что они были порознь, что он просыпался от кошмаров, где каждый из них умирал в ужасных муках. Он кричит, что чуть не наложил на себя руки, едва очнувшись после бойни в Импел Даун, и что остановила его мысль о них.

Он почти срывает голос, но слова кончаются. Луффи глубоко вдыхает, намереваясь продолжить, но, лишь заметив собравшихся вокруг Мугивар, сдувается, точно воздушный шарик. Каждый из его команды смотрит на своего капитана со страхом и пониманием, каждый готов сделать шаг вперёд и поддержать его. И даже обычно спокойная Робин нервно кусает губы.