========== Азазель ==========

Робин окружало море песка, шепчущегося о вечности. Пустынный остров, на котором не было и следа живого, знойным днём прогревался до самого основания. Идти в сердце этих песков было жарко и глупо, но Робин шла.

Пригодилась сила её фрукта: свить из фантомных рук навес оказалось просто. Солнечные ожоги ненастоящих рук были похожи на щекотку и боли не несли. Ярко-рыжее светило на пустыне небосвода продолжало злиться и жечь ненастоящую кожу.

Зачем она шла вперёд? Куда «вперёд»? Что её зовёт и почему она так упорно, шаг за шагом, проваливаясь в зыбкий песок почти по колени, идёт на этот зов?

Робин почти не удивилась, когда заметила на горизонте скелет разрушенного храма. Его кости-колонны при приближении оказались намного выше, чем она могла вообразить. Идти до руин пришлось долго — пустыня и жар существенно искажали расстояние.

К скелету храма вели изумительно чистые мраморные ступени. Камень был прекрасно отшлифован и не носил на себе ни трещин, ни потемнений. Нереальная белизна.

В сердце у женщины чёрным зверем ворочался страх, и каждую ступень приходилось практически завоёвывать в бое с собственным ужасом. Губы у Робин высохли до корки, навес из рук распался, солнце жгло настоящую кожу.

На то, чтобы преодолеть четыре мраморных ступени, женщине потребовался час.

Храм не сохранил своей красоты. После грабежа и бесчисленных нападений, унёсших за собой все сокровища этого места, осталось только озлобленное на весь мир существо, скалящее свои кости в небо. Усталый путник не нашёл бы здесь тени, паломник — веры, а просящий утешения. Остался только алтарь и его ноша: толстый книжный молитвенник всё также лежал на богато украшенном подносе, точно и не было сотен грабительских налётов.

Робин подошла к алтарю. Мозаика у неё под ногами хрустела и ломалась, как старая скорлупа. Уже нельзя было сказать, что было изображено раньше на полу: птицы? Ангелы? Цветы?

Люди, умирающие в адских муках жертвоприношения?

Рядом с молитвенником стояла крошечная шкатулка, в которой на протёртом бархате покоился человеческий палец. Мясо с него успело сгнить сотни лет назад.

Книга закрывалась на костяную защёлку. Небольшое отверстие прямо говорило о необходимости найти ключ, чтобы вскрыть последнюю преграду перед нутром странного гримуара.

К замку в виде детской челюсти, идеально подошёл ключ-палец от более взрослого скелета. Фаланговые кости были скреплены странным раствором и свободно двигались, как у живого человека. Также двигался Брук: без связок, без мышц и кожи, на одной силе своей души.

Увиденному Робин не удивилась.

С тихим стоном книга открылась. Она звучала, как обычный человек, и её страницы оказались вышиты именно из человеческой кожи. Робин за свою жизнь передержала столько различных книг, что могла безошибочно определить, из чего они сделали: телячья кожа мягкая, козья обладает большой упругостью; хорошо выделанный пергамент мало чем отличается от качественного папируса; келая искусственная бумага, к которой пристрастились дозорные, ощущалась бездушной.

Человеческая кожа самая нежная. Но только не детская, та слишком быстро рвётся даже в самых осторожных руках.

На пальце-ключе обнаружилась гравировка. Символов Робин не знала и не понимала.

Вопреки её опасениям, книга говорила с ней на понятном языке. На страницах молитвенника проступали и исчезали картины прошлого и будущего, настоящее распадалось на миллиарды новых ветвей, и каждая из этих реальностей плодилась и цвела дальше. Некоторые загибались и хирели, другие приносили обильные плоды.

Множество миров, у всех один исток, одна история, вечная, как ничто иное. Дыхание Робин срывалось, она едва могла заставить себя проталкивать ледяной воздух в лёгкие. Её глаза больше не были её глазами: сквозь них на эту реальность смотрели все другие существа, обитающие во вселенной.

Во всех вселенных!

Робин задыхалась и хрипела, а перед её внутренним взором разворачивалась та История, которую она всегда искала. Робин видела, что и как ей стоит делать в будущем, чтобы найти Рио понеглиф, чтобы капитан стал Королём, навигатор написала карту мира, доктор нашёл лекарство… чтобы все они достигли своего предела и ушли в новую бесконечность миров за новыми приключениями и историями.

Но для всего этого ей было нужно дышать. Заталкивать в лёгкие воздух, слишком холодный для знойного дня. Жить, заставлять своё тело работать, качать кровь и потреблять кислород.

Для жизни ей было нужно оторваться от источника этого бесконечного знания и отречься от своей божественной сущности, которую Робин только что обрела. Оставить все миры, все вариации миров без её глаз и внимания, осиротить их без её божественности.

Дышать.

Жить.

Чувствовать.

Забыть всё, что узнала только что.

— Ты — Азазель? — спрашивал молитвенник сотней разных голосов. — Тёмное знание, тайные умения! Ты — это он? Ты знаешь все тайны миров или же ты обычная женщина?

Чтобы закрыть глаза и вдохнуть ледяной и обжигающий воздух, Робин не потребовалось ни капли самообладания. Она не мучилась выбором и не пребывала в раздумьях.

Знания всех миров не стоили и капли горя её семьи.

Молитвенник лежал перед ней, распахнутый и обнажённый. В нём не было тайн и силы, которая наполняла Робин мгновение назад. Это была просто опасная книга, священный фолиант, способный убивать и благословлять одновременно.

Робин взяла книгу в руки. Та оказалась неожиданно лёгкой, словно пыталась понравиться женщине изо всех сил.

Робин знала, что ей нужно делать. Это будет опасно, плохо, зло, она испытает огромное разочарование и боль, её сердце будет разбито без возможности вновь собраться воедино из миллиона осколков.

Книга пахла сырой землёй и плесенью, голова Робин кружилась от этого смрада и собственной безрассудной смелости. Она чувствовала, как в наведённом восторге замирало её сердце и как ледяные искры прошивали её лёгкие. Лишь немного расслабишься, дашь волю этой силе — и вновь соединишься с вечностью и бесконечным множеством миров.

Показывать такое другим было страшно, обрекать накама на страдания — тем более. Но в том всезнании, что жило в голове Робин мгновения назад, не было сомнений: книгу необходимо отнести на корабль.

Её семья… они справятся. Они всегда побеждали своих врагов, так почему же должны проиграть теперь?

Враг хорошо знаком и нет никого более близкого, чем он.

Враг — они сами.

========== Аббадон ==========

Первым это ощутил Луффи.

Робин только подходила к кораблю, а он уже смотрел на неё сверху вниз, неотрывно, как рыбак следит за своим будущим уловом. На щеках у археолога разыгрался нездоровый румянец, возможно, от долгого бега или от той лихорадки, что захватила её ум. И в глазах Нико зарождались и гасли звёзды безумия.

О, конечно, Луффи осознавал, что нельзя пускать археолога на корабль. Лучшим вариантом было бы оставить её на этом проклятом душном острове, точно прокажённую, но Мугивара попросту не смел поступить столь низко: она — его накама, часть его души. А душу нельзя вот так просто отрывать и выбрасывать за борт по кусочку.

Он уже выбросил, больше половины. Вернее будет сказать, что Эйс утащил его душу с собой. Здоровенный такой кусок.

Он отошёл с её пути, получив в ответ улыбку, но не столь благодарную, сколько усталую. И это совсем не вязалось с блеском её глаз.

— Робин, — окликнул Луффи женщину до того, как Нико скрылась в каюте.

Археолог остановилась за несколько шагов до спасительной двери. Замерла, хотя совсем не напоминала мышь перед змеёй — просто ждала, пока Луффи скажет то, что хочет.

— Да, капитан?

Мугивара обдумывал ответ несколько секунд. Спокойствие археолога стало почти ощутимым и ужасно горчило на языке, как и всегда, но это не означало, что всё нормально. Луффи смотрел на тёмные волосы Нико с золотыми крапинками песка в них, и впервые не знал, что ему нужно делать. Столько вариантов, столько путей развития, но это всё казалось слишком неправильным…